Людмила Сергеевна, наоборот, озиралась по сторонам.
По лаборатории нервно слонялся Петров и давал советы милиции.
Псевдосестра лихорадочно листала какие-то бумаги.
Андрей уткнулся головой в стол и не шевелился.
Я подумала: „Если Изольду убил кто-то из лаборатории, то кто это мог быть? В принципе, во всех сотрудниках есть что-то подозрительное. И все очень разволновались. Надо будет посоветоваться с Сергеем. “
И тут как раз из кабинета Петрова появился Сергей и мрачно мне сообщил:
— С меня взяли подписку о невыезде. Меня тоже подозревают. А теперь следователь зовет тебя.
Следователь был в штатском. Он оказался довольно симпатичным, но имел неприятную привычку — пристально смотреть в глаза собеседнику. Следователь был молодой, и наверное, поэтому чересчур серьезный. Он, похоже, считал себя крупным специалистом в криминалистике и знатоком психологии.
Мою речь в защиту Сергея следователь сразу оборвал. И после формально-анкетных вопросов для протокола, спросил, что мне известно об убийстве.
— Только то, что услышала в лаборатории, — честно сказала я. — Я тут человек, практически, посторонний.
Следователь сказал:
— Новый человек иногда замечает больше, чем другие. Может быть, вы кого-то подозреваете? Или вы заметили что-то странное? Как вы считаете, были у покойной враги в лаборатории или нет?
— А если ее убил кто-то со стороны? — спросила я.
— Вообще-то, здесь вопросы задаю я, — солидно произнес следователь. — Но, так и быть, поясню. Я этого не исключаю. Мы ничего не упустим. Но вас я пока спрашиваю только о сотрудниках лаборатории. Или вы знаете о покойной что-то еще?
— Нет, — сказала я. — Ничего не знаю.
И задумалась:
— Попробую сейчас что-нибудь вспомнить.
Наверное, чтобы меня подбодрить, следователь сообщил:
— К счастью, в оранжерее регулярно измеряется температура. Это дало возможность достаточно точно определить время преступления. Убийство произошло вчера около одиннадцати тридцати утра.
Я вздрогнула. Наверное, только сейчас я поняла реальность убийства. До этого все происходившее я воспринимала только отвлеченно — как кино.
А тут я вспомнила. Когда я нашла кокаиновую плантацию, было ровно одиннадцать двадцать — я тогда посмотрела на часы. И значит, убийца находился где-то совсем близко. Получается, как только мы с Людмилой Сергеевной ушли от раффлезии, примерно сразу же там разыгралась трагедия.
Я предупредила следователя:
— Вы только не делайте решающих выводов, но примерно в это время я возвращалась в лабораторию, и оттуда выскочил Андрей с криками: „Я убью Изольду!“ А одна из сотрудниц — не Людмила Сергеевна, а вторая, — перед этим ему говорила, что Изольда ее шантажирует. Я случайно услышала конец разговора.
Следователь удовлетворенно кивнул:
— А теперь постарайтесь рассказать подробнее об этом разговоре...
— Меня интересует объективная информация о вашем сослуживце. А не восхваление и выгораживание.
— Поймите! Сергей не мог убить Изольду! — решительно сказала я.
Следователь махнул рукой:
— Я понял, что в этом вопросе объективности от вас не дождешься. Только не ясно, зачем честному человеку скрывать свое настоящее имя.
— Он не скрывает! — воскликнула я.
Но следователь не стал меня слушать:
— Если вы больше ничего не знаете об окружающих, расскажите о себе. Получается, у вас нет алиби.
Я возмутилась:
— Неужели вы думаете, что Изольду убила я?
— Выводы делать рано, — многозначительно сказал следователь. — Но два раза вы оставались одна! Например, после того, как вы с Чистяковой...
— С кем? — переспросила я.
— С Чистяковой Людмилой Сергеевной, — заглянув в блокнот, пояснил следователь и повторил:
— После того, как вы с Чистяковой расстались, вы могли вернуться к раффлезии и совершить преступление.
Я хотела возразить, но следователь повысил голос:
— Или еще вариант. Вы возвращались в лабораторию, как рассказывали, услышали разговор о шантаже, если он был в действительности, увидели, как Ветлугин выбежал в оранжерею, угрожая убить покойную. И это вас натолкнуло на мысль самой совершить убийство, так как подозрение падет на Ветлугина.
Я не знала, как опровергнуть эти чудовищные обвинения, а следователь увлеченно продолжал:
— Войдя в лабораторию, вы отправляете Лазареву к Чистяковой. Как будто — требуется помощь в сборе ананасов. А сами, убедившись, что Лазарева ушла, быстро возвращаетесь к раффлезии... И совершаете преступление! — торжествующе закончил любитель дедукции.
Я сказала:
— Ваши обвинения абсурдны. Я никого не убивала. А свидетелями не догадалась запастись, потому что не знала, что убьют Изольду!
Следователь усмехался, как будто знал лучше меня — убила я Изольду или нет. Он молчал так многозначительно, что через минуту я не выдержала и опять заговорила:
— Ну подумайте сами! Зачем мне убивать Изольду? Должен же быть какой-то повод! А я ее совсем не знала! Два раза видела в лаборатории. И все.
Следователь молчал. И я тоже замолчала. Я поняла, что зря перед ним распинаюсь. Он уже придумал какую-то версию. И логика до него не доходит.
Я упорно молчала, и следователь, наконец, заговорил:
— Значит, вы утверждаете, что не были знакомы с жертвой. Хорошо. Допустим. А что вы скажете на это?
Следователь, как фокусник, взмахнул непонятно откуда взявшейся фотографией. И приблизил ее к моему лицу:
— Узнаете?
Я замерла. Да, я узнала. Это была моя фотография, которую я подарила Сергею незадолго до нашей командировки. Только теперь фотография оказалась крест-накрест перечеркнута синим фломастером.
В тот раз Сергей сначала отказывался брать фото. Говорил, что Ольга может найти и неправильно понять. А потом взял и сказал, что будет всегда носить у сердца — в бумажнике. Когда в гостинице искали копейку, и я временно забрала у Сергея бумажник, я еще удивилась, почему в нем нету моей фотографии. Но как-то забыла спросить об этом.
А теперь фотография — у следователя. Неужели Сергей отдал мое фото? И неужели он поставил на мне крест и зачеркнул меня синим фломастером?
„Нет! — решила я. — В это я никогда не поверю! Сергей не мог зачеркнуть меня!“
Следователь, похоже, читал мои мысли, потому что сразу же поспешил меня успокоить:
— Эту фотографию мы нашли в столе убитой. Значит, вам отпираться бесполезно. Пока у меня нет улик, но складывается ясная логическая цепочка: вы хорошо знали покойную. И мы, конечно, выясним, на какой почве возник у вас конфликт. Жертва испытывала к вам неприязнь. Но успела лишь перечеркнуть ваше фото. Вы поступили более решительно. И жестоко расправились с жертвой. Экспертиза показала, что убийцей могла быть женщина. Большой физической силы не требовалось... Я дам вам время подумать о чистосердечном признании, И пока оставлю на свободе, взяв подписку о невыезде... А сейчас скажите, можете вы объяснить, как ваша фотография попала в стол покойной?
— Нет, — честно призналась я. — Я не знаю. И меня саму это интересует.
Давно у меня не было такого плохого настроения. Но у остальных оно было не лучше.
Мы сидели в лаборатории и ждали, когда следователь, как обещал, „систематизирует данные и сделает заявление". Я не спросила Сергея про фотографию, так как не хотела, чтобы наш разговор кто-нибудь слышал. Только сказала, что следователь меня тоже подозревает.
В лаборатории почти не разговаривали. Только оперативники иногда перебрасывались малозначительными фразами.
Если не обращать внимание на то, что нервы у всех были напряжены, обстановка была самая подходящая для размышлений.
Я постаралась сосредоточиться и подумать, кто мог убить Изольду. К тому же, я оказалась заинтересованным лицом. Если убийцу не найдут, а следователь решит доказать, что убийца — я, мне будет трудно доказать правду, так как алиби у меня, действительно, нет. На следователя надежды мало. Очень уж ловко он выдвигает беспочвенные обвинения.
Я попросила у Людмилы Сергеевны бумагу и ручку.
И надолго задумалась.
Так как экскурсий в этом комплексе оранжерей не бывает, то сначала у меня получилось три варианта: или убийцей был кто-то совершенно посторонний, случайно убивший именно Изольду. Или кто-то из лаборатории. Или кто-то из знакомых или родных Изольды, который убил ее на работе, чтобы запутать следы.
Так как я ничего не знала о родных и знакомых Изольды, а тем более -о посторонних убийцах, я решила пока рассмотреть версию, что убийца — кто-то из сослуживцев. Тем более, что все они были здесь, потому что следователь временно запретил выходить из лаборатории.
Твердо я знала лишь одно, — что Изольду убила не я. Что бы ни говорил следователь, я пока, как говорится, в здравом уме, и еще осознаю свои поступки.
И конечно, убийца — не Сергей. „Хотя, — закралась неприятная мысль. — Почему я так в нем уверена? “ Он появился из оранжереи весь ободранный и грязный. Пришлось даже утащить белый халат...
Я посмотрела на грустного Сергея и сразу раскаялась. Мои подозрения столь же нелепы, как и высказывания следователя обо мне! Я тоже поцарапалась в кустах. Поэтому грязь и царапины не должны вызывать подозрений. Сергей не мог убить Изольду. Если я не буду доверять даже ему, то кому вообще тогда доверять?
Я облегченно вздохнула. Подозреваемых осталось всего пятеро. Я вспомнила фамилии, которые называл следователь, и для удобства переписала подозреваемых:
1. Ветлугин — это Андрей.
2. Чистякова — это Людмила Сергеевна.
3. Лазарева — это псевдосестра.
4. Петров — завлаб.
И, спросив у Людмилы Сергеевны недостающую фамилию, дописала:
5. Муратов Альберт Леонидович — заместитель Петрова.
Конечно, любой из них мог быть убийцей. К тому же, всех фактов я не знала. Поэтому решила подозревать каждого по очереди — в соответствии со списком.