— Так, так, государь! — похваливал колдун. — Верно, верно! Кто они тебе? Они тебя похоронили. Ты наш. Ты всегда был наш. Ты давно знал, что ты наш, и непременно вернешься домой.
Так, так, думал Востромырдин. Верно, верно. То-то меня все с души воротило там жить: и то не так, и это не этак. Вот в чем все дело. Я там все равно что по ошибке, и никому ничего не должен...
Он продолжал маршировать взад-вперед. Потом остановился, чтобы провозгласить нечто важное, да осекся: до него дошло, что все это время по стенам двигались какие-то гибкие шланги, каждый из которых заканчивался прозрачной линзой. Линзы как бы следили за каждым шагом короля.
— Что это? — грозно спросил Востромырдин.
— Ах, это... — пожал плечами Эндустан. — Это, надо тебе знать, самоцветы-охранники. Они отводят от августейшей особы любые злоумышления. Если на тебя, паче чаяния, бросится изменник с кинжалом, так тут же, на месте, и упадет, сраженный магическим лучом. Они, эти камни, во дворце повсюду, так что твоя жизнь вне всякой опасности...
„Чеши, чеши, старый черт! — злобно мыслил Виктор Панкратович. — А я-то уши развесил, тоже хорош гусь! Слушал этот бред, ладно, сам не ляпнул чего-нибудь такого, хотя он меня явно провоцировал... Конечно, это проверка: понаставили везде японских скрытых камер и ждут, что я склонюсь к измене! Наши, небось, сидят и хохочут надо мной в этих идиотских шароварах и сапогах! Не член ЦК, а Портос какой-то или король Махендра... Ох, а я же еще с этой шалавой переночевал... Теперь придется каждым шагом своим, всей жизнью доказывать, что не купился и не прельстился... Баба — вздор, простят, а вот если бы я что думал ляпнул! Что же я сказать-то собирался, идиот? Это же шестьдесят четвертая! Жесток, жесток секретариат, да ведь с нами иначе и нельзя..."
— Ну вот что, — сказал он решительно. — По этому вопросу подготовить кратенький рефератик страничек этак на двести в трех экземплярах, и утром подать мне („Посиди, посиди, мымра ученая! Другой раз врать не будешь!"). Товарищу канцлеру вернуть уши немедленно! („С ним договориться можно, он мужик исполнительный. А этот, зараза, академик Сахаров нашелся!"). А сам изволь обратно в перья и к себе, на насест! Распустились тут, едрена-зелена... Мы тоже в государственных тайнах кое-что понимаем!
Он чуть было не похвастался покойником-тестем, но вовремя удержался. Эндустан Умудрившийся несколько офонарел от такой перемены, но покорно вернулся на посадочный знак, сгорбился, оперился и полетел на место постоянной дислокации. Уши канцлера совершенно самостоятельно вывернулись из бархата и снова, будто бабочка, устремились к хозяину.
— Ты суров, но справедлив, государь, — заметил обрадованный воссоединением канцлер. — Нельзя ученым людям потачку давать: сейчас на шею сядут и ножки свесят. Они, видишь ли, чародеи наши, от жизни у себя в башнях оторвались, ничего не соображают. Правильно ты его трактовал. Я даже рад, что ничего не слышал, у меня от его речей голова болит.
— И ведь даже икру, подлец, метать не может! — воскликнул Виктор Панкратович.
— Не может, государь! — засмеялся Калидор Экзантийский.
Очень довольные согласием, они покинули башню и проделали давешний путь над пропастью в подземелье. На этот раз большую часть дороги пришлось подниматься, но Виктор Панкратович, казалось, не замечал усталости. Только что он избежал великой опасности — он, почти полномочный представитель ЦК в этой дикой и варварской стране. Он вовремя среагировал, оперативно пресек вражескую пропаганду и агитацию. Теперь он все тут приведет в соответствие с директивами.
Плотно пообедав — или уже поужинав — он велел гнать в шею всех развратных девиц, что и было с недоумением исполнено. Да, во всех королевских покоях были эти самые штуки, надо ухо держать востро. Канцлер Калидор быстро сообразил, что король желает всех поставить на место, и старался, чтобы его собственное место было как можно повыше. Потом Виктор Панкратович вызвал пред свои очи начальника стражи Тубарета Асрамического, своего вчерашнего собутыльника, и долго распекал его за тут же выдуманное нарушение формы одежды. Бравый усач тоже все понял и приуныл, пообещав усилить бдительность. Король в ходе выволочки неосторожно помянул по-русски тубаретову матушку, отчего немедленно раскололась каменная столешница, а сам Тубарет втянул голову в могучие плечи, ожидая горшей участи, но государь сменил гнев на милость и даже хватил с ним на сон грядущий стопочку полюбившегося напитка, и Тубарет удивлялся, почему для этого надо прятаться за шторой.
Цели были ясны, задачи определены. Перед тем, как удалиться в свою холостяцкую опочивальню, Виктор Панкратович призвал к себе придворного портного и долго объяснял ему, что такое галстук и как должны выглядеть три составные части костюма-тройки.
Глава шестая
Внизу все оказалось не так, как виделось сверху: скала, с которой отважно прыгнули полковник и капитан, нависала над их головами и находилась по отношению к земле под углом градусов в сорок пять. Можно было разглядеть даже окаянный балкончик без перил.
— Как же мы не разбились? — спросил Шмурло. Деряба пожал плечами.
— Не судьба, — объяснил он. — У вас в конторе что-нибудь про восходящие воздушные потоки слышали?
— А назад-то как? — не унимался Шмурло.
Вместо ответа Деряба подпрыгнул и замахал руками, надеясь взлететь. Потом повторил попытку.
— Система ниппель, — сказал он, так и не полетев. — Я-то думал, как сюда, так и обратно.
— Думал, думал, — проворчал полковник. — Попали неведомо куда, без денег, без документов, без оружия...
— Да, макара-то жалко, — согласился Деряба. — Он, понимаешь, как гиря стал, чуть меня не утянул... Айда поищем, может, не расплющился. Ну, полкан, вернемся мы без слесарей — как объясняться будем? Мне-то все равно, а у тебя представление скоро. Ха, вот они, ихние ботиночки!
— Ты по-какому это говоришь? — тихо и с ужасом спросил полковник.
— Тум-тум? — не понял капитан.
— Зам тум-тум, кан потерянь? — спросил полковник.
Они поглядели друг на друга с недоверием, переходящим в ненависть.
„Вот ты и открылся, гад!“ — подумал Степан Деряба, а вслух сказал:
— Дун кан ортобех, сочара!
— Бим сочара! — парировал полковник и сделал шаг назад.
Деряба подумал и почесал белые кальсоны.
— Кулдык, — надумал он наконец. — Двисти тум — двисти дрюм. Рыло си Гидролизный вав-ва така утартан. Бабака, полкан! Калан десанта неа бултых!
— С тобой-то как раз и пропадешь, — ответил Шмурло на неведомом, но хорошо понятном языке. — Лезет, понимаешь, куда не просят.
— Ты бы спасибо сказал, что здесь не зима, — укорил Деряба. — В общем, решение было оперативное, но не до конца продуманное. Слесаря пьянее нас, и то пошли с полной боевой выкладкой. Кстати, следы-то!
На сером грунте, кое-где поросшем совершенно черной травой, тут и там виднелись рубчатые отпечатки роскошных слесарских ботинок.
— Осматривались, — определил Деряба. — Пора бы и нам сориентироваться на месте, заодно и макара поискать.
Он поглядел в небо. Небо было серое — не затянутое тучами, а просто серое, низкое, какое бывает на Крайнем Севере и в районах, к нему приравненных. Посреди неба помещалось здешнее солнце, белое, как лампа дневного света.
— Макухха! — кивнул полковник на светило. — Стой, откуда мы этих слов нахватались?
— Жить захочешь — любой язык выучишь, — неопределенно отговорился капитан. — Гипноз какой-нибудь.
— Как же гипноз, когда мы никого подозрительного еще не видели? — не поверил Шмурло.
— И хорошо, что не видели, — сказала Деряба. — Мы с тобой, полкан, должно быть, зомби. Ты же всякие спецпроверки проходил? Проходил. Я тоже. Вот они нам этот язык в головы и вложили.
— Кто — они?
— Твое начальство, не мое. Да ты под ноги-то поглядывай, поглядывай!
Поглядывание под ноги дало-таки результат. Сам пистолет, правда, не нашли, зато нашли место, куда он упал. Упала же кобура с такой силой, что от нее осталась только дырка в земле соответствующей конфигурации. Деряба стал разгребать руками податливый грунт, но скоро убедился, что провалилось его личное оружие очень и очень глубоко. Капитан отряхнулся и пошабашил.
— Я и голыми руками управлюсь — мало не покажется. А мы пойдем по следам слесарей. Догонять на всякий случай не будем: мало ли на кого они напорются здесь, а мы остережемся. Они у нас будут и преследуемые, и боевое охранение разом.
— Степан, — жалобно простонал Шмурло. — Ты хоть отдаешь себе отчет, куда мы попали?
— А куда надо, туда и попали! — уверенно сказал Деряба. — Ты, полкан, белого света нс видел. Много на земле странных мест, оглянешься — батюшки, не на Марс ли . меня занесло, из самолета-то не видно, куда сбрасывают.
— Самолеты на Марс не летают, — с глубочайшей убежденностью заявил полковник.
— Так тебе и сказали, что летают! Летают, наверное, втихушку, базы там есть, опорные пункты... Вот попал я однажды — случайно, заметь — на одну точку. Завязывают мне глаза медицинским бинтом...
Полковник Шмурло на всякий случай заткнул уши, чтобы не узнать лишней секретной информации, а когда разоткнул, Деряба уже закончил преступный свой рассказ:
—...и рожа вся зеленая, и вместо рук прутики. Вот так-то, а ты — Марс, Марс...
— Кулдык, — сказал Шмурло. — Ладно. Куда идти-то?
— Да они вроде вон в тот лесок направились. Не нравится мне этот лесок, мы в него сторожко пойдем: ты впереди, а я сбоку. Нехороший какой лесок, стволы белые, листья черные... И птицы не поют...
— Сейчас тебе соловьи с воробьями прилетят, — ядовито заметил Шмурло.
— А ты ножа не взял? — с надеждой спросил Деряба.
— Взял! — неожиданно согласился Шмурло, но показал вовсе не на нож, а на часть себя самого.
Деряба только развел руками.
На подходе к лесу Шмурло заартачился идти вперед, хотя под ногами была хорошо протоптанная дорожка.
— Чего боишься? Я же сбоку прикрывать буду, — уговаривал Деряба. — Слесаря тут спокойно прошли, а вот и колея! Да, тут телега ехала запряженная, копыта какие-то странные только... Что-то они тяжелое везли...