Одну из своих бесед Учитель посвятил теории Дарвина.
— Допустим, — сказал Учитель, — что Бога нет и никогда не было, мир полон обезьян, и обезьяны наполняют его смыслом и оправдывают его существование. Однако наступает такой день, когда одна из обезьян меняет некоторое свое качество и переходит в иное состояние: прыгала по деревьям, упала, и приобрела увечье, некоторую особенность, которая послужила толчком к дальнейшему ее изменению в потомстве, вплоть до того момента, когда она становится человеком, и — как частный случай, например, Чарлзом Дарвиным.
Ровно ничего не меняется, если мы представим себе ту же ситуацию несколько по-другому: мир полон увечных обезьян, они прыгают по деревьям, но одна из них срывается, падает, и в результате удара избавляется от врожденной ущербности, и в дальнем потомстве превращается в человека, который, в частности, мог бы носить английское имя Дарвин.
По некотором размышлении мы будем вынуждены внести уточнения в наши рассуждения, ибо нам трудно представить, чтобы молодая, здоровая, полноценная обезьяна вдруг грохнулась с дерева, и тем самым приобрела новые ценные качества.
Даже если всё происходило именно так, мы вынуждены предположить, что приблизительно в одно время две обезьяны разного пола и способные к деторождению, рухнули вниз, пусть даже с разных деревьев, утратив при этом какое-то прежнее качество, либо приобретя совершенно новое, и составили пару, которая произвела потомство, унаследовавшее приобретенные признаки родителей, что привело в дальнейших поколениях к возникновению человека, который, в принципе, мог оказаться Дарвиным.
Но при таком рассуждении в наших допущениях будет содержаться изъян, ибо в описанной ситуации род человеческий закончился бы на втором или третьем поколении увечных обезьян, что делает необъяснимым факт существования известного английского ученого.
Даже для того, чтобы возникло третье поколение увечных обезьян, нам потребуется дождаться, чтобы с дерева грохнулась хотя бы еще одна пара — дабы не допустить кровосмешения, что, конечно, несколько продлит наш эксперимент. Поэтому было бы разумно, не теряя времени, предположить массовое падение обезьян разного пола, увечья, размножение и так далее, вплоть до рождения в Англии прелестного мальчика по имени Чарли, что будет означать конец нашего эксперимента.
Должен сказать, что какое-то смутное ощущение, а, может быть, просто опыт, присущий людям моего возраста, подталкивает меня к изменению условий эксперимента. Я представляю себе девственный лес, мощные деревья с крепкими растопыренными сучьями. Я представляю себе интеллигентных людей, группами и по одиночке сидящих на этих сучьях. Они едят бутерброды, пьют кофе и разговаривают по-английски. Через некоторое время часть из них, прыгая с ветки на ветку, скрывается в чаще, и без особого труда можно предположить их дальнейшую судьбу: они постепенно изорвут об сучья свои фраки и галстуки, одичают, пристрастятся к бананам и утратят привычку изъясняться хорошим английским языком. Пройдут годы и годы, они превратятся в обыкновенных обезьян.
Что касается остальных, то за них я спокоен: они спустятся вниз, вернутся в свои дома, и заживут по-прежнему, своими привычными делами и заботами. И через некоторое время никто из них не вспомнит об этой странной привычке влезать на деревья и жить на ветвях. А через много лет у кого-то из них родится отдаленный потомок, мальчик Чарли, будущий великий Дарвин.
Однако, если вы были достаточно внимательны, у вас должен был возникнуть вопрос, который легко устранить, если ввести в наш эксперимент дополнительное условие. Ибо независимо от того, имеем ли мы мы дело с обезьянами, которые падают с веток, или с интеллигентными людьми, прыгающими по деревьям, для того, чтобы всё это могло произойти, нам не обойтись без Божьей воли, а следовательно, и без Бога.
Один из учеников сказал Учителю:
— Я читал в разных книгах о существовании закона единства и борьбы противоположностей. Следуя вашему правилу, я пытался зрительно представить себе действие этого закона в жизни, однако все мои попытки закончились ничем.
— О, это очень просто, — сказал Учитель. — Представь себе пожилую женщину в виде молодого мужчины, тело, душа и помыслы которых не просто тождественны, но являют абсолютное целое, и будучи неразделимы, они постоянно наскакивают друг на друга, обмениваясь плевками и ударами в знак беспредельной любви. Как только ты сумеешь это представить, вопрос теряет смысл.
— Время от времени в мир, — сказал Учитель, — приходят такие люди, появление которых приводит народы в движение. Не случайно люди знают имена Цезаря, Македонского, Наполеона и многих других. Никогда движение народов, кем бы оно ни направлялось, не обходилось без жертв, и реками крови отмечены эти эпохи. Но и те, кто направляет народы, никогда еще не кончали благополучно. Смерть торопится избавить мир от таких вождей, и земля не всегда принимает их кости.
Люди воспринимают такие события в жизни народов как грандиозные, исторические, и испытывают перед ними благоговейный ужас, не будучи склонны вникать в их причины. Если же найдется человек, который сможет не торопясь и спокойно рассмотреть эти явления и этих героев, он увидит, что люди, неспособные распорядиться собой, всегда стремятся распорядиться другими. Но не умея распорядиться копейкой, можно ли с толком истратить миллион?
Были, впрочем, и дни, когда Учитель проявлял невероятное упорство в нежелании понимать вещи для всех вполне очевидные. Так однажды он резко высказался против существования закона, согласно которому количество переходит в качество.
Объяснил же свое несогласие он следующим образом:
— В свое время я хорошо знал нищего, который в удачные для него дни покупал стаканчик-другой семечек. Жил он довольно долго, и после его смерти у него в каморке обнаружили более десяти мешков этого продукта. Но видит Бог, сколько бы он их ни накапливал, они так и не превратились ни в ветчину, ни в черную икру.
— Нет никакого сомнения,— сказал Учитель, — что иногда бывает очень приятно выкурить сигарету. Однако курить сырые сигареты, какие у нас обычно бывают в продаже, да еще и в закупоренной комнате не слишком-то приятно. Не намного приятнее курить сухие сигареты в тесной и душной, как у нас обычно случается, квартире. Даже если вы выйдете на свежий воздух, и у вас в руках окажется сырая сигарета, в этом тоже будет не много радости, и это тоже чревато раздражением. Поэтому человек собранный, желая получить удовольствие, должен высушить сигареты, выйти на улицу в то время суток, когда еще не давит городской смог, и спокойно, не торопясь, получить удовольствие. Поскольку это требует некоторых усилий, человек несобранный бывает вынужден бросить курить.
Гуляя по городу с учениками, Учитель прервал прогулку, чтобы зайти в аптеку. Он предъявил рецепт, узнал цены, и выстоял очередь в кассу. Когда он уже протягивал деньги кассиру, аптекарь вдруг крикнул ему из-за прилавка, что лекарство, так необходимое Учителю, и которое он безуспешно разыскивал более двух месяцев, кончилось.
Учитель спрятал деньги и вышел на улицу. Улыбнулся поджидавшим его ученикам, и весело сказал:
— Не очень долго и совершенно бесплатно!
КОГДА ВСЕ СПРОСОНЬЯ, ЭТО ОЧЕНЬ ОПАСНО
Он спит, и видит сон: он очутился в библиотеке, в которой всё есть, и есть даже то, чего нет нигде. Есть все, что можно, и есть все, что нельзя. Он изумляется, приходит в восторг, накидывается на стеллажи, выхватывает с них книги, о которых боялся мечтать, оглядывается — никто не видит? — никто! — и читает, читает, читает, пока глаза не перестают различать буквы.
Потом долго сидит, выронив из рук какую-то книгу, смотрит в одну точку, раздавленный тем, что узнал и испуганный своей смелостью. Но — чья-то рука успокаивающе опускается на его плечо, кто-то хвалит его за начитанность, говорит о погоде, интересуется здоровьем жены и дочери. И, совершенно неожиданно, назначает его заведывать всеми этими прекрасными книгами.
Он горд, и приступает заведывать.
Он заведует, время идет, он заведует. Наконец-то у него есть возможность неторопливо читать в тиши кабинета, думать о прочитанном, покуривая папиросу, и сравнивать разные, иногда противоположные точки зрения. Но уже какое-то смутное ощущение начинает отравлять его жизнь. Постепенно чувство ответственности начинает давить его, и давит все сильней и сильней. Страх все чаще посещает его, он боится, что кто-то проникнет в библиотеку и прочитает все книги. А может быть украдет? Но ведь это нельзя — нельзя! — он всю жизнь знает, что — нельзя!
Ужас нападет на него, покрывая холодным потом. Он колотится во сне и кричит:
— Ну зачем столько некастрированных книг?! Хирурги! Хирурги где? Кастрировать...
И жена его просыпается, слыша это горячечное бормотание, спросонья послушно бредет к телефону, вызывает врача.
И врач приезжает спросонья, и видит, что больной без сознания, в бреду, и слышит призывный шепот:
— Кастрировать, кастрировать...
И врач послушно достает ланцет.
ЗАГАДОЧНОЕ ЯВЛЕНИЕ
Меня часто обвиняют, что пишу я черт-те какие выдуманные истории, да еще вставляю туда неприличные буквы. В частности, букву „у“.
Нет никакого смысла отвечать на весь этот вздор. Но — вот вам, для сравнения — случай из жизни.
Спорят два мужика в гараже. На работе.
Один другому говорит: вот если засунешь лампочку в рот, а потом вытащишь, так ты мне десять тысяч даешь.
Другой говорит:
— Ладно.
Лампочку в рот засунул, и вошла она нормально. А обратно почему-то не вышла. Пришлось мужику идти в больницу. Врачиха очень удивилась, но отнеслась заинтересованно к такому необычному случаю. Что-то такое она ему сделала с нижней челюстью, и лампочку ухитрилась вытащить.
— На, — говорит, — забирай свою лампочку, и больше в рот ее не заталкивай.
Приходит мужик домой. Вот, говорит жене, проспорил десять тысяч. И все ей рассказал.