[10]. Да и перед самим собой будет постоянно висеть вопрос: „А правильно ли я поступаю или делаю?“ С самим собой договориться можно, но с двумя самими „собоями“… – бред какой-то! Ну, а если в теории всё так сложно, то как же будет на практике?»
Эти вопросы всё больше мучили Арсения. Надо было что-то решать. Он вдруг понял наших физиков-ядерщиков перед испытанием первой атомной бомбы: все расчёты были сделаны, проверены и перепроверены тысячу раз, но не исключалась одна сотая процента неудачи, когда что-то может пойти не совсем так или совсем не так, и колоссальная катастрофа могла обрушиться на Землю. У Арсения были не такие масштабы, а страх был обусловлен крахом его надежд и титанического труда. Вот она, неживая оболочка, – оживить её не так уж трудно, но что будет дальше? Он стал плохо спать ночами, потерял аппетит и интерес к жизни. Этот неразрешённый вопрос стал для него шлагбаумом и камнем преткновения. Ему вспомнилась фантастика об андроидах, показанная в художественных фильмах и описанная в литературе, а также знаменитое произведение Михаила Булгакова «Собачье сердце». Всё это говорило о тщетных попытках рукотворно создать человека или его подобие. Он был на грани срыва, а посоветоваться было не с кем, и он решился! Успокаивая себя тем, что в случае неудачи сможет прекратить эксперимент. Уж сам с «собой» он справится!
Сначала он завёл сердце, соединив микролитиевый аккумулятор большой ёмкости с микроэлектродвигателем и микрогенератором, нажав на родинку за ухом манекена. Энергия волнами по микрооптоволоконным сосудам прокатилась по всей его оболочке, изменив её цвет с мертвенно-бледного на розово-телесный. А теперь самое главное – сканирование своего мозгового энергетического поля и закачка в микропроцессоры головы второго Я. Процесс безопасный, но довольно длительный, поэтому он скотчем приклеил руки и ноги манекена к стулу, чтобы исключить внезапные и непредвиденные движения оживающего субъекта. К концу третьего часа зашевелились губы, затем лицо сморщилось в недовольной гримасе, когда человека будят, прерывая его сладкий сон, а затем открылись глаза, и Он с любопытством посмотрел на Арсения. Арсений сам чуть было не заснул и так же удивлённо, но радостно глядел на своё второе Я.
– Ну что, так и будем пялиться друг на друга? – вдруг проговорил Арсений 2. – Давай уже, отключайся и освобождай меня.
– Не торопись, осталось пару гигабайт, и мы закончим, потерпи маленько, для полноты жизненной энергии. Похлопай пока глазами, пошевели ушами. – Арсению сразу же не понравился тон своего собеседника. («Так это же Я! – тут же его удивила и обрадовала первая мысль от увиденного и услышанного. – Я бы в точности так стал выражать своё недовольство, окажись связанным по рукам и ногам».) – И тебе здравствуй, – проговорил он.
– Ладно, не бери в голову, – как бы извиняясь, проговорил Двойник, – приношу свои извинения, – нехотя выдавил он из себя.
– Как себя чувствуешь? – спросил Арсений. – Нигде не болит, ничего не жмёт?
– Пойдёт… хотя бывало и лучше. Всё тело затекло, неплохо было бы размяться.
– Послушай, как тебя там… – необдуманно произнёс Арсений.
– Да, как меня тут? – в ответ съязвил клон. – Имя-то у меня есть? Или будешь меня звать «Эй, Ты!»?
– А какое имя тебе больше нравится? – парировал Арсений. – Включи мозги, и вперёд – покопайся в памяти и найди.
– Хорошо, я подумаю. А что ты хотел мне предложить? А то мы отвлеклись от темы.
– Да, вот что, давай договоримся вести себя корректно без всяких закидонов, не забывай, что я тебя насквозь вижу.
– Ладно, но договор – это есть обоюдно-равное и выгодное соглашение сторон, не так ли? Или ты будешь доминировать на правах диктатора? Тогда – какой уж тут договор? – лицемерие одно.
«Во шпарит! – подумал Арсений. – А что же я хотел? Вылитый Я».
– Так, по поводу имени я придумал. Так как я не человек и состою сплошь из чипов, а прародитель, как ни крути, – ты, Арсений, то имя мне Чипарс. Не возражаешь?
Возражать было нечего. Он прямо предугадал то, что придумал бы и сам Арсений. Ну и началось… так как предугадывалось не только это, но и каждый жест и движение мысли. Двойник – он и есть двойник. Чипарс встречал его с работы и делал всё так, как только помыслил Арсений. Даже фразы снимались с языка, потому что оба думали в унисон. Программа, заложенная в двойника, сбоев не давала. Поначалу это даже нравилось, но потом приелось. А со временем эта предсказуемость и вовсе стала надоедать. Всё было одинаково предсказуемо и неинтересно. Арсений задумался об этой метаморфозе и понял такую вещь: «Между нами интеллектуально стоит знак равенства. Соответственно разность обоих частей уравнения даёт ноль. А это означает, что между нами нет развития за счёт взаимообогащения. Его просто не может быть».
Неинтересно было даже играть в шахматы или нарды, так как каждый предугадывал ход соперника. Выиграть удавалось только тогда, когда кто-то зевнёт.
«А всё почему? – Да потому, что мы одинаковые! – соображал Арсений. – Господь Бог недаром сотворил не только мужчину, но и женщину, и не только для размножения рода людского. Она была противоположностью мужчине и дополняла его, осуществляя принцип единства и борьбы противоположностей, а это вело к развитию не только интеллекта, но и чувств, без которых это развитие было невозможно. А совершенство этих самых чувств вело к гармонии мира. Да, так было задумано Творцом».
А у Арсения это исключалось в принципе. Сделать из Чипарса слугу он уже не мог, так как программа, заложенная в него, на это не была рассчитана, ведь, уподобляясь Творцу, Арсений заложил в неё свободу выбора и воли, да ещё возможность самосовершенствования.
«Где-то была нестыковка, – признавался себе Арсений, – но где? В программу были заложены все основные эмоции, и они должны были скрасить жизнь не только Чипарсу, но и им обоим. Но этого почему-то не происходило, но почему? Опять прокол!»
Теперь только до Арсения стало доходить, что замахнулся он на недостижимое – подвластное только Богу. Он уже не надеялся это исправить, но найти ошибку он считал своим долгом. Опять он погрузился в анализ, по сотне раз обдумывая, что он не учёл и что в принципе не мог учесть? И понял!
В программу были включены простые эмоции: радость, испуг, обида, гнев, грусть, удивление и другие, – но не было эмоций любви и сострадания. Последние две были сложными эмоциями, включающими в себя целый мир: это и радость, и печаль, память переживаний и потерь, надежда и разочарование, понятия душевной боли, смерти и жизни. Настолько всё переплелось в этих эмоциях, что воспроизвести их не представлялось возможным. И опять пришло откровение Арсению: «Души не было у клона, а любовь и сострадание – это производные души. Да и сама жизнь человеческая без неё невозможна. Жизнь андроида – да, но не человека, а он уже приравнял его к себе. Привить эту эмоцию бездушному существу – это всё равно как слепому от рождения рассказать обо всём многоцветьи окружающего мира. Любовь – ещё большая эмоция, и она не может быть без чувства сострадания».
Поняв это, Арсений пришёл в ужас. Налицо было противоречие интересов: познавать мир и совершенствоваться и отсутствие такой возможности по определению. И теперь Чипарс начал ощущать дефицит этих эмоций. Он понимал, что, в общем-то, он такой же, как и Арсений, но чего-то ему не хватало, для того чтобы быть в точности, как он.
Чипарс был привлекательным внешне и даже симпатичным, с небольшими усиками над верхней губой. Иногда в маршрутке молодые девушки смотрели на него с интересом, но, получив в ответ холодный и равнодушный взгляд мертвеца, смущённо отворачивались. В такие моменты он своим киберумом усиленно просчитывал варианты, но ни на одном из них остановиться не смог, чтобы найти в себе подходящую эмоцию для данного случая. Эти ощущения были очень неприятны и причиняли физическую боль, так как в его голове возникал какой-то вихрь, похожий на короткое замыкание в электрической цепи. Всё же мозг его был компьютером, мозгом машины, а не человека.
Это сильно его раздражало. И так было на каждом шагу, где бы он ни появлялся. Старушку, упавшую перед ним, он поднял с готовностью помочь, но в ответ на свои благодарственные слова и пожелания: «Дай Бог, сынок, тебе здоровья» – она также получила такой мертвенно-холодный взгляд и невозмутимость, что осеклась на полуслове и стала причитать: «Свят, свят, свят, Господи спаси!» – почувствовав что-то нечеловеческое в этом взгляде. Стая собак, когда он проходил задним двором, сначала бросилась на него, потом с испуганным визгом бросилась обратно и скрылась из поля зрения. Однажды вечером трое здоровенных парней попросили закурить, на что он ответил дежурной фразой, что не курит и им не советует. В ответ он услышал: «Мы в твоих советах не нуждаемся» – и получил удар в лицо. Со скоростью фотона света в нём пронёсся сигнал «Угроза», и в мгновение ока все трое оказались лежать на тротуаре с разными повреждениями рук и головы.
Эмоции-то в нём были, хотя и простые, но беда была в том, что он не мог ими пользоваться. Из-за этого он ощущал какой-то сильный диссонанс. Вихри импульсов энергии сталкивались, вызывая только одну эмоцию – Раздражение. Со временем она усилилась и стала перерождаться в эмоцию злости. Это было начало, здесь Чипарс попадал в десятку – одну эмоцию он нашёл точно! Только теперь Арсений стал понимать, что только таким, эмпирическим, путём все заложенные в него эмоции могут быть расставлены на свои места.
В принципе это возможно, но для этого должны сложиться различные жизненные ситуации, наблюдение и опыт. Человеку некоторые эмоции даны с рождения, а некоторые он приобретает в течение всей жизни. Для того, чтобы всё встало на свои места, необходимо, чтобы складывались новые более сложные электронные связи. Но пойди-пойми какие? Это область высшего порядка, скорее всего, может быть квантовой механики. А может… А может, этого можно достичь только путём эволюции? В общем, тупик.