Всё, что произошло перед описываемым здесь происшествием, достойно отдельного повествования в путевых заметках. Поэтому сразу перехожу к главному – я оказался на КПП гарнизона инженерных войск. Часовой внимательно изучил моё удостоверение, доложил начальству, а оттуда поступило распоряжение: «Журналиста пропустить и направить к сопровождающему!»
После короткого знакомства с гарнизонными «достопримечательностями» меня привели в столовую, где заставили съесть с полведра борща. Великолепного, с хорошо проваренным мясом, – я не очень сопротивлялся. Затем повели к уже построенному (в «непроходимой» тайге!) железнодорожному мосту через небольшую речку, который вёл неизвестно откуда неизвестно куда. Я понял, что про этот мост распространяться в печати не следует, но на другой берег реки всё-таки перешёл – что там дальше, за деревьями? А дальше обнаружился здоровенный бульдозер, который здесь называли не то «Буран», не то «Ураган» – ширина лопаты с хорошую двухполосную дорогу, а водителя едва видно где-то там, наверху. Это светло-оранжевое чудовище прокладывало так называемую просеку, безжалостно круша все деревья, включая те, которые горя не знали несколько десятилетий. Такой окраской обозначают обычно путешественников или технику, которая может затеряться на малопроходимых просторах России, но как можно потерять подобного монстра – представить не могу до сих пор…
По этому «буранолому» – просеке – в район будущего разъезда «Утиный» отправлялась целая компания военных во главе с полковником, и я мгновенно решил пойти с ними. Хозяева придирчиво осмотрели меня и хотели «забраковать» – большие резиновые болотные сапоги я предусмотрительно напялил ещё в редакции, но вот остальное… На мне был светло-бежевый, видавший виды «городской» плащик, а из оружия – два фотоаппарата, несколько блокнотов и две шариковые ручки – о походных диктофонах, смартфонах и видеокамерах в те годы приходилось только мечтать. Но мои возражения были приняты, и я сам – тоже.
На «Утином» посетовали, что опоздал: «Тут приходил в гости медведь, но уже ушёл!» Я не горевал – медведей в тайге много. Поговорил с местными солдатиками о том о сём, и тут выяснилось, что в обратный путь отправляется другая группа военных, но не пешком, а на ГТТ (гусеничный трактор-тягач). В названии присутствует слово «трактор», но это вполне военная техника, вездеход. В «Утином» ловить было уже нечего, да и времени в обрез, так что я присоединился к «возвращенцам». Вот с этого самого места и начинается мой рассказ.
…В состав «экипажа» вошли два новобранца, ещё двое или трое старослужащих (все – рядовые) и я. А командиром оказался старшина, при одном взгляде на которого безошибочно читалось: «Хохол!» Именно так – с большой буквы, с восклицательным знаком и огромным уважением. Казалось, что он пришёл прямо из гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки» или с картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Его меж собой некоторые так и называли – Хохол! По поведению подходит ещё один персонаж – из фильма «Старшина», но тот великоросс, а этот прямиком с Украины, из Малороссии. Глаза хитро-знающие, пронизывающие, молчун: произносил при мне он только приказы, но тоном настолько бытовым, будто просил передать горбушку хлеба за столом или отнести лопату в сарай. А усы! Это художественное произведение на его лице заслуживает отдельного описания, но мой рассказ растянулся бы на неопределённое число страниц. Подчинялись ему беспрекословно, и тому были веские причины: это прояснится позже. Я тоже внутренне решил «встать в строй» под его командой – чем-то он внушал непреодолимое доверие. В путь отправились тотчас же.
Вначале дорога была как дорога, но надо знать, что такое река Бысса. Это странное явление природы на карте впадает в реку Селемджу, а та – в Зею. Но это – на карте! В реальности, если растянуть Быссу в одну линию, она петляет среди болот сотни километров! В те дни, когда горная и многоводная Селемджа переполняется, Бысса в неё не втекает, а вытекает. Буквально! Поэтому сказать, откуда она берёт своё начало и где у неё устье, невозможно в принципе. Вдоль этого необъяснимого изобретения Творца мы и двинулись. Чуть не написал – «а зря», но проблема в том, что через «буранолом», где здоровенные стволы валяются как попало (их позже будут распиливать на дрова и увозить), наш вездеход пройти не смог бы. А болото повсюду ровное, во всяком случае – горизонтальное, для машины это наиболее подходящий путь.
Тут я вспомнил, что накануне наблюдал крышу провалившегося в болото бульдозера, и начал волноваться. Поинтересовался у старшины, но получил ответ: «У нас днище плоское, даже если застрянем – не провалимся». Меня это не успокоило, но… назвался груздем – полезай в кузов!
Вскоре откуда-то приполз туман, пришлось торопиться. Как назло, часа через полтора после старта закапризничал правый фрикцион, и наш вездеход потерял возможность поворачивать вправо. Здесь нужно пояснить для тех, кто не знаком с особенностями гусеничного транспорта: гусеницы невозможно повернуть вправо-влево и для разворота необходимо «затормозить» траки с той стороны, куда хочешь повернуть. Машина послушно выполняет «вальс».
По расчётам (естественно, не нашим, а старшины) до пункта назначения оставалось всего ничего, но водитель наотрез отказался продолжать путь с такой неисправностью по болоту: «Боюсь за всех нас!» Старшина неожиданно легко с ним согласился. Потом я понял – почему: неуверенному в себе водителю доверяться нельзя. И ещё один немаловажный аргумент: взаимовыручка у этих людей – на первом месте. За нашим «путешествием» внимательно наблюдают. Сидим, старшина молчит. Один из новобранцев не выдержал: «Разрешите – я поведу! Дома меня считали лучшим трактористом, в такие переделки я уже попадал!» – «Разрешаю». И начались «танцы на льду», вернее – на болоте. Чтобы повернуть вправо, новоиспечённый водитель зажимал не правый, а левый фрикцион и давал задний ход. Машина поворачивалась носом вправо. Затем некоторое время движемся прямо, и трюк с фрикционами повторяется. Исполняли это «танго» пару часов. Сначала было смешно. Потом заметили, что после каждого «па» поверхность болота отчётливо колышется. Стало не очень смешно. Я мельком поглядывал на командира. Старшина буквально окаменел – никаких признаков волнения или ещё каких-либо чувств, но время от времени он вглядывался в какой-то кустик и давал указания молодому водителю. Всё тем же тоном пустяковой беседы: «Левее той хворостины!» А парень старался вовсю.
Стало вечереть. И тут, как по заказу, туман сделался такой густой, что солнышка не видно стало совсем. Белое «что-то», и мы в нём едем неизвестно куда. По многолетнему болоту! «Стоп!» – это Хохол приказал всем выйти «до ветру». Вышли…
Сквозь туман едва виднелись наши петляющие следы, под стать реке, в плен к которой мы попали. Сообща решили заночевать. Нет, это только казалось, что «сообща». За время журналистской, и не только, практики я научился кое-что по лицам распознавать. Старшина и здесь продолжал руководить. Молча присматриваясь к каждому, он выбирал тактику своего собственного поведения, и наше импровизированное «подразделение» действовало слаженно, быстро и точно.
А болото под ногами хрустело – мороз! Вероятно, этой осенью – первый. Хохол предусмотрительно позаботился о запасах горючего «в дорогу», и двигатель оставили включённым на холостом ходу. Мне, как гостю, предоставили самое удобное место на сиденье поясницей к мотору: «Чтобы не простыл». Старшина рядом с водителем, ещё один на двигателе (молодец конструктор: двигатель внутри кабины!), остальным отдали всё утепляющее, и они устроились под крышей в кузове.
Один из молодых переволновался настолько, что потребовал от меня рассказов о трудных и опасных случаях из жизни. Старшина долго вслушивался и, когда убедился, что моя болтовня уводит солдата далеко от болота, а сам я достаточно спокоен, заснул. Или казалось, что заснул. Парень убаюкался и тоже заснул, а за ним и я…
Утром туман куда-то исчез, и перед нами открылась ровная гладь Быссы слева. То есть получалось, что мы выбрали правильное направление. Но вот наши следы от гусениц… Невозможно было понять – откуда и куда они ведут. Болото под машиной покачивалось, однако держало на себе хорошо. Двинулись дальше. Вёл молодой, прежнего водителя старшина к рычагам не подпустил.
Вскоре выехали на твёрдую почву. Редкий лесок наш вездеход ломал ударом острого стального «клюва» на передке машины (не помню, как он называется). И вот показались строения, какая-то техника и… ни одного человека! Странно – рабочий день и время подходящее. Один всё же появился. Бегом: «Вы где были!? Вас все ищут с той стороны», – указал он. Каково же было наше недоумение, когда выяснилось, что мы вернулись в гарнизон… с противоположной стороны! Это ж какой крюк надо было сделать?! Или болотная мистика?..
А в редакции тоже били тревогу – пропал корреспондент. Так что я тепло попрощался со старшиной, всеми остальными и отправился домой с полными блокнотами впечатлений. Но должен сказать ещё одну вещь: под присмотром Хохла со мной ничего плохого не случилось, а вот по пути обратно пришлось переночевать в гостинице. Там я простудился, в столовой чем-то отравился, да ещё и обсчитали. Такая вот история…
Лилия Паронян
Лилия Паронян. 39 лет. Прекрасная писательница родилась 01.09.1983 в Грузии, в небольшом городке Ахалкалаки в простой рабочей семье. Её корни происходят из древней Армении. Но, будучи армянкой по национальности, она никогда не жила на Родине. Так сложилась её судьба, что её прародители давно уехали в Грузию в надежде найти кров и убежище после войны. В десять лет её семья также переехала в другую страну после развала СССР, чтобы выжить в сложившихся условиях. В России она отдала многие годы учёбе и знаниям, надеясь найти ответы своему любопытству.
Математика была её любимой наукой, пока судьба её не свела с психологией. С 2018 года её жизнь кардинально изменилась. Она дала волю своим чувствам и желаниям, записав в маленький блокнот свой первый стих – «Кто я?» Возможно, он было итогом накопленных временем знаний, которые так и просились вылиться на бумагу. Впоследствии её рифма, пропитанная психологией, стала уникальной чертой её поэзии. На данный момент издано уже две её книги – «Следуй за душой!» и «Будь собой!», в которых автор, благодаря рифме, проводит внутренний анализ бытия сквозь события и чувства, прожитые ею. Она продолжает писать и по сей день, характеризуя себя человеком мира, который познал вкус любви в скитаниях и в боли. Сейчас она проживает с семьёй в солнечной