Получив угощения, семейка ушла, забыв даже поблагодарить хозяев. А мне вдруг вспомнилось, как я в детстве ходил Христа славить.
Было это так в году пятьдесят седьмом или в пятьдесят девятом прошлого века, точно память не сохранила, да и не так важно это. За неделю до Рождества Христова мы, десяти- и двенадцатилетние пацаны, сколачивались в команды по четыре-пять человек и начинали готовиться. Собирались по вечерам у кого-нибудь в избе и проводили спевки настоящего рождественского псалма: «Рождество Твое Христе боже наш…» и так далее. Спевки эти были ежедневными, чтобы, войдя в избу к односельчанам, не сфальшивить или, не дай бог, не перепутать мудрёные и не очень понятные нам слова.
В ночь перед Рождеством спать всей командой ложились пораньше в чьей-то более просторной избе, чтобы встать часа в четыре утра, взбодриться холодной водицей из рукомойника. Ещё раз спеться и в час, когда деревенские бабы уже затопили печи и начали готовить еду для взрослой части семейства, которая часам к шести должна отправиться на лесные делянки или скотные дворы.
В этот раз всё было так же, как и в предыдущие годы. В пять часов утра мы дружно выскочили на морозную улицу и по заранее определённому маршруту отправились славить Христа.
Сбив с валенок снег у ступенек крыльца пучком прутьев некогда берёзового веника, стучали в дверь дома.
– Заходите! Не заперто! – отзывалась хозяйка.
Мы всей толпой вваливались в избу, снимали шапки и начинали петь песню, прославляющую Христа. Как только песня заканчивалась, хозяйка опускала в нашу котомку бублики, леденцовые конфетки в фантиках или головку сахара, а потом обязательно доставала из узелка монетку и клала её на ладонь одному из нас. Поблагодарив хозяйку за щедрые дары, мы бежали к другому дому, и так до конца улицы.
Но в этот раз в одном из домов что-то пошло не так. Мы, как обычно, старательно спели песню и ждали возвращения ушедшей в упечь хозяйки. Наконец, она принесла угощения, складывая их в нашу котомку, пристально посмотрела на меня каким-то недобрым взглядом и негромко сказала:
– Такие богачи, а ходите побираться. Постыдился бы.
Я опрометью выскочил из избы и, ничего не объясняя своим товарищам, побежал к своему дому. Жуткая обида душила меня, из глаз выкатывались слезинки и замерзали на щеках. В моей юной голове никак не укладывались сказанные в мой адрес злые слова. Всхлипывая, я шептал замёрзшими и, наверное, посиневшими губами: «Ведь мы не побираться ходили, а славить Христа и пожелать хозяевам дома здоровья, счастья и достатка, призвать к ним милость Божию…»
В тот момент я не мог осознать, что тётка Варвара сказала это из зависти, что наша большая дружная семья была сыта и обута, а её непутёвый муженёк, несмотря на хорошее здоровье, не хотел зарабатывать, чтобы одеть и обуть своих двоих малолетних дочурок. Однако – он постоянно наведывался к моему отцу (да и к другим мужикам), когда тот устраивал гулянку по возвращении со жгонки. Опрокидывал стопку за стопкой и во хмелю часто говорил:
– Рукастый ты мужик, Андрюха. Всё делать умеешь. А вот я – ничего не могу.
– Ты, Васька, не не умеешь, а просто не хочешь, – отвечал ему отец. – Пойми, Васька, нет слова «не могу», а есть слово «не хочу». Если мужик захочет, он всё сможет. Понял, чурбан неотёсаный?
– Понял, понял, Андрюха… Налей ещё стопочку…
С тех пор я Христа славить не ходил, а слова тётки Варвары глубоко засели в мою душу. Нанесённая ими рана постепенно перестала кровоточить и зарубцевалась, но остался горький осадок и память о том, что пожелания добра могут обернуться ведром липкой грязи. Спустя много лет я понял, что она видела только внешнюю сторону жизни нашей семьи, а не хотела понять то, как создавался в нашей семье достаток. Ведь она не могла не видеть, как мой отец, вернувшийся с фронта без ноги, потом и кровью добывал для нас хлеб насущный, хватался за любую работу, которая могла помочь содержать большую семью. Да и каждый из нас не только открывал рты, но и прикладывал руки ко всем посильным делам, потому и был в семье достаток.
Хотя возможно, это вовсе и не зависть заставила тётку Варвару сказать мне в лицо эти обидные слова, а, скорее всего, обида на свою безысходность. Завистливые люди в ту пору редко встречались, не то что сейчас. Все старались поддержать друг друга, помочь. Ведь недаром все трудоёмкие работы делались сообща, и называлось это «помочь». Быть может, тётка Варвара выскребла последние горсти муки, чтобы напечь этих праздничных пирожков, которые она положила в нашу котомку. Но разве в том была моя, двенадцатилетнего пацана, вина? Возможно, она сама не хотела менять уклад своей жизни, ведь ещё задолго до рождения дочерей её муж начал всячески отлынивать от работы и всё чаще появляться в компании любителей выпить? Она, скорее всего, не одобряла такое его поведение, но и не проявляла настойчивости, чтобы наставить мужа на путь истинный.
Мария Соснова
Родилась в 1982 году в Ленинграде. Выросла и жила в Санкт-Петербурге. Большое влияние на восприятие мира оказала Карелия с её волшебными лесами и полями, таинственными рощами и прекрасными водоёмами. Сейчас проживает в сельской местности под Петербургом.
Окончила факультет журналистики СПбГУ. Работает в сфере маркетинговых исследований. Основным видом творчества для себя считает прозу, однако стихи пишутся быстрее, так как лучше выражают сиюминутные мысли и ощущения.
В тёплый, светлый праздник
За руку возьми.
Поцелуй легонько, крепко обними.
Прошепчи тихонько, только для меня,
Что всегда со мной ты, где б я ни была.
Я к тебе приникну, я уткнусь в тебя.
Пусть бежит разлука, пусть летят года.
Мы всё время вместе,
Нас не разлучить.
Смерти нет, где твёрже камня любви нить.
В тёплый, светлый праздник
Веры в чудеса
Рушатся границы, падает стена.
Слёзы высыхают, и несёт мечта
Сквозь пространство-время
К тем, чья жизнь нужна,
Кто навечно в сердце, пусть и далеко.
Стоит лишь поверить в это волшебство.
Исчезает время, меркнут все места.
Только чувствам светит яркая звезда.
В тёплый, светлый праздник
Нежность лишь сильна.
Пусть печаль и горе подождут пока.
Вздрагивают ресницы, и сильнее сна
Чувство, что навечно нам дана весна.
Это ли не чудо, что с тобою я?
И покой нисходит, и твердит душа,
Что разлука миг лишь, а любовь вечна.
В тёплый, светлый праздник
Я зажгу свечу.
Пламя, разгораясь, осветит мечту.
Загадай желанье – сбудется оно.
Верно, всё возможно в это Рождество.
Бог кружится над миром,
В себя вбирая всё.
То вселится в эмира,
То в куртизанку ту.
То обратится птицей,
То рыбкою в пруду.
То злом в душе святого,
То ангелом в аду.
И все – Его частички,
Песчинки от Него.
Порой они страдают
Страданиями Его.
То посещает радость.
Без счастья нет Его.
Как нет без света тени,
Без бед не знать добро.
Бесчисленны, бескрайни
Создания миров.
Они – Его сознание
И будут вновь и вновь
Любить и ненавидеть
И гибнуть от страстей.
И погружаться в нежность,
И в света волшебство
И восхищаться миром,
И презирать всё-всё.
Кричать от силы счастья
И плакать от потерь.
Мечтать то не рождаться,
То знать бессмертие.
И так в круговороте
Миллиарды лет и тел,
Чтобы однажды горе
С души ушло совсем.
Жизнь – она такая! У кого какая.
У кого счастливая, яркая, красивая.
У кого-то трудная, бедная иль нудная.
У кого с заботами, у кого с пороками.
Для кого-то праздником обернулась
радостным.
Для кого-то каторгой непосильной,
адскою.
Почему? Неведомо. Для чего? Не понято.
Может, в завершении карты все откроются?
Валентина Ульянова
Валентина Ульянова – историк, окончила РГГУ. Пишет в разных жанрах: историческая проза, рассказы о современности, фэнтези, статьи православной тематики. Её первой публикацией стала повесть «Возле власти» («Московский вестник», 1993, № 5–6). Затем в журнале «Москва» издавались рассказы: «Бабочка» (1996), «Паутина» (1997), «Ведьма» (2001), «Окно» (2004). Два из этих рассказов были опубликованы в журнале «Благодатный огонь» в 2001–2002 годах.
В 2005 году вышла книга рассказов «Дарованный путь». В 2007 году в издательстве «Лепта» была издана книга «Потерявшиеся в мирах», содержащая серию повестей для подростков в жанре фэнтези.
Зеркало
Святочный рассказ
Эта история началась, когда там, где ненавистно самое слово «Святки», отчитывались перед начальством в своих нечистых делах нечистые духи. Все они хвастливо докладывали о своих достижениях, и грустно и горько стало бы тебе, читатель, если бы ты услышал хотя бы малую часть из них… Но вот, словно бы против воли, вперёд выступил очень несчастный бес и еле слышно признал, что «пока» ничего, ничего сделать не смог… Слово «побеждён» гневно прошелестело по зловонным тёмным рядам. Всякому было известно, что ему всего-то-навсего было дано поручение соблазнить этого всем надоевшего, трудновоспитуемого Илью для начала хотя бы только на маленькую пакость – пристрастные помыслы, но и этого блудный бес совершить не смог. Нечистый извивался от страха, и кланялся, и дрожал, и обещал прорыв на своём участке в ближайшее время, но – всё равно был наказан и удалён на задворки преисподней. А на исправление проваленного им задания направился усиленный наряд: дух чревоугодия с целой тележкой банок, бутылочек и кастрюлек, бес беспечности, окутанный облаком легкомыслия, смрадный дух любодеяния с ворохом карнавальных костюмов и масок и, главным, – тщеславный бес с ярким зеркалом лести в синей когтистой лапе.