Журнал СовременникЪ № 13. Рождественский выпуск — страница 22 из 26

Мы приехали в Красный Яр под вечер. Уже стемнело, и мы под свет фар переехали по льду Сосьву, которая спала под толщей льда до весны, чтобы потом мощным разливом перекрыть все дороги на ту сторону. Нас встретил дед в телогрейке и шапке-ушанке. Он с папироской во рту обнимал меня, и я кололся о его щетину, вдыхал запах от папиросы, а душа ликовала, что мы доехали, нам так рады, мы наконец дома и приключения закончились. Во дворе грозно лаял огромный пёс Дик, и дед прикрикивал на него, говоря, что это свои и надо замолчать.

Войдя в избу, сразу попал в объятия бабаньки. Так почему-то все называли мою бабушку Екатерину Никитичну. И я, следуя логике детского мышления, назвал дедушку Дмитрия Александровича дедикой. Иногда я его называл «дед бордовый», а он в ответ говорил «внук фиолетовый». Так мы в шутку пикировались с ним.

В доме стоял запах свежей выпеченной сдобы. Как я потом узнал, она у бабаньки не черствела целую неделю. Сдобы было испечено два больших тазика. Там были сладкие пирожки с повидлом и пирожки с капустой, пышки с маком и ещё всякой вкуснятины. Меня сразу раздели и посадили за стол. Налили большую кружку парного молока, и я с дороги умял, как мне показалось, пол тазика вкуснейшей сдобы. Взрослые уселись за стол, щедро накрытый, с бутылочкой самогона, с вином и всякими деревенскими закусками. Начались разговоры, тосты, потом разгорячённые напитками родители и гости стали петь песни. Дед взял мандолину, отец гитару, а дядя Олег, младший брат отца, баян, и полилась задушевная музыка, старинные песни. Все подхватили, пели на разные голоса, казалось так красиво и задушевно, что мне это запомнилось на всю жизнь.

Утомившись с дороги, разомлев от жарко натопленной печи и от парного молока со сдобами, я потихоньку засыпал, осторожно поглядывая в окно, не промелькнёт ли там огонёк волчих глаз. Но уже было не страшно. Во дворе изредка лаял Дик. Уж он-то задаст волкам, думал я, тихонько засыпая.


Уроки жизни

На следующее утро я вскочил ни свет ни заря. Родители ещё спали. Мне показалось, что я встал раньше всех, но тут услышал, как бабанька гремит вёдрами, приготавливая корм Жданке, так звали корову, и поросятам. Наспех одевшись, выбежал во двор, там дед орудовал огромной лопатой, очищая двор от выпавшего за ночь снега. Дик, не привязанный на цепь, вольно бегал по двору. Увидев меня, он насторожился и зарычал как на чужого. Я испугался, но не заплакал, а замер, не понимая, что мне делать дальше. Дед увидел меня и, прикрикнув на пса, посадил его на цепь, приговаривая: «Это свой, не сметь». Он дал мне кусок вкусно пахнущего хлеба и сказал: «Подойди, не бойся». Сам на всякий случай встал между мной и Диком. Колени у меня дрожали, но я не хотел показать деду, что мне страшно. Бодро шагнув к псу, протянул ему кусок хлеба. Дик осторожно понюхал воздух и, видя, что дед держит меня за руку, медленно взял у меня кусок. Сердце замерло, но, увидев, что пёс уплетает хлеб и радостно завилял хвостом, я спросил деда: «Дедика, можно я его поглажу?» Дед, довольный, что наладил мои отношения с псом, сказал: «Пусть поест сначала, а то подумает, что ты у него кусок отбираешь». Так мы подружились с Диком.

Закончив уборку снега, дед повернулся ко мне и сказал: «Ну-ка, внук фиолетовый, принеси топор. Он в сенях лежит у дверей, надо петуха к обеду приготовить». Мне стало интересно, как это – приготовить. Ничего не подозревающий петух ходил по двору, гордо потряхивая ярким гребнем, и наводил свой порядок среди обитателей двора. Он гонял молодых петушков и курочек из своего гарема и всем видом показывал, кто во дворе главный. Он даже наехал на Дика, когда тот подошёл к куриной кормушке. Пёс снисходительно отошёл в сторону, думая наверно: «Что с дурака возьмёшь?» Я радостно побежал в сени.

«Вот здорово – думал я, – дедушка попросил меня помочь».

Схватив тяжёлый топор, побежал к деду. Дед стоял у большой колоды для колки дров и держал за ноги того самого петуха. От такого невежливого обращения «губернатор» местного двора возбуждённо кричал и пытался клюнуть деда. Дедушка взял у меня топор и сказал: «Отойди, внучек, подальше. Сейчас будем власть менять». Дождавшись, когда я вернусь на крыльцо, дед ловко положил голову петуха на колоду и резким взмахом опустил топор на шею петуха. Крики прекратились, но, не удержав в руке бьющегося обезглавленного «губернатора», дед уронил тушу на землю. Дальше было зрелище не хуже самого страшного фильма ужасов. Обезглавленный петух носился по двору, разбрызгивая кровь во все стороны, пока не упал замертво. Дед сказал: «Вот так, внучек, сегодня ты главный, а завтра бегаешь без головы». Онемев от ужаса, я досмотрел блокбастер до конца. С криком «Бабаня, дедушка петушка затопорил» кинулся в дом и разревелся. Деду, конечно, попало. Но, я думаю, он показал правду жизни. Так начинались мои университеты. Мы прекрасно съели вкусный суп из петуха. Теперь я знал: чтобы вкусно поесть, надо сначала кого-нибудь затопорить.

Ночная сказка

После двух дней, проведённых у Екатерины Никитичны и Дмитрия Александровича, решили поехать к родителям мамы Ивану Андреевичу и Прасковье Ивановне. Посёлок Красный яр расположен на левом берегу реки Сосьвы в 30 километрах от города Серова, а деревня Межевая, где жили мамины родители, стояла на два километра выше по левому берегу. Между посёлком и деревней шла грунтовая дорога и располагались поля. Зимой они, покрытые снегом, казались бескрайней снежной равниной среди уральской тайги. Будто вдруг попадаешь из дремучего зимнего леса куда-то в южную степь. Этот пейзажный контраст дополнялся островками берёзовых и черемуховых зарослей по обеим сторонам дороги.

Ехать почему-то решили под вечер, и, пока собирались, стемнело. Все были возбуждены предстоящей поездкой. Я не находил себе места. Никогда раньше я не был на Межевой и не видел моих вторых бабушку и дедушку, и это добавляло волнений, да и поездка на лошади в санях была для меня и неизвестной и интересной. Укутали меня знатно. Видимо, на улице были настоящие рождественские морозы, и все старались одеться как можно теплее. Весь укутанный в шали, я вышел во двор и остолбенел от неожиданности. На улице, пред калиткой, стоял белый конь и, как в сказке, качал гривой и позванивал колокольчиком, подвешенным под дугой. К дуге крепились огромные сани, как у Деда Мороза. На столбе возле дома фонарь ярко освещал улицу, и снег в сугробах искрился яркими огоньками, как будто кто-то разбросал много маленьких искорок из печи. Я вдруг представил, что вот сейчас выйдет Дед Мороз и начнётся новогоднее представление. Однако вместо Деда Мороза вышел подвыпивший мужичок в шапке-ушанке, у которой одно ухо торчало вверх другое вниз, и сказал, дымя папироской: «Ну садись, малец. Не боись. Домчим, и волки не догонят». Сказка сразу кончилась, так и не начавшись. Зачем он сказал про волков? Мне сразу расхотелось куда-то ехать, и я с надеждой посмотрел на Дика. Может, его возьмут для охраны?

Наконец взрослые вышли на улицу и стали усаживаться в сани. Оказалось, саней было двое. Я немного успокоился, что едет много народа и волков можно не бояться. Скоро во всеобщей суете забыл про них. Совсем успокоился, когда меня буквально погрузили в сани, а рядом нежно прижалась мама. Нас накрыли тёплым медвежьим тулупом, так что у меня из-под него торчали только нос и широко открытые глаза. Полулежа в санях, я почти ничего не видел по сторонам саней и смотрел только вверх – на крыши домов и фонари. Впереди и немного с краю была видна спина мужичка в шапке с ушами врастопырку да грива коня и колокольчик под дугой. И вот возница дёрнул поводья и, ударив коня по крупу, крикнул: «Но-о, пошёл, родимый». Конь дёрнул сани и лёгкой рысцой побежал по дороге вдоль домов и фонарей. В воздухе стоял запах морозной ночи, сдобренный запахом сена, тулупа и изредка долетавшего дыма папироски возницы. Пока ехали по деревне, видно было только крыши домов, освещённые уличными фонарями, и тёмные силуэты высоких елей, окружавших посёлок. Сани бодро катились по укатанной машинами улице, изредка подпрыгивая на ледяных кочках и неровностях.

Посёлок закончился быстро и неожиданно. На меня вдруг упало небо, или это я взлетел высоко и растворился в звёздах, усыпавших его. Силуэты елей исчезли, и передо мной открылось бескрайнее небо с огромной луной. Луна так ярко освещала всё вокруг, что было видно каждую ветку деревьев, то и дело набегавших к краям дороги, чтобы посмотреть, кто это там едет? Сказка вернулась и захватила меня, кружа в хороводе звёзд. Укутывая лунным светом, покатила меня по своим сказочным пейзажам. Вдруг тряска совсем прекратилась, это сани выехали на речной лед, и мы как будто полетели между небом и землёй. По берегам стояли деревья, украшенные изморозью. Они, как серебряные узоры, сверкали и переливались, освещённые лунным светом. Колокольчик под дугой играл какую-то волшебную мелодию: «Динь-динь-дон. Динь-динь-дон», а мы летели, и с нами летели и звёзды, и луна, и зимняя сказка, подарившая мне эту новогоднюю, волшебную ночь. Эти ощущения, и восторг, и чувства остались во мне на всю жизнь.

Фонари и дома Межевой закрыли занавес и вернули меня к реальной жизни и предстоящей встрече с новыми бабушкой и дедушкой.


Евгений Шантырь


Шантырь Евгений Евгеньевич родился в 1966 году. Окончил Днепропетровскую медицинскую академию и Межрегиональную академию управления персоналом. Профессор психологии, доктор философии по медицине.

Автор двух сборников русских и украинских песен с нотами «Кораблик», член Российского союза писателей, резидент Национального агентства по печати и СМИ «Русский литературный центр», член Ассоциации деятелей эстрадного искусства Украины.

За вклад в развитие русской культуры и литературы награждён Президиумом Российского союза писателей медалями Чехова, Ахматовой, Есенина, а также медалями «Святая Русь» и «Просветители Кирилл и Мефодий».


Аромат праздника

Нам праздники веселые