Пропустите меня в знаменье…
Разрешите родиться снова…
Светлой памяти Бориса Рыжего
Я всех любил без дураков,
И сколько бы бумаг я не измазал,
Чернильница – спаситель от оков —
Мой тяжкий век оставила как пазл.
Мне близко всё: холодное метро,
И чемодан, когда-то там отставший,
Родное небо, братское нутро,
И детство той безвременно пропавшей.
Осталось быть навеки как ничто
И петь по вечерам в своей избушке,
Как унеслись года, всё шапито,
А я Пьеро – ненужная игрушка.
Как мир под одеялом мне не тесен
И возвращаться вновь не тяжело.
Я всех любил. В ночи я буду весел,
Как на гвозде висящее пальто.
Я всех любил без дураков,
Без тех, кого оставить надо,
Без тех, чьё имя не занесено
В поля заманчивой прохлады.
Светлана Дёмина
Родилась в 1975 году в Мценске Орловской области, на родине И. С. Тургенева (в 12 км от Мценска находится его родовое поместье Спасское-Лутовиново).
Окончила Орловский государственный технический университет, работает инженером на машиностроительном заводе.
Поэзия всегда была частью ее жизни, однако, долгое время Светлана писала стихотворения в стол. А сейчас она решила показать свои произведения читателям и уже нашла первых поклонников своего творчества. Светлана – номинант премии «Поэт года» в 2021 году и участник музыкально-поэтического шоу «Рифмос». Отзывы читателей вдохновили автора на развитие своего творчества, и сейчас она представляет новые стихотворения.
Снежинки
Казалось – вчера было лето,
Мы были жарою согреты.
А нынче – кружатся снежинки
И воздух как мокрая льдинка.
Нельзя их назвать еще снегом —
Не стать им ковром белым-белым,
Но кожу морозно кольнули,
На близость зимы намекнули.
Кружатся и сразу же тают.
Летают и даже не знают,
Что жизнь их – всего лишь мгновенье,
Как будто бы искры горенье.
И мы, словно эти снежинки,
В бескрайней Вселенной – песчинки,
Летим за мечтой и не знаем,
Найдем или все потеряем.
Но верим, летим и мечтаем,
Огнем Вдохновенья пылаем.
Пусть миг – но такой, чтоб оставить
След яркий и долгую память!
Семья
Крепость – это не дом, а семья.
Стены – ничто, если в них нет
Тех, кто поддержит в беде тебя.
Тех, кто подарит любви свет.
Самое страшное – это когда
Нет в доме того, кто тебя ждет
В час, когда случится беда,
Нет в нем того, кто на помощь придет.
Счастье мое – что не про меня
Эти строки и эта стезя.
Счастье, что есть у меня семья!
Счастье, что есть у меня друзья!
И вам желаю, чтоб был всегда
Тот, кто любит и ждет домой!
Тогда не страшна любая беда!
Выстоим вместе с семьей!
Тектонический разлом
Глубокий тектонический разлом
Зиял в моей душе после тебя.
Лишь горем, болью, пеплом и золой
Была полна души моей земля…
Но время шло, заполнился разлом
Прозрачною и чистою водой…
Ее потоком горе унесло,
А пепел стал цветами и травой.
И я раскрыла парус, и плыву
По этой чистой, солнечной реке.
И знаю точно, скоро наяву
Увижу свой причал я вдалеке.
И там найду тепло, любовь и дом,
И там я загляну в его глаза,
И там пойму, что если б не разлом,
Я не нашла бы счастье никогда…
Леонид Егоренков
Л. Ф. Егоренков – потомственный крестьянин, сельскому хозяйству посвятил всю жизнь. Родился 30 мая 1945 года в д. Младенск Жиздринского района Калужской области. Окончил Костромскую Государственную сельскохозяйственную академию, получив диплом учёного агронома.
До выхода на пенсию работал на различных должностях в сельскохозяйственных предприятиях Калужской области, творчески подходя к организации производственных процессов и созданию приемлемых социальных условий в трудовых коллективах.
В настоящее время живёт в селе, ведет личное подсобное хозяйство, увлекается краеведением, размещает свои статьи и заметки в местной и региональной печати.
История фронтового письма(по рассказам о войне в моей семье)
К 77-летию великой Победы
Война в мою деревню Младенск Жиздринского района пришла осенью 1941 года с появлением первых вооружённых немецких подразделений. И здесь рассказы моих родителей не расходятся с рассказами очевидцев фашистской оккупации в других сёлах и городах. Отряд немцев на мотоциклах въехал в деревню со стороны кладбища, по деревянному мосту у первых домов пересёк речку Велью и расквартировался по домам местных жителей.
К этому времени мои старшие три сестры уже вышли из семьи и жили самостоятельно. С матерью и отцом оставались ещё пятеро детей – мал мала меньше. А перед войной к нам переселилась из-под Брянска сестра моей матери. У тёти Дуси на руках была грудная дочь Аня. Скоро должен был родиться и второй ребёнок. Муж тёти Дуси уже находился на фронте. И когда в дом поселились немцы, вся семья вынуждена была ютиться за занавеской на русской печке да на лежанке, наскоро сколоченной из досок. Мать удивлялась: «И как только размещались десять немцев и десять человек из своей и сестриной семей? Немцы наглые, всю ночь керосин палят, берут без спроса всё, что им понравится».
Хотя с оккупацией полностью был разрушен привычный уклад жизни населения, первые дни немцы не прибегали к жёстким репрессиям. Но в декабре 1941 года немецко-фашистские войска потерпели сокрушительный разгром под Москвой, и линия обороны закрепилась на целых два года между Жиздрой и Думиничами.
Партизаны усилили рельсовую войну на железнодорожном перегоне Брянск – Палики. Под новый 1942 год партизаны разгромили немецкую комендатуру в Жиздре. И фашисты озверели. Участились расстрелы мирного населения. В соседней деревне Судимир были убиты шестьдесят человек – всё мужское население. В Лукавце каратели сожгли заживо сорок пять жителей.
О годах немецкой оккупации, после того как врага отогнали от столицы, мать рассказывала так: «Среди суровой зимы немцы выгнали нашу семью в сарай. Может быть, и от этого умерли мои младшие дети Вася и Катя, и сын сестры Коля, едва прожив по одному году. Любые непредвиденные обстоятельства могли привести к новой трагедии. Однажды немецкий офицер застал в доме моего Колю, который на полу играл с патроном. Николаю было всего четыре года. Офицер пришёл в ярость, выхватил из кобуры пистолет и направил его на ребенка. Я – ни жива ни мертва – еле спасла сына. В деревне уже был случай, когда в доме на божнице немцы нашли боевой патрон и расстреляли всю семью.
Как-то глубокой ночью в дом постучались партизаны. Они подобрались со стороны речки Вельи из Хвастовичского района на шести подводах, уверенные, что в нашем доме их примут, потому что знали: здесь живёт мой муж – брат бывшего секретаря Хвастовичского райкома КПСС Николая Егоренкова (он умер ещё до войны). (Начальником партизанского отряда там был бывший директор Хвастовичского МТС Буслаев, после гибели в 1943 году его сменил директор Еленского стекольного завода Симаков.) Я сильно перепугалась: напротив, через дорогу, находился штаб. Немцы к тому времени перебрались от нашей семьи в дом к одинокой женщине. Рассказала партизанам обо всём, что знала о расположении и количестве военных в деревне, и собрала сколько могла еды им в дорогу».
К концу лета 1943 года был освобождён Жиздринский район в результате разгрома войск вермахта в Орловско-Курской битве. Была освобождена и наша деревня. Вот что сообщалось от Советского информбюро в оперативной сводке за 16 августа: «В течение 16 августа наши войска на Брянском направлении… заняли свыше 130 населённых пунктов, в том числе город Жиздра, крупные населённые пункты Чёрный Поток, Младенск, Судимир, Подбужье… Буяновичи, Мокрое…»
Но несчастья моей семьи на этом не закончились. Впереди ожидали концлагерь и труд батраками на чужбине.
Мать часто повторяла нам один и тот же рассказ о злоключениях этого периода: «После двух лет жизни под оккупацией стали доходить до населения слухи, что Красная Армия уже близко и вот-вот перейдёт в наступление. Уже слышны были залпы минометных реактивных установок "катюша". Немцы в спешке покидали деревню. Жители попытались спрятаться в окрестных лесах. Но карательный отряд почти всё население собрал в поле, у деревни, и повёл в сторону Дятькова по старому Брянскому тракту. Позади долго ещё виднелось на горизонте зарево от горящих домов.
Отца и других некоторых мужчин отправили на Запад раньше. Помощи ждать было неоткуда. Я шла, в чем была одета, с четырьмя малыми детьми, сам-пят. Слабенькую Катю пришлось всю дорогу нести на руках. У Дуси был свой маленький ребёнок. Поэтому всё имущество, даже самое необходимое на первый случай в дороге, пришлось бросить. Нас гнали как скот, кое-кто был с тачками. За Коренёвом младенские жители влились в поток людей, сопровождаемых немецкими автоматчиками.
Их гнали из-под Жиздры. Там, в Поломе, до смерти жила моя мать. И тут я встретила своего отца с мачехой. Он вёл лошадь, запряжённую в телегу, в которой сидели его младшие дети. Конвой разрешал, у кого была возможность, использовать как транспорт лошадь или корову. Детям повезло несколько километров проехать в телеге.