Я горячо благодарю историков: члена-корреспондента Российской академии наук Я.Н.Щапова, научного сотрудника Института военной истории А.И.Дерябина и заведующего отделом Артиллерийского музея П.К.Корнакова за профессиональную помощь, оказанную автору.
Ниже предлагается несколько страниц из задуманной работы.
Улагай… В этой фамилии слышится что-то от азартной охоты, памятна она не только тем, кто изучал историю гражданской войны, но и просто знакомым с поэзией 20-х годов в России:
Идет эта песня, ногам помогая,
Качая штыки по следам Улагая,
То чешской, то польской,
То русской речью —
За Волгу, за Дон,
За Урал, в Семиречье.
Это строки из романтической «Песни о ветре», с которой в 1926 году началась поэтическая известность бывшего красноармейца Владимира Луговского.
Генерал-лейтенант Сергей Георгиевич Улагай (1876-1944) – кубанский казак, выпускник Николаевского кавалерийского училища (которое в бытность его Школой гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров окончил Лермонтов), участник русско-японской войны.
В первую мировую он – полковник, командир 2-го Запорожского полка Кубанского казачьего войска. В конце 1917 года на Кубани, где он оказался после участия в неудавшемся выступлении генерала Л.Г.Корнилова против Временного правительства, Улагай формировал добровольческие части. В Ледяном походе Добровольческой армии в феврале-мае 1918 года с Дона на Кубань и обратно полковник Улагай командовал пешими кубанскими казаками-пластунами. Позднее был начальником 2-й Кубанской казачьей дивизии, а с марта 1919 года – командиром 2-го Кубанского конного корпуса.
В ноябре 1919 года был произведен в генерал-майоры, в 1919-м – в генерал-лейтенанты. В феврале 1920 года, выжив после тифа, Улагай вступил в командование Кубанской армией Вооруженных Сил Юга России.
Он вошел в историю как командир группы особого назначения Русской армии генерала Врангеля, высадивший из Крыма десант на Кубань летом 1920 года. П.Н.Врангель вспоминал: «Генерал Улагай мог один с успехом „объявить сполох“, поднять казачество и повести его за собой. За ним должны были, казалось, пойти все. Отличный кавалерийский начальник, разбирающийся в обстановке, смелый и решительный, он во главе казачьей конницы мог творить чудеса».
Но «поднять» кубанское казачество Улагаю не удалось. Десант на Кубань, одна из последних ставок белых в гражданской войне, потерпел поражение. Советская история приписала главнокомандующему Русской армией генералу Врангелю увольнение генерала Улагая из рядов армии как виновника поражения. На самом деле два приказа Главнокомандующего от августа и сентября 1920 года отражают лишь перемещение генерал-лейтенанта Улагая по службе. Интересно, что писал о нем советский военный историк А.В.Голубев, сам участвовавший в боях с десантом: «Улагай крепко держал в руках управление своими частями и, несмотря на ряд частных поражений, не допустил разгрома своих главных сил.
Это и дало ему возможность планомерно произвести обратную эвакуацию в Крым, забрав с собой не только все свои части, больных и раненых, но и мобилизованных, бело-зеленых, пленных красноармейцев, в том числе и раненых». Это – оценка, данная в 1929 году, когда в России человеку пишущему еще удавалось представить события такими, как они были.
После эвакуации из Крыма, как и большинство русских офицеров, уцелевших в гражданской войне, генерал-лейтенант Сергей Улагай эмигрировал. Но не было у него ни службы в албанской армии, ни сотрудничества с гитлеровцами в годы второй мировой войны, приписанных ему советской историей, поскольку, как выяснилось, к этому имел отношение другой человек – полковник Кучук Улагай.
Считается, что Сергей Георгиевич Улагай умер в 1944 году. В1948 году его прах был перевезен «откуда-то издалека» на кладбище Сент-Женевъев-де-Буа, где после отпевания отцом Борисом (Старком) С.Г.Улагай нашел свое последнее пристанище. «Вечная слава Русскому Воину» – написано на его скромной могиле. И вечная память.
«Дроздовцы», воины Добровольческой армии, носили на малиновых погонах вензель и на мотив марша Сибирских стрелков (хорошо известный нам по песне «По долинам и по взгорьям») пели свой, Дроздовский марш:
Из Румынии походом
Шел Дроздовский славный полк,
Для спасения народа
Нес геройский, трудный долг.
Полковник Генерального штаба Михаил Гордеевич Дроздовский (1881-1919) в декабре 1917 года в Румынии начал формировать из русских, воевавших на Румынском фронте, добровольческий отряд. В марте 1918 года отряд, называвшийся 1-й отдельной бригадой русских добровольцев, выступил из Ясс на Дон. «Впереди лишь неизвестность дальнего похода. Но лучше славная гибель, чем позорный отказ от борьбы за освобождение России!» – напутствовал своих бойцов Дроздовский. Дроздовцы совершили 1200-верстный поход, с боями заняли Новочеркасск и Ростов и в июне 1918 года присоединились к только что вышедшей из Ледяного похода Добровольческой армии генерала А.И.Деникина. Полковник М.Г.Дроздовский принял командование 3-й дивизией, основу которой составил его отряд.
В ноябре 1918 года в бою под Ставрополем Дроздовский был ранен и 14 января 1919 года умер от заражения крови в ростовском госпитале. Тело его было перевезено в Екатеринодар и похоронено в Войсковом соборе. В память М.Г.Дроздовского, перед смертью произведенного в генерал-майоры, его шефство было дано стрелковому и конному полкам.
В марте 1920 года в Екатеринодар, уже занятый красными войсками, ворвался отряд дроздовцев и вывез гроб генерал-майора, – чтобы не повторилось неслыханное надругательство, какое в апреле 1918 го да в том же Екатеринодаре было учинено над прахом генерала Л.Г.Корнилова. Гроб с телом генерала М.Г.Дроздовского морем был вывезен из Новороссийска в Севастополь и там в сокровенном месте похоронен. Где – теперь этого уже никто не знает…
Дроздовские части были одними из самых боеспособных. За три года гражданской войны дроздовцы провели 650 боев. Их стихией были особые атаки – без выстрелов, во весь рост, впереди – командиры. Более пятнадцати тысяч дроздовцев осталось лежать на полях сражений братоубийственной войны, ставшей трагедией России.
Последние дроздовские части закончили свое существование в Болгарии, куда попали после эвакуации галлиполийского лагеря. А на участке русского кладбища Сент-Женевьев-де-Буа, именуемом «дроздовским», похоронены рядом друг с другом уцелевшие в гражданскую «дрозды», как они себя называли, и на чужбине сохранившие верность своему полковому братству.
Сейчас над могилами дроздовцев уже не возвышается хорошо известная по старым фотографиям трехарочная звонница – в 1987 году взамен обветшавшего памятника был установлен новый. Но, как и прежде, на нем ярко выделяется бело-малиновый крест с вензелем дроздовцев и надписью «Яссы» – знак 2-го офицерского стрелкового генерала Дроздовского полка. И все долгое парижское лето могилы дроздовцев украшают белые и малиновые флоксы.
Поручик Александр Матвеевич Рябчиков (1888—1965) – рядовой участник Белого движения. Выпускник Московского технического прядильно-ткацкого училища, он ушел на фронт первой мировой войны вольноопределяющимся. В 1916 году окончил Петергофскую школу прапорщиков и до марта 1918-го воевал на Юго-Западном фронте. Командир роты 43-го Охотского пехотного полка поручик Рябчиков за отражение атаки 13 августа 1917 года на реке Збруч, по представлению солдат роты, был награжден Георгиевским крестом 4-й степени.
В марте 1918 года на станции Клин, тогда еще Николаевской железной дороги, у возвращавшегося по демобилизации боевого офицера враждебно настроенная толпа сорвала погоны и Георгиевский крест. Все домашнее имущество многодетной семьи, нажитое трудом отца, отставного унтер-офицера, фабричного служащего, было реквизировано… И тогда для демобилизованного поручика во имя спасения России от собственного, не чужеземного врага началась вторая война, такая же Великая, как и прошедшая, – в рядах Северо-Западной армии генерала Юденича.
Было наступление на красный Петроград, едва не закончившееся его победным взятием, отступление, ад обстрела белых частей орудиями главного калибра линейного корабля «Севастополь» (парадокс истории: в марте 1921 года «Севастополь» стал ядром антибольшевистского Кронштадтского восстания).
В ноябре 1919 года отступавшая под натиском красных, уставшая от непрерывных боев Северо-Западная армия встретила на границе направленные на нее штыки недавних союзников: граница ставшей независимой Эстонии оказалась на замке. Когда все же «милостивое» разрешение эстонского командования перейти границу было получено, части Северо-Западной армии разоружили и загнали в леса и болота. И только после вмешательства английской миссии русские части были размещены в населенных пунктах близ Нарвы.
Но тут на еще недавно доблестную армию, стоявшую у ворот Петрограда, обрушилась новая беда – сыпной тиф. Журналист Г.И.Гроссен, оставивший воспоминания «Агония Северо-Западной армии», писал: «Пьеса „Мороз по коже“ петроградского Театра Ужасов бледнела перед тем ужасом, который я испытывал в Нарве в начале февраля (1920) при посещении „госпиталя“ – парусиновой фабрики, которая, в полном смысле этого слова, была гробом живых и мертвых людей». Поручику Рябчикову повезло – он выздоровел, спасенный добрыми людьми, на крыльцо дома которых был положен «живым трупом»…
После окончательного расформирования Северо-Западной армии в марте 1920 года выживших после тифа русских солдат и офицеров, ставших «лицами без определенных занятий», эстонское правительство направило на принудительные лесные работы – лесоповал и добычу торфа.
Этот очередной круг ада – полузвериную жизнь в лесу – преодолели только самые стойкие. Бывший поручик Рябчиков оказался в их числе.