Живет в Москве. Профессиональный юрист. Пишет стихи и прозу. Литературной деятельностью занялся, окончив курсы писательского мастерства школы BAND.
Каштановый человечек
Тяжеленный «бентли» внезапно смолк, медленно подкатился к обочине и замер. В салоне стало так тихо, что слышалось напряженное дыхание пассажира, который тут же грубо возмутился:
– Эй, ты что делаешь?
Водитель побледнел, но, пересилив себя, ответил:
– Аркадий Петрович, сигнализация тестирует двигатель. Две минуты.
– Я вижу, что двигатель! – Возглас перешел в злобный шепот. – Если опоздаю, ты у меня остаток жизни телегу водить будешь, понял? Понял?!
– Да.
– Так делай что-нибудь! Не сиди.
Аркадий Петрович мельком глянул на циферблат «Ролекса», схватил дубленку и с досадой толкнул дверь. Под лакированными туфлями заскрипел снег. Он оделся, нетерпеливо прошелся туда-сюда, прислушиваясь, как водитель суетится с фонариком под капотом, сплюнул и достал сигареты. И уже щелкнув зажигалкой, вдруг заметил, что рядом, из сугроба на обочине, торчит странная палка. Рука остановилась. «Новогодние сюрпризы, едрена мать! – пронеслось в голове. – Давно пора быть в Цюрихе, а я как последний лох застрял на Шереметьевской трассе».
– Скоро там? – резко крикнул он.
– Минута!
Шоссе темной полосой скрывалось в морозной дымке. Небо, усеянное звездами, казалось удивительно черным. Щелкнув зажигалкой еще раз, Аркадий Петрович прикурил и, подняв огонек повыше, шагнул вперед, разглядывая палку. Она напоминала посох из дорогого полированного дерева с резным навершием, инкрустированным крупным граненым камнем. В камне этом свет зажигалки откликнулся, заплясал десятком ярких искр.
– Что за?.. – Аркадий Петрович ухватился…
Сознание его помутилось, будто густая тень пронеслась в глазах, и, не успев даже сообразить, что произошло, Аркадий Петрович увидел перед собой подъезд пятиэтажки. Самый обычный подъезд с засыпанным снегом бетонным козырьком, обледенелыми ступенями и железной дверью. А в голове почему-то закружились цифры: 1812, 1812, 18…
– Что за черт!
Окна в доме горели, слышались приглушенные голоса, мимо со смехом и громкими возгласами «С Новым годом, дедушка! С наступающим!» прошла шумная, подвыпившая компания парней и девчонок. В груди у Аркадия Петровича екнуло и похолодело. Ни трассы, ни машины, ни… Посох! Вот он – в руке. Рука! Меховой отворот, красный атласный рукав… Да что же это? Аркадий глянул вниз и увидел, что действительно стоит, одетый в какой-то широченный красный халат с меховой оторочкой, а с подбородка свисает огромная белая борода. И нащупал под носом усы, которых в жизни не носил, а на макушке шапку. Крепко выругался еще раз. И еще. И… обмер. Это же… его дом. Все прочее мигом вылетело из головы. Его родной дом, где… Ну да. Вон на стене надпись: «Ленка дура». Это же он рядом стоял, пока Коська Цыпкин царапал тогда, чтобы соседку позлить… Точно. И фонарь вечно сломанный, и ступенька отколотая… тогда… тридцать лет назад… Рука Аркадия Петровича до боли сжала ручку посоха, а ноги каким-то неведомым образом сами понесли к двери… «1812». Это ж код домофона! Только-только поставили новомодную штуку. Только-только… Он все же не решился открыть сам и нажал номер квартиры. Перед глазами опять помутилось, а в груди больно кольнуло, когда послышался голос мамы:
– Здравствуйте. Кто там?
В горле пересохло так, что губы не могли пошевелиться. Не владея собой, Аркадий промычал что-то невнятное.
– Кто? Кто там? – повторила мама.
– Я, – наконец выдавил гость.
И услышал тихий голос отца.
– Да это, наверное, Дед Мороз. Катя, дай я скажу. – И уже громче: – Это вы по заказу?
Аркадий опять оглядел себя в странном красном халате, зачем-то поправил дурацкую бороду и неожиданно согласился:
– Я.
– Заходите.
Тихо щелкнул замок, и в динамике вновь послышался глухой голос матери:
– Аркаша, милый, готовься, к тебе Дедушка Мороз пришел.
И все стихло.
Аркадий Петрович, чувствуя, как сердце бешено колотится, с трудом сглотнул комок в горле и, постепенно-постепенно осознавая происходящее, перекинул посох в левую руку, а правой осторожно потянул дверь на себя.
Батарея, на которой сидели соседские ребята по вечерам, голые перила с остатками срезанного покрытия… На втором огромная белая кнопка звонка Перулевых, а это звонок Коськи… Дома, наверное… Дома? Как он тут очутился? А ведь вот оно все – перед глазами. Аркадий Петрович, нерешительно стуча посохом, поднялся на свою площадку и застыл. До ужаса знакомая, обитая дерматином дверь. Зажмурился, помотал головой. Легонько пахнет краской – Дороховы на четвертом сделали ремонт. Открыл глаза. Но как же… как оказаться в одеянии Деда Мороза перед дверью собственной квартиры… тридцать лет спустя или… тридцать лет назад? За дверью тихо.
А ведь он знал. Да, знал, почему так тихо за этой дверью, и кого с нетерпением там ждут, и как многое зависит от этой встречи.
У Аркадия Петровича по-особому остро захолонуло в душе, как-то тепло-тепло и одновременно горько, а на глазах выступили слезы. Отчетливо вспомнился давний Новый год, когда он, пятилетний мальчуган, так надеялся, так ждал и верил, что придет Дед Мороз, которому вместе с мамой было написано письмо, и то жуткое отчаяние, ужасное разочарование и обман, что засели в памяти острой мстительной иглой. Чуда не случилось! Дед Мороз так и не появился. Остались только ненависть к волшебству, и праздникам, и взрослым… И вот поэтому он знал теперь, что должен сделать.
Аркашка, словно мячик, подпрыгнул на стуле, услышав голос мамы. Он пулей вылетел в коридор и, задыхаясь, выпалил:
– Дедушко Мороз? Мама, он правда пришел?
– Тихо, тихо. – Отец положил руку ему на плечо. – Не «дедушко», а «дедушка». Пришел.
– Сейчас постучит. – Мама погладила сына по голове, ласково улыбаясь.
– А подарок? – возбужденно зашептал мальчик. – Он принес подарок?
– Сейчас увидим.
Все трое замолчали, стоя в коридоре и ожидая желанного гостя. И разом вздрогнули – Аркаша этот миг хорошо запомнил! – когда раздался звонок.
Открыл отец, и на пороге появился он – самый настоящий Дед Мороз, бородатый, в красном халате и шапке – как на картинке. Пришел! Аркашка не удержался, кинулся к нему, ухватил за рукав и закричал так искренне, так восторженно, как могут кричать только малыши, впервые увидевшие чудо:
– Дедуш… ка Мороз! Это ты. Ты получил мое письмо? Получил?
Дед Мороз почему-то сначала молчал, потом откашлялся и поднял мальчишку на руки. Голос его слегка дрожал:
– Ну, здравствуй, Аркаша. Вот ты какой. Рад тебя видеть. Письмо я, конечно, получил.
Он сунул руку в карман и вынул тот самый конверт.
Мальчик притих и завороженно смотрел Деду Морозу прямо в глаза.
– Дедушко… Дедушка Мороз, а почему ты плачешь?
– Это не слезы, Аркаша, это снег тает. Снег.
Тут мать с отцом воскликнули хором:
– Проходите, пожалуйста, в комнату. Аркаша, приглашай дедушку к столу.
– Идем к столу, – прошептал мальчик, – там елка. Я сам наряжал. И гирлянду клеил.
Дед Мороз сбросил туфли и во главе праздничной процессии вошел в комнату.
Все кружилось в голове Аркаши, как в тумане. К удивлению своему, он, ужасно волнуясь, но без единой запинки отчеканил стишок и едва сдерживался, чтобы не напомнить о подарке. Пока Дед Мороз задержался посреди комнаты с бокалом шампанского и поздравлял маму и папу, убежал в спальню, чтобы вытащить из шкафа каштанового человечка – свою собственную первую поделку. У человечка были огромные глаза, ручки-ветки и борода. Точно такая, как у Деда Мороза. Мальчик вернулся и протянул игрушку гостю.
– Дедушка, это тебе.
Дед Мороз передал бокал отцу, присел на корточки, хитро подмигнул.
– Спасибо! И у меня есть для тебя подарок, малыш.
И, словно по волшебству, вытащил из кармана – прямо из кармана! – паровоз.
Настоящий паровоз с колесами, трубой и машинистом внутри. Как и было написано в письме. Аркаша, затаив дыхание, без единого звука принял долгожданный подарок, бережно прижал к груди, еще раз взглянул на Деда Мороза и… расплакался. Вот прямо разревелся от всей души.
– Ну что ты, что ты! – Мама обняла его, прижала к себе. – Не плачь, хороший мой. Это же твой… Всхлипывая, малыш едва промолвил:
– А Дедушко Мороз тоже плачет, вот и я…
Все трое смотрели на гостя. Из глаз Деда Мороза в его белые усы лились крупные-крупные слезы. Он тут же, явно смущаясь, неловко шмыгнул носом, прошептал: «Светлого праздника, родные мои!» – и поспешно направился к двери.
А мальчик кинулся за ним, обхватил колено и почти беззвучно произнес:
– Приходи еще. Приходи.
Как только щелкнул замок, перед Аркадием Петровичем опять возник придорожный сугроб, все та же темная Шереметьевская трасса, а за спиной глухо заурчал автомобиль.
– Аркадий Петрович, пора.
– Да, да.
Он медленно-медленно отпустил гладкую ручку загадочного посоха, по-прежнему торчавшего в снегу, бросил потухшую сигарету и сел в машину.
– Паша.
– Да, Аркадий Петрович.
– Поворачивай в город.
– Аркадий Петрович, но самолет через полчаса.
– Поворачивай, поворачивай.
Он достал телефон и набрал номер.
– Алло, мама. Это я. Прости, что раньше не позвонил. Посмотри пожалуйста, мой каштановый человечек… помнишь? Да-да, тот самый, с бородой. Он в серванте?
Прошла минута.
– Исчез куда-то? Хорошо. Люблю тебя. Ты не против, если я сейчас приеду? – Аркадий, точно зная, чему именно, улыбался во весь рот. – Чай? Да, конечно, с малиной будет в самый раз.
Владимир Доколин
Родился и живет в Волгограде. Окончил Волгоградский государственный институт культуры (специальность «режиссура театральных постановок») и Волгоградский государственный университет (специальность «психология и практическая психодиагностика»). Участник писательских курсов школы BAND. Работает психологом.
Ранее нигде не печатался.
Вовкины желания
30 декабря.
Вовка пытался заснуть. Он считал овец, потом думал над вопросом «А почему люди считают именно овец, чтобы заснуть?». Следом пришла идея – провести в школе соревнования по скоростному засыпанию, и он стал ее обдумывать. Ему представился школьный турнир по засыпанию, где он, девятилетний, побеждает шестиклассника или даже выпускника, поставив новый мировой рекорд и заснув после одной трети овцы!
Он вспомнил фразу тети Кати, маминой подруги: «Если притворяться, что любишь, рано или поздно полюбишь». Мама тогда ответила, что это не работает, но Вовка решил проверить, может, это сработает со сном, и начал нарочито храпеть. Неудача.
Вовка встал с кровати и пошел на шум из родительской комнаты.
Вовка был уверен, что он застанет маму с папой за упаковыванием подарка для сына. А значит, он, Вовка, убьет сразу двух зайцев! Во-первых, узнает, какой подарок ему приготовлен, и сразу после этого сможет спокойно уснуть. Во-вторых, можно будет с блеском разрешить давний спор с папой по поводу существования Деда Мороза и триумфально доказать, что Дед Мороз – и есть папа! – Может, нам пора развестись? – услышал он папин голос.
Вовка смотрел на ночную улицу, за окном неспешно падал снег.
Но в его голове крутилась метель из родительских слов:
– Я не оставлю его тебе…
– Я не хочу, чтобы мой сын смотрел, как ты встречаешься с другими мужчинами…
– Тогда будем решать все через суд…
– Я…
– Я…
– Я…
– Я…
Вовка посмотрел на небо, где почему-то светилась только одна звезда. Вовка зацепился за нее взглядом, и в голову сама по себе пришла мысль: «Дед Мороз, если ты существуешь, то докажи. Сделай так, чтобы мама с папой не развелись»
Воззвание к космосу почему-то успокоило Вовку. Он лег в кровать, по-боевому захлопнул глаза и в момент заснул.
Вовка шел на теплый свет по длинному коридору. За стеной света хором из детских голосов безостановочно раздавалось: «Де-едушка-а-а Мороз!»
Вовка прошел сквозь свет и увидел кремлевскую елку и пионеров. До этого он ни разу не был на кремлевской елке и не знал, кто такие пионеры. Но здесь и сейчас он почему-то все знал. Все-все. Он здесь, потому что его голос решающий для призвания Дедушки Мороза.
– Дедушка Мороз! – крикнул Вовка.
– Привет, Вовка. – Сначала был голос, потом материализовался рот, потом борода. На этом материализация закончилась.
– И все? – спросил Вовка.
– Да, потому что ты в меня не веришь, – начал рот Деда Мороза и сразу же приступил к делу: – У каждого ребенка постсоветского пространства есть право на одно желание от настоящего Деда Мороза. Насколько я понимаю, ты решил им воспользоваться. Повтори, пожалуйста, свой запрос мне на ушко. – Тут материализовалось ушко Деда Мороза, потому что Вовка начинал верить и имел желание.
– Хочу, чтобы мои родители не разводились!
Дед Мороз начал проявляться целиком.
– Спасибо, что веришь в меня, Вовка. Но позволь уточнить. У тебя есть только одно-единственное желание. Может, потратишь его на себя?
Вовка искренне не понимал, почему это желание не для себя. Ведь от исполнения этого желания зависела Вовкина жизнь.
– Это МОЕ желание, дедушка. И я хочу, чтобы мои родители не разводились. Потому что я хочу жить и с мамой, и папой, вместе, а не по отдельности!
– Хорошо, будь по-твоему. – Дед Мороз топнул посохом, устремил взгляд на пионеров и призвал их кричать «Елочка, гори!».
Пионеры дружно заорали кричалку, но ничего не происходило. Дед Мороз посмотрел на Вовку. Вовка уже знал, что делать. Это была его кремлевская елка.
– Гори! – радостно прошептал Вовка.
Елочка засияла.
Вовка открыл глаза. Он лежал в своей кровати. Было утро 31 декабря.
24 декабря следующего года.
Вовка начал вести дневник и сегодня написал в нем: «Я прожил год без любви». Он услышал эту фразу у Гришковца, и с ней он сам себе казался взрослее.
Еще он туда записал, что от папы часто пахнет алкоголем. Однажды ночью Вовка подслушивал, как мама с папой шепотом ругаются, и мама в сердцах прошипела:
– Если бы не сын, я тебя давно бы стороной обходила.
Вовка на цыпочках убежал в комнату, он слышал, как папа сначала пошел на кухню, потом папины шаги приблизились к двери Вовкиной комнаты. Папа стоял за дверью и вздыхал, а Вовка спрятался под одеяло и притворялся спящим.
Ему было стыдно за свое желание.
Вовка посмотрел на запись про год без любви, зачеркнул ее и написал: «Мне стыдно, что из-за меня мои родители несчастные. Хочу, чтобы мама с папой любили друг друга». И добавил: «Очень, очень хочу», потом зачеркнул слово «хочу». Ему показалось, что из-за этого слова он выглядит эгоистом. И написал слово «любили». Получилось: «Я хочу, чтобы мои мама с папой любили друг друга. Очень, очень любили. Очень, очень, очень».
А потом переписал это очень аккуратно на английском: «I want my mom and my dad love each other. Very, very, very, very much». Он специально перевел свою фразу на английский, хотя в школе учил немецкий. Вовка не знал, правильно ли он делает и получится ли у него. Сегодня – канун католического Рождества, и Вовка обращался к Санта-Клаусу в надежде на гуманитарную помощь. Он про нее слышал в папиных рассказах про 90-е.
За окном шел снег. Знакомая, единственная на ночном небе звезда моргнула Вовке.
– Vovka. – Приятный голос повторил: – Vovka…
Вовка открыл глаза, он был в огромном торговом центре, играла песня «Джингл Белс». Вовка сидел на коленях у Санта-Клауса возле елки посреди торгового центра. Людей, кроме них с Сантой, не было.
– Srabotalo!!! – радостно крикнул Вовка, а потом удивился: – O, ya govoryu na angliyskom!
– Eto italianskiy, – поправил его мысли Санта-Клаус и продолжил: – Vatikan is the Capital of the Catholic Church.
Вовка не понял, что сказал Санта, поэтому сразу перешел к делу:
– Santa, sdelay tak, chtobi moi roditeli lyubili druga druga sil’no, sil’no, ochen’, ochen’! Pozchaluista!
Санта задумался.
– Ded Moroz peredaval, chto ti ne zagadivaesh dlya sebya… Vovka, ti tochno hochesh potratit’ svoe edinstvennoe zhelanie na mamu s papoi?
Вовка снова не понял и разозлился.
– Ja trachu zhelanie na sebya! Eto moye zhelanie! – Он начинал уставать, разговаривать на итальянском очень тяжело и возможно, они с Сантой недопонимают друг друга из-за Вовкиного русского акцента.
– Horosho, Vovka, kogda ti prosnyeshsya, vsye budet…
– Tol’ko ochen, ochen sil’nno, – добавил Вовка, когда обнимал Санта-Клауса, чтобы закрепить свое желание.
Говоря эти слова, он проснулся и побежал в родительскую комнату.
6 января через год.
Вовка ходит по рождественской ярмарке, он убежал из дома. Мама с папой ждут второго сына. У них с папой все хорошо. Но у Вовки в голове вьетнамскими флешбэками проносится предыдущий год.
Папа Вовку выставляет из комнаты, потому что они с мамой хотят побыть вдвоем.
Родители все скрытничают, хихикают, ведут себя как голубки.
Вовку забыли в супермаркете, а родители даже не извинились, они просто мило подтрунивали друг над другом.
Родители вместе пришли на родительское собрание и целовались на последней парте. А Вовка сидел рядом, как дурак.
Папа гладит маме живот, а мама сказала: «Мне кажется, я чувствую, наш сын будет плодом очень большой и сильной любви».
А из-за Вовки родители поженились, хотя жениться не собирались, – он это знал, мама сама говорила.
Даже если бы у Вовки была возможность загадать еще одно желание, он не знал, что загадать.
Вовке было очень обидно, он даже решил заморить себя голодом, но кто-то незнакомый угостил его пирожком.
И тут в голову пришло еще одно желание. Вовка захотел, чтобы его украли, а родители, да не только родители, все вокруг, пусть они знают, кого потеряли. Вовка проговорил набитым ртом самому себе и зажмурил глаза.
Ему на голову накинули мешок, схватили, положили себе на плечо и куда-то потащили.
Вовка сидел на мягком диване во временной резиденции Деда Мороза, в маленьком деревянном домике в центральном парке его города.
Над обиженным Вовкой нависли и Санта-Клаус, и Дед Мороз.
– …Каждому человеку по рождению даются два желания. ТОЛЬКО ДВА, Вовка, но зато просто так, – продолжал Дед Мороз.
– ПРОСТО ТАК? – переспросил Вовка, Вовка был умный, но он был в аффекте, потому что его никто еще не крал.
– Да, просто так. Как безусловный доход. Одно можно использовать для того, чтобы стать счастливым, а другое – про запас, на всякий случай. – Дед Мороз старался держать себя в руках, потому что Вовка канючил третье желание уже 30 минут, и обычно этот этап проходил чуточку быстрее.
– А что такое безусловный доход? – задал новый вопрос Вовка.
– Задай лучше вопрос, что твои родители сделали со своими желаниями. – Дед Мороз начинал уставать, но держал цель выйти на родительский урок.
– А у них тоже они были? – Вовка удивился.
– Да, потому что КАЖДОМУ ЧЕЛОВЕКУ по рождению даются два желания просто так, – повторил Дедушка, но про безусловный доход в этот раз промолчал.
– А почему два? – спросил Вовка, жуя пирожок.
– Когда у человека психологическая травма, он упорно избегает вопроса, который поможет найти ему ответ, – прошептал на ухо Деду Морозу Санта-Клаус (само собой, на итальянском). И это были слова Юнга.
Дедушка Мороз глубоко вдохнул и выдохнул, успокаивая себя.
– Потому что у человека два глаза, две руки, две ноги, две почки, два глаза, два уха и два полушария головного мозга. Эволюция дала нам всего самого важного по два, чтобы мы могли жить дальше, если вдруг совершим ошибку.
Вовка начинал что-то понимать. Дед Мороз продолжил.
– Но иногда мы не учимся на своих ошибках. И тогда нашим детям приходится их исправлять, но они делают то же самое, что и мы.
Дед Мороз замолчал. Он думал о том, что не он должен рассказывать все это Вовке.
– Не хочешь ли вернуться к родителям и спросить, куда они потратили свои желания?
Вовка молчал, он знал ответ.
– На своих родителей? – ответил он вопросом на вопрос.
Дед Мороз кивнул.
– Пожалуйста, Вовка, не лишай своих детей счастья, дай им жить свою жизнь, а не твою. – Дед Мороз почти прошептал эту фразу как заклинание.
– А у меня точно нет третьего желания? – спросил на это Вовка.
Дед Мороз захотел ударить Вовку посохом, но, чтобы работать с детьми, нужно иметь терпение и милосердие Христа.
– Нет, но я могу дать тебе мешок конфет.
Вовка вышел из резиденции и пошел взрослеть, и у него впереди была целая жизнь и мешок конфет.
– Как думаешь, у него получится? – спросил Санта-Клаус у Деда Мороза.
Дед Мороз пожал плечами.
– Пока мало у кого получалось. Но я каждый раз надеюсь на каждого.