Родилась в 1988 году в Санкт-Петербурге, окончила филологический факультет СПбГУ, по второму образованию – психолог. Автор сборника рассказов «Зонтик» (2022), вошедшего в лонг-лист конкурса жизнеутверждающей литературы от издательства «Эксмо». Выпускница курсов литературной школы Band и мастерской Евгения Бабушкина.
Ведет колонку психолога в журнале St. Petersburg Digest.
Неспящая красавина
– Вы помните, когда это все началось?
Молчу. Перевожу взгляд за спину собеседника, изучая печальное растение на подоконнике. Дом напротив едва можно разглядеть за ледяной моросью в окне. Весна в этом году никак не хочет начинаться.
– Евгения, вы не подумайте – я понимаю, что это довольно глупый вопрос. Мало кто помнит отправную точку.
Способность человека признать свою глупость меня интригует. Возвращаю взгляд обратно, встречаюсь с ним глазами.
– Если вам хочется сегодня просто помолчать – так тоже можно.
Мои губы пробуют собраться в улыбку, но, похоже, нужные мышцы атрофировались, и я воспроизвожу на лице что-то вроде утиного клюва. Его водянистые глаза смотрят на меня не мигая.
– Ну почему же, я помню. Мне тогда как раз исполнилось восемнадцать.
Утро скреблось в окно, игривым котенком пробиралось сквозь запахнутые шторы. Я должна была, как тинейджеры в попсовых клипах, сладко потянуться, продефилировать к двери, где меня встретит радостными воплями толпа родственников. Вопреки всем шаблонам, я уже полчаса лежала в кровати, задумчиво разглядывая узоры на обоях. Обычно я вижу в них животных или дам в причудливых платьях и перерисовываю очертания в альбом, добавляя детали. В тот день я видела только линии, закорючки и куски дурацкого сна. Там была будто кровать, но не моя – с тяжелым бархатным балдахином, перекладинами из красного дерева, десятком подушек. На ней девушка – такая бледная, что лицо сливалось с белыми наволочками. Только губы алели в полумраке – словно центр мишени. Вдруг раздалось ржание лошади и стук копыт. Бряцание шпор о паркет, темный силуэт склонился над спящей. На этом я проснулась. И, казалось бы, ничего зловещего, но образ из сна застыл в моей голове, как капля крови на белом листе нового дня.
– Милая, ты уже встала? Мы тебя заждались. Иди скорее смотреть на свой подарок!
На кухне шипели блины, приземляясь на сковородку. Мама размахивала лопаткой, давая сестре указания по праздничному декору. Я выглянула в окно: припаркованные по диагонали машинки, как в компьютерной игре, сонные пешеходы протаптывают траншеи в свежем снегу. Стоп, машинки. Сверкающая, еще не припорошенная красная крыша, а рядом папа машет рукой. Значит, это мне.
Я мечтала и не верила долгие месяцы, а теперь случилось. На какое-то время суета праздника увлекла меня, затянула яркими бантами подарков, объятиями родных и нашептываниями пожеланий в ухо. Сон то и дело возникал перед глазами, не желая уходить. Красная машина в белом снегу напоминала об алых губах на бледном лице незнакомки. Я старалась улыбаться, чтобы не быть неблагодарной, но ловила себя на том, что перестаю дышать от волнения.
Бесконечная вереница салатов двигалась в гостиную с кухни под аккомпанемент маминой болтовни.
– А кто еще придет?
– Галя с Ниной, дядя Сережа. Бабушка Лена. Твои девчонки: Катя с Настей тоже обещали заглянуть.
– А тетя Марина?
Улыбка сползла с ее лица так быстро, что я даже заглянула на секунду в тарелку с оливье – не упала ли она туда. Мама аккуратно оттеснила меня бедром в сторону кухни и прикрыла дверь.
– Ты же знаешь, что папе неприятно с ней встречаться.
– Почему?
Мама закатила глаза и причмокнула.
– Давай не будем сегодня снова это начинать. Такой день хороший.
– Папа же знает, что я ему не родная, в чем проблема?
– Каждое появление тети Марины ему лишний раз об этом напоминает. Ну и бабушка приедет – что мы ей скажем? Она так привыкла, что ты ее внучка. Марине тоже будет с нами неловко, давай вы потом как-нибудь отдельно встретитесь?
Это не ей с ними было неловко, а ровно наоборот. Марина все же приехала меня поздравить, и, когда праздник шел своим чередом настолько, что мое отсутствие уже никто не замечал, я вышла в подъезд.
– Прости, что пришлось ждать.
– Ничего, малышка, с Новым годом. – Марина раскрыла объятия, и я уткнулась в пахнувшую персиковыми духами плюшевую шубу. – С новым годом твоей жизни, пусть он будет очень счастливым.
Мы устроились на подоконнике этажом ниже, ноги на батарею. Марина закурила тонкий вог, протянула мне пачку.
– Уже можно.
– Вот еще одна причина, по которой мама не хочет тебя видеть, – ответила я, затянувшись.
– Как будто нужны дополнительные причины, – засмеялась Марина. – Можно подумать, это не она сама связалась с моим братом.
– Кому нравятся напоминания о старых ошибках?
– Ну ладно уж, ошибках. Главное, что родилась ты. – Тетя потрепала меня по волосам. – Папа так и не объявился?
Я до сих пор не успела привыкнуть, что у меня два папы. Пару месяцев назад, вернувшись домой из школы, я обнаружила в прихожей незнакомые кеды. Войдя на кухню, увидела бледную маму и молодую женщину с афрокосами. Тетя Марина не знала нашего телефона, но нашла адрес на конверте неотправленного братом письма. Несколько раз она не заставала никого дома. В тот день ей повезло. А маме нет.
Скандала не было, только тихий разговор за чаем. Сначала я не поверила, потом они достали фотографии. Раньше я не видела никаких своих снимков до двух лет – даже одно время думала, что меня взяли из детского дома. Черно-белый щекастый пупс в полосатом комбинезоне на руках у совершенно незнакомого мужчины. Так у меня появился папа Максим с фамилией, которую я до сих пор то и дело тихонько катаю на кончике языка – Красавин.
– Я думала, хотя бы сегодня позвонит, но нет.
Похоже, он совсем не рад, что ты мне все рассказала.
– Да, он злится. В первую очередь потому, что это я вышла с тобой на связь, а ему смелости не хватило. Дай ему время. Потом ты поймешь, что взрослые далеко не такие взрослые, какими кажутся.
Я затушила сигарету о подоконник. За окном алела на снегу моя новая машина.
– Слушай, я пойду, пока меня там все не потеряли. Спасибо, что ты пришла. Сегодня и вообще.
– Ты не представляешь, как я по тебе скучала. До сих пор не могу привыкнуть, что ты уже не та малышка с очаровательной беззубой улыбкой.
– Ой, с этими зубами одни проблемы. – Я в шутку оскалилась, демонстрируя новые резинки на брекетах.
– Фиолетовые? Класс! На следующей неделе встретимся? Можно в кино сходить. Пока тебя совсем не засосала подготовка к вступительным. Чуть не забыла, подарок! – Она протянула мне маленький крафтовый пакет.
Засунув руку внутрь, я попыталась нашарить, что там, и легонько уколола палец.
– Ай, что это?
– Прости, ты не поранилась? Надо было предупредить – там брошь. Это семейная, мне досталась от бабушки, твоей пра.
Я достала из пакета холодный металлический предмет, разжала пальцы, и на ладони заискрилась фиолетовыми камнями брошь. На одном конце булавки была закреплена пятиконечная звезда, от нее вниз шли пучком серебряные лучи.
– Это комета или волшебная палочка?
– Не знаю, как сама решишь, – подмигнула Марина.
– Красивая. Я буду носить обязательно, спасибо тебе. – Я снова уткнулась в персикового медведя с никотиновым шлейфом.
– С твоим днем, Женек.
После прохладной тишины подъезда в квартире стало слишком душно и многолюдно. Когда пришли мои подруги, мы снова улизнули из дома в сумерки под предлогом осмотра машины.
– Класс. – Катя прикусила губу, накрашенную в тон авто. – Мне такую никогда не подарят.
– Потому что твоему папе не надо тебе доказывать, что он родной.
– Вот ты везучая, конечно, – засмеялась Настя. – В два раза больше родственников – в два раза больше подарков.
– Да брось, биологический отец мне даже не позвонил.
Я кликнула брелком, и мы залезли в промерзший салон, включили зажигание. Понажимали все кнопки, протерли дворниками стекло от нападавших белых хлопьев.
– Ну вот и что я буду с ней делать? Как мне автошколу с подготовкой к экзаменам совмещать, интересно? Где мои тридцать часов в сутках?
– Да справишься, скоро катать нас будешь!
– Ну или Леха будет, у него же права есть. Смотрите, а вот и он приехал. – Открыв окно, Катя крикнула: – Мы здесь!
Успокоенное болтовней с подругами сердце опять потеряло свое место и поползло куда-то в район шеи, где и застряло.
– Привет. – Я открыла дверь и попыталась улыбнуться, но щеки не поддавались губам.
– Привет, малышка. – Он будто в очередной раз ничего не заметил. – С днем варенья.
Чмокнул меня в губы – коротко, сухо – и вручил огромный букет. В моей голове стучало «только не сегодня, только не сейчас». Он подал мне руку, чтобы помочь выйти из машины, и мы все двинулись в сторону дома.
Я снова наталкиваюсь глазами на горшок с засыхающим спатифиллумом и вспоминаю, что сижу в кабинете у психолога. Слова перестают складываться в предложения, я застываю, глядя в окно.
– Евгения, как вы себя чувствуете? – Терапевт явно обеспокоен потерей связи между нашими креслами.
– Чувствую себя как человек, который прогнал любовь всей своей жизни и испортил свое будущее, а как еще я должна себя чувствовать? – отвечаю я и почему-то улыбаюсь.
– Это обобщение, чувствовать вы себя при этом можете как угодно.
– Вы моей маме скажите, что это обобщение. В ее глазах это настоящая греческая трагедия. Она как будто ждала этого дня всю свою жизнь, и тут такой облом.
Все говорили, что мы с Лешей встречались с детского сада, но, конечно, это не так, – всего четыре года. Просто знакомы были с песочницы, и в детстве я, говорят, поколотила его лопаткой за украденную формочку. Там же, на скамейке во дворе, случился спустя десять лет наш неловкий первый поцелуй. Леша был такой же простой постоянной в моем мире, как рука или нога, которые со мной с рождения, – только вот два месяца назад выяснилось, что я знаю далеко не все даже о самой себе.
На площадке у квартиры я дернула его за руку, пропуская подруг в дверь.
– Подожди.
Он обернулся, и мы остановились лицом к лицу. Под расстегнутым пуховиком на нем была белая рубашка, волосы аккуратно приглажены гелем.
– Не делай этого, пожалуйста.
– Чего? – Увидев мои глаза, он перестал улыбаться. – Мама тебе рассказала?
– А ты и с ней посоветовался?
– Я сомневался. – Он принялся разглядывать свои руки. – Похоже, не зря.
– Леш, да не в этом дело. Момент дурацкий, понимаешь. Все родственники там, я провалюсь сквозь землю от стыда.
– А сейчас? – Леша снова заглянул мне в глаза.
– Что сейчас?
– Сейчас подходящий?
Я представила нас со стороны: он преклонит колено на коврике у двери и достанет коробочку – конечно, она будет красной бархатной. В ней будет лежать кольцо из желтого золота с крошечным бриллиантом, которое он выбрал в сетевой ювелирке на соседней улице. В подъезде до сих пор пахло дымом от наших с Мариной сигарет.
– Нет, не подходящий.
Он отвернулся к двери, взялся за ручку, застыл. Сердце колотилось у меня прямо в горле, загородив проход всем словам.
– Знаешь, если бы ты действительно хотела, это было бы не важно. – Он нарушил молчание первым. – Маме передай мои поздравления.
Леша развернулся и ушел, глядя прямо перед собой. Мне хотелось остановить его, но слова почему-то потеряли значение. Ноги не слушались, а руки приросли к букету.
– Вы считаете именно это началом депрессивного эпизода?
– Мама говорит, что в своем уме я бы так не поступила. И что она меня вообще не узнает последние месяцы.
– А что вы сама чувствуете?
– Ничего. Мне все равно. Я просыпаюсь и иду на уроки, потом почти каждый день к репетиторам, по выходным ходила в автошколу и уже сдала экзамен. – Покрутив пальцами пуговицу на рубашке, добавляю: – Мне даже стало без разницы, почему отец так и не вышел на связь.
– Женя, возможно, вам потребуются антидепрессанты, но я бы предпочел провести вторую встречу, прежде чем их назначить.
Выйдя из бизнес-центра, я останавливаюсь у моей красной малышки. За три месяца девятнадцатого года я успела сдать на права – свободного времени у одинокой девушки оказалось гораздо больше, но пока так и не привыкла, что машина моя. Наверное, если бы это была депрессия, я бы не училась вождению, а лежала дома на кровати, но мама настояла на психологе.
Сажусь на скамейку, достаю сигареты – в машине нельзя, пропахнет салон. Застегиваю пуховик и проверяю время: не пора ли к репетитору. На заставке смартфона моя фотография: широкая улыбка, на щеках веснушки, волосы развеваются по ветру. В один из последних дней лета мы гуляли с Лешей по набережной, и он щелкнул меня, улыбающуюся, с мороженым в руках. Потом мы пошли в кино на какой-то модный блокбастер, где я чуть не уснула. Впрочем, на следующем свидании фильм снова выбирал Леша – мне всегда было проще с ним согласиться: то ли чтобы он чувствовал себя важным, то ли чтобы ничего не решать самой.
Докурив, сажусь в машину, трогаюсь. Ехать мне недалеко, но за рулем я пока ощущаю себя не слишком уверенно. Да и, кажется, чувства, которые предыдущие месяцы были в заморозке, после разговора с психологом начали оттаивать – от этого сосредоточиться на дороге еще сложнее.
Снова кидаю взгляд на телефон. Если я так смотрела на Лешу, значит, все же была влюблена? И что я тогда натворила?
После дня рождения мы ни разу не разговаривали. Через неделю он принес и отдал папе коробку с моими вещами, когда меня не было дома. Его книги и свитер я по-прежнему храню. В конце летних каникул все было так просто, а сейчас я перестала понимать даже саму себя. Кто эта Женя Красавина, которая сейчас, похоже, захватывает мою жизнь?
Ход мыслей прерывает громкий скрежет, я резко жму на тормоз. В поток передо мной пыталась вклиниться машина, которую, погрузившись в себя, я не заметила.
То ли от страха, то ли от удара в груди что-то перехватило: отстегнув ремень и упершись руками в руль, я судорожно дышу, чтобы прийти в себя. В окно тихо стучат.
– Вы в порядке? – раздается приглушенно.
– Нет, не очень. – Дрожащей рукой опускаю стекло. – Не знаю, со мной такое в первый раз.
– ДТП?
– Да. Я за рулем две недели. Это я виновата, получается? – К глазам подкатывают слезы.
– Да нет, нет, я думал, вы меня пропустите, но, в конце концов, вы же не обязаны. – Водителем серебристой машины, в которую упирается моя, оказался темноволосый мужчина в шерстяном свитере грубой вязки.
– А что теперь делать?
– Вызвать ДПС и ждать. Страховка у вас есть?
– Да, вот. – Ковыряюсь в бардачке и все-таки начинаю реветь. – Извините, я просто очень испугалась.
– Ничего, поплачьте, женщинам это нужно. У вас так стресс выходит.
Получив официальное разрешение на слезы, я продолжаю плакать еще, наверное, полчаса. Плачу, пока ищу документы, всхлипываю, когда звоню маме и рассказываю про аварию. Выходя из машины и рассматривая свежие царапины на красной краске, я продолжаю подвывать.
– Слушайте, мне очень жаль, что вы так расстроились. Поверьте, здесь ничего страшного. Страховая заплатит, машину покрасят. Мы же легонько столкнулись, на самом деле.
Лицо водителя серебристой машины выглядит настолько виноватым, что я начинаю не только плакать, но и смеяться одновременно, и получается настоящая истерика, от чего собеседник пугается еще больше.
– Тут рядом аптека, я могу сбегать за валерьянкой, хотите? Я бы предложил коньяка, но перед приездом полиции лучше не стоит. – Он робко улыбается, протягивая мне упаковку бумажных платков.
– Да нет, нет, вы не переживайте. – Я растираю тушь по щекам и в довершение громко сморкаюсь. – Просто не плакала уже несколько месяцев – видимо, накопилось. И машина новая, жалко ее.
– Ну что вы, это же просто поцелуй истинной любви французского и китайского автопрома. – В попытке пошутить он машет рукой в сторону, где соединяются две наши машины.
То ли от этих слов, то ли от удручающего зрелища у меня вдруг подкашиваются ноги, и я начинаю сползать вниз, безуспешно пытаясь затормозить падение о бок машины.
Когда я открываю глаза, надо мной потолок в рябых квадратиках. Постельное белье на кровати, где я лежу, мне не знакомо. Моргнув пару раз, понимаю, что оказалась в больнице.
– Женечка, слава богу. – Надо мной наклоняется мама. – Как ты себя чувствуешь?
– Как будто наконец-то выспалась. А что вообще происходит?
– Ты попала в аварию. Потом упала в обморок, пока ждала полицию. Мужчина, который в тебя врезался, вызвал скорую, тебя привезли сюда, позвонили мне. Врачи говорят, сотрясения нет – это, скорее всего, просто шок и переутомление. Как мы все перепугались, ты не представляешь.
– Мам, мам, не надо. – Вытираю пальцем слезу с ее щеки и беру за руку. – Я в порядке, давно так хорошо себя не чувствовала.
– Папа тоже приехал. Собственно, оба твоих папы. – Она прикусывает губу. – Я на нервах сегодня позвонила Максиму и рассказала, что случилось, – в конце концов, он, как твой отец, тоже должен знать.
Я не знаю, как реагировать, поэтому просто говорю «угу», и мама отправляется в коридор на поиски доктора, чтобы сообщить о моем пробуждении.
С клетчатого потолка я перевожу взгляд в окно и вижу, что на небе впервые за несколько месяцев ни облачка. Нащупываю на тумбочке телефон и пролистываю вереницу оповещений, пришедших за время, что я была в отключке.
Вдруг палец застывает над сообщением от Леши.
«Жень, как ты? Скажи, куда приехать? Тебе что-то нужно?»
Сделав глубокий вдох, набираю его номер.
– Привет! Я в больнице, только проснулась. А откуда ты все знаешь?
– Привет! Что с тобой вообще, ты в порядке? Мне позвонила Марина и сказала, что я, как настоящий принц, должен разбудить тебя поцелуем, но, кажется, это перебор?
Я начинаю смеяться и смеюсь, наверное, так же долго, как до этого плакала. Из смартфона доносится ответный Лешин смех, от которого в груди становится тепло. Успокоившись, я спрашиваю, может ли он мне помочь, и через полчаса уже сижу в его машине, припаркованной недалеко от выхода из больницы.
– Ты уверена, что надо вот так сбегать?
– Конечно, нет. Я вообще уже полгода ни в чем не уверена.
– Это все из-за отца?
Прикусив губу, перевожу взгляд за лобовое стекло на поворачивающую в ворота больницы скорую.
– Я думала, что его появление поставит на место все недостающие куски пазла. А сейчас понимаю: мне все равно придется искать их самой. Этот дурацкий экономфак – серьезно, я собираюсь потратить на него шесть лет своей жизни? Ну или мы с тобой. – Откидываю с лица челку и снова поворачиваюсь к нему. – Что с нами такое? Если я не готова выходить замуж прямо сейчас – это что, повод все закончить? Ты хочешь быть со мной, только когда я со всем соглашаюсь? Пойми, пожалуйста, я не готова вот так сразу ко второй за полгода потенциальной новой фамилии.
Леша с шумом выдыхает воздух и заводит машину. Несколько перекрестков мы проезжаем молча.
– Как-то в «Спящей красавице» все проще было, – наконец произносит он, остановившись на светофоре.
– И жили они долго и счастливо?
– Вроде того.
– Похоже, мы с тобой в какой-то другой сказке – где нам для счастливого финала придется разговаривать друг с другом, а не только целоваться.
– Если будет и то и другое – я согласен. – В его глазах блестят такие родные смешинки.
Светофор впереди загорается зеленым светом, и, пришпоренная моим принцем, сотня белых лошадей с громким ревом стартует с перекрестка по направлению к ближайшему кафе.