г. Новосибирск, 13 лет
«Перевертыши» Варлама Шаламова
Сразу скажу: я еще не дожила до того срока, сколько шел к своим рассказам Варлам Шаламов. А шел он к ним целых 20 лет! И шел трудно – пошатываясь, спотыкаясь, иногда ползком, иногда переходя на бег трусцой. И еще – в своем культурном развитии я, конечно, не дошла до по-настоящему большой, великой, всепоглощающей литературы (это если честно). Но «Колымские рассказы», которые, будто нарочно в духе того времени, «вычищены» от художественности, произвели на меня впечатление сродни первому удару плети для только вышедшего из стойла жеребенка.
Несмотря на кажущуюся простоту прозы Шаламова, в ее идейной прямолинейности, намеренной аскетичности речевых оборотов, отсутствии ярких метафор для меня на самом деле кроется нечто иное. Как мне кажется, «Колымские рассказы» (впрочем, как и все творчество Шаламова) – это некий моральный, этический и, самое главное, смысловой «перевертыш». Здесь все о людях, но в большинстве своем о тех, кто уже перестал быть человеком. Или всегда о жизни, но ведь на самом деле – об ожидании смерти и умирании, как процессе неминуемом и скоротечном. Или о боли, к которой уже привык, и без нее даже как-то неуютно. Или о цели – заветной, настоящей, выстраданной. Но которая как мираж – лишь манит вдалеке надеждой, дает топливо для того, чтобы коптить еще один день в ожиданиях и заботах.
Сухое и сдержанное, почти документальное описание лагерного быта необъяснимым образом создает намного более сильное – почти на уровне спазмов, на уровне физиологии – впечатление, чем если бы они были окрашены размашистой палитрой. Ад – а лагерь для Шаламова – это, безусловно, ад! – он описывает так, будто это что-то будничное, само собой разумеющееся. Вот двое заключенных вырыли могилу ради одежды покойника. Вот заключенный готов подвести под расстрел своих товарищей ради банки сгущенного молока.
Мне это даже представить сложно: я сгущенное молоко ела только в тортах, и как прожить без него, очень хорошо себе представляю. А герои, вернее, антигерои Шаламова – не представляют. И это страшно. И это – ад!
Несмотря на внешне обличительную риторику автора и излишнюю политизированность, даже в аду Шаламов тоже переворачивает все с ног на голову в душе читателя. А вернее, с головы на ноги, потому что для меня, судя по его биографии и жизненным принципам, Варлам Тихонович – человек честный и принципиальный. Таким же является и его творчество, которое в действительности не против конкретного режима, не против власти, не против советской государственной машины. Оно против лжи, коварства и антигуманизма. Шаламов буквально кричит каждым своим рассказом, каждой буквой о том, что нельзя с людьми обращаться не по-человечески и нельзя в людях убивать человека. Нет такой власти, нет такого режима, нет такого государства, которое могло хоть чем-то оправдать зверства против людей, тем более своих сограждан.
Разве здесь есть что-то, с чем можно поспорить или даже поставить под сомнение? Я недоумеваю от очевидного – или в силу возраста, или в силу характера. И Варлам Шаламов, мне кажется, тоже недоумевал.
«Перевертышем» является и стиль самого автора. В том смысле, что за уже упомянутой сухостью его стиля кроется настоящий поэт. Читая его стихи, можно по-другому посмотреть и на его минималистичную прозу: каждый рассказ – как медитативный, но при этом ужасающий стих. Вообще, слово «страх» и любые его производные – это то, что остается после прочтения «Колымских рассказов».
А еще после них хочется помыться, обязательно с душистым мылом и под горячей водой. И еще хочется согреться – можно просто чаем, сгущенку я бы оставила про запас. Не хочется.
И конечно, «перевертышем» можно назвать кажущееся отсутствие внятной цели или мотивации у героев рассказов Шаламова. Разве что кроме выживания… Нет, там скрыто что-то еще. Может быть – зачем им жить, когда жизнь такова?
У Шаламова была дочь, которая, в силу возраста и внушений, что ее отец – враг народа, могла и не ждать его. Или начать его забывать. А вот он ее забыть никогда бы не мог. Эта была его цель, и это двигало его и его героев в стремлении жить.
На своем жизненном пути я пока не встречала каких-то серьезных катаклизмов, тяжестей или невзгод. Но я открыла эту часть жизни в творчестве Варлама Шаламова. Эти открытия меня напугали и дали шанс подумать об очень многом в нашей вчерашней и особенно сегодняшней жизни.
Я пока не узнавала у своих родственников, «стерегли» ли наши предки или «сидели», или, возможно, были далеки от всего этого (а были ли в принципе тогда такие, кто был далек?).
Как бы то ни было, я бы очень хотела, чтобы именно так я узнала о настоящих тяжестях и невзгодах. О том, как жизнь превращается в выживание. О местах, где нет ни сантиметра, ни грамма и ни капли любви. О предательстве, о расчеловечивании, о смерти. Об аде на земле. Чтобы я узнала обо всем этом обязательно, но только из рассказов писателя. А не из своего жизненного опыта.
И я уже знаю: 18 июня 2022 года исполнится 115 лет со дня рождения прозаика и поэта Варлама Шаламова. А значит, есть повод его вспомнить.
Мария Рябкова
Республика Татарстан, г. Агрыз, 16 лет
Дом, в котором нет человека счастливее, чем настоящий дурак
Роман Мариам Петросян «Дом, в котором…» оставил после прочтения неизгладимые впечатления. Он не такой, как все, очень загадочный, запутанный. Язык повествования афористичен, переполнен метафорами, даже слова героев значат совсем не то, что на первый взгляд.
«Слова, которые сказаны, что-то означают, даже если ты ничего не имел в виду».
И, если подумать, мы практически не знаем имен героев, два-три имени, и не больше, все остальное – клички, которые присваиваются детям по прибытии в Дом, а присваиваются они не просто так, они отражают суть каждого. Если человек становится другим, то и кличка меняется. Так Кузнечик стал Сфинксом, Спортсмен – Черным, а Вонючка – Шакалом Табаки. Неумолимый процесс взросления.
Но стоит поподробнее рассказать про Дом и почему он Дом, а не просто дом с маленькой буквы. Это школа-интернат для детей с ограниченными возможностями, то есть инвалидов. Но на самом деле многие из них с парадоксальными способностями, Ходоки или Прыгуны, способные оказаться на Изнанке. Это что-то вроде другой мистической реальности: «Время в Доме течет не так, как в Наружности. Об этом не говорят, но кое-кто успевает прожить две жизни и состариться, пока для другого проходит какой-нибудь жалкий месяц».
Сам Дом – как будто другой мир, со своими правилами, законами и реалиями жизни. Настоящую власть здесь имеет только Дом, остальные либо подчиняются, либо исчезают. Своих любимчиков Дом награждает способностями видеть больше, слышать больше, делать то, что остальные не в силах. Самый сильный из них – Слепой. Он – Вожак Дома, которому остальные подчиняются. Однажды Слепому бросили вызов, чтобы свергнуть его, но Вожак своего не отдаст. Он убивает взбунтовавшегося, и остальные жители Дома относятся к этому как к нормальному явлению, они его полностью оправдывают.
Все жители Дома делятся на несколько групп в зависимости от характера и занятий: Фазаны, Псы, Крысы, Птицы и Четвертая группа, не имеющая своего названия. У каждой группы свои лидеры, но они подчиняются Слепому или Дому. Взрослые люди, воспитатели имеют власть, но она слишком ограничена рамками той реальности, в которой они живут. Чаще всего они предпочитают не лезть в дела детей или не в силах что-либо сделать. Да и сами дети очень странные, иногда дикие. Для них мир за пределами Дома – Наружность – страшнее. Многие не желают покидать свое слегка жуткое пристанище, они не готовы жить самостоятельно, а неопределенность заставляет впадать в панику. Поэтому самое страшное время в Доме – время выпуска, когда все находятся в опасности из-за безумств выпускающихся, из-за их страха и ярости. Живя здесь, все подростки сталкиваются с наркотиками, алкоголем, курением. Они способны на серьезные драки и убийства (но не все, только имеющие власть). Они выживают как могут: «Дом не отвечает за тех, кого не пускает в себя. Он не отвечает даже за тех, кого впустил». У созданных Петросян персонажей есть собственные названия для всех важных явлений. Больничное крыло они называют Могильником, класс, переделанный в комнату отдыха, – Кофейником. Существуют собственные обычаи и ритуалы вроде Ночи Сказок или Самой Длинной Ночи. У отдельных групп есть внутренние законы, часто кажущиеся абсурдными: например, в Четвертой запрещены любые приборы для измерения времени.
Повествование в книгах (это серия книг: «Курильщик», «Шакалиный Восьмидневник» и «Пустые гнезда») ведется о событиях перед новым выпуском, но при этом временные рамки очень условны, а разбросанные по всей книге интермедии возвращают читателя в прошлое, которое путает еще больше, ведь говорится в них вроде о тех же людях, но с другими кличками, в тех же местах, но с разным описанием и ощущением локации. Однако понимание текста и взаимосвязей людей, событий возникает лишь после полного прочтения. Хотя и не у всех. Книгу нельзя осознать полностью или прийти к одному мнению о значении событий. Слишком много недомолвок, дыр в сюжете, отсутствие объяснений. Эту книгу нужно просто прочувствовать и принять.
Финал неоднозначен, каждый из героев сам выбирает для себя, хочет ли он уйти в Наружность или остаться на Изнанке Дома. Слепой остается и оставляет с собой тех, кто не выживет за забором Дома. Но затем он переходит на новый жизненный круг, а Сфинкс ему в этом помогает, помогает жить здесь и сейчас, как когда-то помог Кузнечику его наставник Лось. Кто-то пытается полностью избавиться от воспоминаний о Доме, а кто-то поддерживает связь со своими друзьями. Но одно можно сказать точно – Дом оставил отпечаток на всех своих жителях, вне зависимости от времени их проживания: «Мечтая о чуде, иногда рискуешь получить его, оставшись при этом ни с чем».
Роман нельзя четко отнести к какому-то из жанров. Все считают по-разному: реализм с элементами фэнтези (казалось бы – как это возможно), философская мистика. Книга уникальна по своей форме. Темы, над которыми размышляет автор в произведении, очень разные, и назвать все просто невозможно, ведь каждый видит в ней что-то свое, каждый выносит то, что ему необходимо. Для себя я отметила такие темы, как сиротство, насилие ментальное и физическое, увечья, тема «сверхчеловека». Герои – подростки, которые учатся жить, совершают ошибки, набираются опыта, пытаются преодолеть себя, ищут свой путь, а эта тема как раз актуальна для меня на данный момент. Сама Мариам Петросян говорила о своем романе: «Я писала эту книгу для себя, и главным для меня было то, чтобы она понравилась мне. Может быть, еще расчет был на очень близких людей». При написании она не ставила цели раскрыть конкретную тему, а просто творила для себя и своей души.
Оценки романа крайне неоднозначны. Читатели разделились на тех, кто считает книгу полным ужасом, не имеющим никакого смысла, и на тех, кто увидел по мере прочтения новую невероятную Вселенную, а в строках – глубокий смысл. И это неудивительно, ведь лишь самые гениальные произведения вызывают бурные обсуждения и споры. «Дом, в котором…» – уникальное произведение литературы, не имеющее аналогов ни в русской, ни в зарубежной культуре.
Для меня эта книга стала одной из самых любимых, мне было очень тяжело расставаться с ней, с героями по завершении чтения. До сих пор, спустя столько времени, у меня появляются слезы на глазах и мурашки при мыслях о ней.