Виктор Шапкин
Литератор, режиссер, переводчик, лингвист. Окончил переводческий факультет НГЛУ имени Н. А. Добролюбова и ВТК ГИТИСа (режиссура). Печатался в журналах «Нева» и «Москва». Роман «Не забудь умереть» (Do not forget to die) опубликован в нью-йоркском издательстве Franc Tireur в 2015 году. Лонг-листер литературной премии «Ясная Поляна» и премии имени А. А. Дельвига. Живет и работает в Нижнем Новгороде.
Петя, танцуйХроника одного концерта
Описанный ниже концерт прошел 19 февраля 1988 года, на третий день после гибели барда Александра Башлачева (о которой еще почти никто не знал), в Большом зале Олимпийской деревни, но не был посвящен ему: это был рядовой рок-концерт.
Петр Мамонов и музыканты из группы «Звуки Му» по собственной инициативе посвятили свое выступление памяти Башлачева. Ход концерта подробно изложен в тексте, но…
Пожалуй, все там было не совсем так (вернее, совсем не так), но так увиделось, не обессудьте. Итак, давайте перенесемся на без малого 40 лет назад, из нынешнего времени тулумбасов в отзвеневшее «время колокольчиков».
У касс МДТЗК.
– На рокеров в Олимпийскую деревню есть?
– На «ДДТ» в «Динамо»?
– А на «Рок-панораму» в «Лужники»?
– На «Рок-лабораторию» не найдется одного билетика? На любой день…
И в ответ:
– Нет… нет… нет… нет… Только в день концерта двадцать билетов за час до начала.
19 февраля 1988 года. У касс Олимпийской деревни в день концерта.
Огромная очередь. Идет перекличка – 80 номеров, а билетов всего 20. Входит пожилая женщина.
– Скажите, а в Малый зал билеты взять можно? На Синявскую?
Общий хохот.
В полседьмого выходит молодой (да ранний) главный администратор.
– Товарищи! Кто имеет право на льготы – пожалуйста, пройдите к кассе. Инвалиды, ветераны Великой Отечественной войны, Герои Советского Союза…
– Я!
– Вы «афганец»?
– Так точно.
– Пройдите к кассе и получите свои два билета. Товарищи, дайте дорогу.
Толпа негодует.
– А почему два, а не один? Второй-то чел – такой же, как мы…
– Читайте постановление Совмина, там все написано. «По два билета в одни руки». Больше нет ветеранов?
Выходит довольный «афганец» с двумя билетами.
Администратор вальяжен.
– Так, ребята, билетов больше не будет. Расходитесь. Повторяю: сегодня билетов больше не будет.
Уходит. На лестнице его догоняет какой-то пацан.
– Простите, а вот по отношению… ГИТИС, актерский… можно входной? – Протягивает студенческий с отношением.
Тот, даже не взглянув на бумажки:
– Нет, сегодня никаких входных.
– Извините…
– Ну что вы, что вы…
Часть толпы расходится, основная масса остается стоять.
У главного входа густая толпа. Милиция гоняет народ из предбанника.
Пацан из ГИТИСа рвется сквозь толпу.
– Я – к главному администратору.
– Чео?
– Я – к главному администратору.
– Ладно, ждите.
Все ждут. Появляется администратор. Пацан бросается к нему.
– Извините, пожалуйста, может быть, можно входной?
– Вы ко мне уже подходили.
– Но… может быть… извините…
– Ладно. Идите на служебный. Прямо там наверху ждите. В семь тридцать я подойду.
У служебного входа вся лестница запружена толпой. Переговариваются-смеются.
Наверху за стеклянными дверями девушка-цербер. Пропускает только по спискам. Рядом бритоголовые комсомольцы из оперотряда. Короче, простому смертному ни-ни.
Кто-то пытается пролезть на ша́ру («Вы куда?» – «Да я там в списке».) Заворачивают.
Кто-то блефует – подделывается под иностранца («Ол райт!»). Заворачивают.
Два чуть теплых журналюги туда же («А мы из «Крокодила…» – «Вы пьяны». – «Я-а-а?!») Заворачивают.
За стеклом мелькнул озабоченный Петр Мамонов, лидер группы «Звуки Му».
Толпа, наперебой:
– Петя! Петр! Мамон! Проведи!
Мамонов исчезает.
Мент, периодически:
– А ну, все спустились вниз! Очистили лестницу! Выйдите на улицу и там ждите! Ну, быстро! Я кому сказал!
Толпа послушно спускается на две-три ступеньки и тут же снова поднимается на три-четыре.
Бегом появляется администратор.
– Оперотряд, за мной! У главного входа – прорыв!
Оперотряд мгновенно срывается с места и бежит за ним.
Пацан из ГИТИСа трусит за администратором.
– Николай Витальевич, вы сказали…
Тот, на бегу:
– Ждите. Концерт еще не начался.
Убегает.
Победители – слегка потрепанные, но потные и радостные – возвращаются на служебный вход. Пацан из ГИТИСа тут как тут.
– Николай Витальевич!..
– Пойдемте ко мне в кабинет. – Церберу: – Это со мной.
В кабинете – трое: Сам, пацан из ГИТИСа и взмыленный рокер. Хозяин выписывает и вручает заветный пропуск.
– Вот вам на двоих. Самому терпеливому… – кивает пацану из ГИТИСа, – и самому нетерпеливому, – кивает взмыленному рокеру. – Идите через служебный.
Двое бегут к главному входу.
Рокер деловит.
– Слышь, рванем через главный. У меня там фрэнды́ – надо провести.
У главного входа изнывает кучка рокеров – человек тридцать в фуражках-капитанках. Остальные рассосались – концерт уже идет.
Наш рокер подбегает к своим.
– Мужики, за мной!
Отходят подальше от ментов.
– Слышь, дай ручку… Так… скоко нас… так… семь человек… так…
– Пиши десять.
– Да десять не пропустят. Пиши пять – максимум.
Рокер пишет на пропуске вместо «два лица» жирную цифру «5».
Бросаются к главному входу – их не пускают.
Рокер вопит через стеклянную дверь, потрясая пропуском.
– Росконцерт!.. Росконцерт!..
Наконец дверь приотворяется.
– Сколько вас? Пять челове-ек?.. Ладно, проходите… по одному.
Вместо пятерых в дверь ломанулись все тридцать. На них кидается милиция. Свалка, но пацан из ГИТИСа успевает проскользнуть внутрь.
Быстро раздевается в гардеробе, бежит по лестницам.
Билетерша бдит:
– Только в боковые двери. Только в боковые. По центру все битком. Встаньте где-нибудь у стеночки.
Зал Олимпийской деревни. На сцене – группа «Алиби», лидер – Сергей Попов.
Мы любим блюз,
Мы любим рок,
Мы любим все,
Что поперек!..
Толпа неистовствует: вопит, свистит, хлопает, улюлюкает, плюется, топает ногами.
Усатый палач, грозный садист пристроился на века.
Кажется, до сих пор над нами его рука.
Вырыть эту мумию из-под красной стены,
Сжечь и развеять по ветру!..
Толпа буквально вжата в спинки кресел этим мощным напором.
Да я б не пел, но стыдно мне и больно.
К начальству аллергии сроду нет.
И потому мне хочется вон той вельможной «вольве»,
Не промахнувшись, плюнуть вслед!
Я пою не для них,
Я пою сейчас для вас,
Может быть, в последний раз.
Может быть, в последний раз…
Экстаз толпы.
«Алибистов» сменяет группа «Мангоманго».
Солист в арабском полосатом балахоне из матраца, на голове полотенце, визжит.
Сегодня в столовую мне идти лень, сегодня страшный четверг.
Сегодня объявлен рыбный день, страдает простой человек.
Да потому что лучшая рыба – это колбаса, колбаса!..
Мангоманговцы, продолжая петь, сбегают со сцены в зал. Они пытаются подарить зрителям цветы, просто пожать им руки, потанцевать с ними в проходах зала.
Но цветы летят обратно, протянутые руки повисают в воздухе, в проходах танцуют только сами музыканты.
Группа – как облеванная – покидает зал.
Толпа торчит.
– Мамон! Петя! Давай Петю Мамонова! Петр, выходи!
Выступает группа Димы Ямбульского.
Вокалист в семейных трусах до колен и в прозрачном женском платье черного гипюра орет дурью.
Мы демократам ка-ак замочим —
И начнется страшный
Русский
Ренессанс!..
Толпа со свистом убирает его со сцены.
– Дурак! Дешевка! Надоел! Иди домой! Пшел вон! Даешь «Звуки Му»! Му-у-у!!!
И когда объявляют «Звуки Му» – в ответ дружный рев.
Выходит Саня Липницкий, Липа, басист из «Му».
– Сегодня перед концертом мы узнали: погиб наш друг, выдающийся рок-музыкант Саша Башлачев… В воскресенье едем к нему в Питер… Поэтому сегодня мы не будем играть свою новую программу, которую подготовили, а сыграем те вещи, которые любил Саша…
Выходит Петр Мамонов с группой.
Толпа встречает его воплями.
– Петя, танцуй! Танцуй! Петя! Я люблю Мамонова! Ich liebe Petja!
Петр подходит к микрофону.
– Я спою несколько песен, которые любил Саша… Песен, которых Саша уже не услышит… А может, я неправ – и он сейчас слышит нас…
Выносят большой фотопортрет Башлачева, ставят его прямо на пол у колонки.
– Я спою песню… первую, которую я спел когда-то Саше… при нашем знакомстве…
Подключается с фоном и писком, поет «Цветы на огороде».
Летит над нами самолет,
Но он не сядет никуда.
Напрасно думает пилот,
Что не подействует трава.
Цветы на огороде…
Среди полей стоит состав,
Людьми покинута машина.
В селе притихшем режут мак
Седые строгие мужчины.
Цветы на…
Толпа прерывает.
– Петя, танцуй! Пожалуйста, танцуй! Петр, «Муху»!
Мамонов, косноязычно:
– Я д-думаю… смерть… это самая… серьезная вещь… И нам всем… в этом зале… сегодня нужно – понимание… Такое простое слово…
Толпа подхватывает.
– Все правильно, Петя! Мы понимаем! Но все же… Петя, танцуй! Танцуй! Петр, «Муху»! А лучше – «Люляки баб»!
Мамонов пытается спеть еще одну песню, но ему не дают.
Толпа скандирует.
– Петя, танцуй! Петя, танцуй!
Мамонов танцует – «Серый голубь».
Я самый плохой, я хуже тебя,
Я самый ненужный, я гадость, я дрянь.
И-и… Я – серый голубь. Я серый голубь.
Я самый плохой, я хуже тебя,
Я самый ненужный, я гадость, я дрянь.
Зато я умею —
Ле-тать!..
Толпа в оргазме.
Мамонов резко обрывает танец, говорит «спасибо», и группа уходит с площадки.
Толпа, разочарованно:
– Эх, Петя…
Зрители уже пошли из зала, но тут к микрофону снова подходит Липницкий.
– Это еще не все. Сейчас я передаю гитару талантливейшему музыканту Сергею Рыженко.
Выходит Рыженко. Липницкий отдает ему гитару, уходит.
Рыженко зол.
– Конечно, что вам Саша… Я уверен, большинство в зале его даже не знает. Но он был лучшим из нас. Сейчас я спою песню, в которой много откровенных цитат из Сашиных вещей. Но даже и не в цитатах дело – она навеяна Сашиными образами…
Мы – инвалиды поколения, не знавшего войны.
Наши старые раны получены на семейных фронтах и битвах за пиво.
Мы кровь проливали во славу отчизны лишь в окопах районных участков,
Признанные негодными на подвиг по слабости ума.
Мы действительно слабы умом, мы больны душой,
Ведь только безумец может спорить с самою судьбой.
Но я знаю лучшее средство от смерти – это рок.
И пока мы играем в него, мы бессмертны…
Разъезд. Очередь у вешалки.
– Слышь, а кто этот Кушлачев?
– Из Питера вроде…
– Да эт понятно.
– По-моему, из «Странных игр»…
– Да ну, какие «Странные игры», ты чо… Он – сам по себе.
– Какие еще будут версии? А ну, кто больше?
Тишина.
– А Рыженко где ща ошивается?
– Не знака. Тоже, наверно, сам по себе…
Автобусная обстановка. На остановке – биток.
– Ну, как концерт?
– А-а-а, лажа… Металла не было ващще…
– Ага, без хэви тоска, точняк…
– Зато вчера на «Черном обелиске» распряглись капитально – два ряда напрочь снесли!
– Обло-ом!
Подъезжает 165-й. Толпа штурмует автобус.