Родился в 1960 году.
Окончил истфак Московского государственного педагогического института имени В. И. Ленина. Занимается историей советской культуры и литературы. Автор свыше тридцати книг. Главный редактор интернет-портала «Литературная Россия».
Смутные времена в истории ЛитинститутаКак в конце 40-х – начале 50-х творческий вуз оказался на грани закрытия
Тяжелые времена для Литературного института настали в 1949 году. На вуз тогда набросились со всех сторон. Всевозможные инстанции искали в нем космополитов. Среди преподавательского состава начались чистки. В частности, были уволены завкафедрой советской литературы и творчества Григорий Бровман, руководитель семинара по поэзии Павел Антокольский и руководитель семинара по критике Федор Левин. Гонения коснулись и студентов. В итоге институт оказался без руководства. Не случайно в коридорах власти пошли разговоры, а не разогнать ли вуз. В частности, сторонником этой идеи был первый секретарь ЦК комсомола Николай Михайлов. В письме секретарю ЦК ВКП(б) Георгию Маленкову 23 февраля 1949 года он прямо писал: «…возникает вопрос о целесообразности дальнейшего существования Литературного института им. А. М. Горького Союза Советских писателей СССР».
Надо отдать должное тогдашнему литературному генералитету. Несмотря на постоянную грызню в своем кругу, в отношении Литинститута они имели консолидированную точку зрения: этот вуз, по общему мнению писательского начальства, следовало во что бы то ни стало сохранить.
Летом 1949 года дело о Литинституте грозило зайти в тупик. Но тут из многомесячного творческого отпуска вернулся генсек Союза советских писателей Александр Фадеев. Зная устройство политической кухни, он, предварительно посоветовавшись с Минвузом, Агитпропом и Сусловым, подготовил пакет документов о помощи Литинституту. Что в этом пакете было самым главным? Значительное увеличение числа студентов. В 1948/49 учебном году в Литинституте обучались всего 114 человек. А Фадеев предлагал с 1 сентября 1949 года ежегодно принимать в этот вуз до 150 молодых литераторов, причем две трети – из регионов.
Но реализации этого масштабного плана могли помешать несколько факторов. Первый – нехватка помещений для занятий. Второй – отсутствие общежития.
1 июля 1950 года Фадеев и Симонов план реформирования Литинститута направили Сталину. Что они конкретно предлагали?
Первое. Следовало преобразовать вуз в Высшую литературную школу. Их аргументы сводились к тому, что более половины членов Союза писателей не имели высшего образования. У многих был богатый жизненный опыт, но не все владели даже грамотой. А обычные учебные программы по самым разным предметам для них не годились.
Второе. Многие молодые писатели, желавшие учиться, уже имели семьи. Поэтому они нуждались в средствах и в жилье. Фадеев и Симонов предлагали выплачивать им повышенные стипендии и не просто поселить их на время обучения в общежитии, но и выделить каждому слушателю индивидуальную комнату.
Третье. К преподаванию в новой литшколе следовало привлечь не только классических профессоров, но и опытных писателей, распространив на них те же блага, что имели доктора и кандидаты наук.
Сталин тогда уже был очень болен. Все оперативное руководство партией и страной осуществлял прежде всего Маленков. Он в целом одобрил внесенный Союзом писателей план реорганизации Литинститута, однако в тонкости всех поставленных вопросов вникать не стал, поручив этим заняться председателю Моссовета Михаилу Яснову.
Тем временем донельзя накалилась обстановка в самом Литинституте. Студенты, наслушавшись о возможных реформах, испугались, что вообще останутся с носом и всего лишатся. Поэтому в конце 1950 года они направили коллективную жалобу на имя Сталина.
До Сталина эта жалоба не дошла. Но шороху она наделала много.
Первый секретарь Московского комитета ВКП(б) Хрущев посоветовал генсеку Союза советских писателей вторично обратиться в ЦК с предложением по реформированию Литинститута.
Новое письмо на имя Маленкова с соответствующим содержанием Фадеев отправил 13 июля 1951 года. Генсек ССП в своем письме кратко обозначил, как ему виделась Высшая литшкола. Срок учебы в ней сокращался по сравнению с институтом с пяти до четырех лет. Контингент планировалось установить таким: 200 человек на дневном отделении, 250 – на заочном, а также предусмотреть 40 мест для очной аспирантуры и 20 мест для заочной.
После этого машина вновь завертелась. Осторожный директор вуза Петр Фатеев очень долго рассматривал досье каждого студента, а потом все согласовывал с двумя литературными генералами – Анатолием Софроновым и Вадимом Кожевниковым. В число рекомендованных к зачислению в Высшую литературную школу попали студенты-очники, в частности Егор Исаев, Кирилл Ковальджи, Константин Ваншенкин. А кого планировалось из Литинститута отчислить? Укажу те имена, которые потом прославили нашу литературу: очники Леонид Жуховицкий и Борис Балтер, заочники Майя Ганина, Наталья Ильина, В. В. Карпов (бывший разведчик), Евгений Осетров, Юрий Прокушев, Александр Рекемчук… Как дирекция обосновывала свои предложения? Читаем про Ганину: «Она начинающий автор с недостаточно проявленными литературными способностями». Про Ильину: «Возможно, для нее целесообразней учиться на факультете журналистики». Про Леонида Жуховицкого: «В институт был принят как поэт, однако творчески проявил себя беспомощно». Про Балтера: «Работал в области прозы и проявил себя творчески неспособным».
Тем временем секретарь ЦК по пропаганде Суслов решил привлечь внимание Политбюро к писательскому вузу через партийную печать. Зная, что все руководство страны начинало рабочий день с обязательного просмотра свежего номера главной газеты – «Правды», он дал указание главному редактору этого издания Леониду Ильичеву поднять проблемы подготовки литературных кадров в центральном органе партии, причем не в какой-то заметульке никому не известного корреспондента, а в редакционной статье, которая в партийных кругах рассматривалась в качестве директивы. Такой материал появился в «Правде» 17 декабря 1951 года. О чем в нем шла речь? Что Литинститут перестал отвечать требованиям времени. Творческие семинары в вузе, по мнению авторов письма, велись на низком уровне. Были приведены два примера безыдейщины. Первый пример касался семинара Александра Крона. Как утверждали авторы письма, студент этого драматурга – Мусиенко в пьесе «Михаил Шадрин» «нарочито чернил образы советских людей». Второй пример был взят с семинара Евгения Долматовского, у которого учился поэт Николаев (этот студент был обвинен в искажении советской действительности в поэме «Беспокойные сердца»). Далее ставился вопрос: почему в творческом вузе расцвела безыдейность. Во всем оказались виноваты кафедры, плохо укомплектованные преподавателями. Авторы письма тем самым намекали на то, что Литинститут нуждался в срочной реорганизации.
Естественно, проигнорировать такую публикацию в главной газете страны чиновники не могли.
Первым отреагировало руководство Союза советских писателей. На 8 января оно назначило свой секретариат. Радикальней всех выступил на секретариате Твардовский. «Мы считаем, – заявил он, – либо институт будет реорганизован, решительно и смело, поставлен в нормальные условия, и материальные, и правовые, и моральные, либо, я скажу, институт надо закрывать. Но нельзя допустить мысль, что мы не сможем создать настоящий учебно-творческий процесс по воспитанию литературной смены. То, что сейчас предлагается, – это паллиатив, и опыт показывает, что сейчас происходит порча людей. Институт не может сделать писателя, нельзя брать молодого человека, окончившего десятилетку, и по прошествии 4 лет выдать диплом, что он писатель, и я, как редактор, знаю судьбу таких людей. Если в общем вузе человек пишет стихи и они не получаются, он остается полноценным советским гражданином, а когда человек обучается в специальном литинституте, то по окончании института он чувствует себя обиженным. И сама жизнь нам подсказывает реорганизацию института, мы имеем в виду, условно выражаясь, академии литературы, где крупные мастера могли принести пользу не только слушателям, но и самим себе».
3 марта 1952 года все руководство Союза советских писателей вновь обратилось с письмом к Сталину, в котором указало на то, что из-за недостатка финансирования и отсутствия общежития страдает качество образования. Вскоре разными хитростями Суслов заставил аппарат правительства реанимировать старые поручения и доложить своему начальству об их неисполнении. И это возымело действие. В этот раз литгенералитет уже не сомневался, что до лета вопрос о реорганизации Литинститута решится. Но руководители Минфина и Госплана, располагавшие финансами и материальными ресурсами, отказались выделять дополнительные средства. И даже секретарь ЦК Суслов не смог на них надавить (ибо у него еще не было статуса члена Политбюро). Кроме Сталина, в процесс перераспределения денег и ресурсов имели право вмешаться лишь Маленков, Берия, Булганин и еще два или три члена Политбюро.
А время не ждало. Приближался новый учебный год. Уже все видели, что директор Литинститута Фатеев воз не тянул. Его надо было менять. Но подходящего кандидата, который устроил бы и партаппарат, и литгенералитет, не нашлось. Поэтому в начале июня 1952 года секретариат Союза писателей назначил лишь и. о. директора – Ивана Серегина. А уже через месяц писательское начальство потребовало с Серегина полный отчет и за учебную деятельность, и за хозяйственную, и за все остальное.
Поскольку многие в Литинституте – и студенты, и преподаватели – продолжали ждать реорганизации, то учебе и качеству занятий должного внимания уже не уделяли. Институт стал приходить в упадок.
Писательское начальство пребывало в растерянности. Вновь надолго исчез Фадеев. Никто не знал: то ли он запил, то ли засел за новый роман. Но в Союзе писателей его видеть перестали. На хозяйстве оставался Сурков, но ему было очень сложно, поскольку на него изо всех сил давила группа Софронова – Грибачева. Тут еще серьезные перемены произошли в партаппарате. Вопросы пропаганды культуры после XIX съезда КПСС перешли от Суслова в ведение нового секретаря ЦК – Николая Михайлова. А Михайлов, напомню, еще в 1949 году предлагал Литинститут за ненадобностью закрыть. И он вряд ли отказался от своих старых идей.
Когда умер Сталин, Кремлю на какое-то время стало не до творческих вузов. Сурков взял паузу до лета. За это время в верхах и инстанциях произошли серьезные кадровые перемены.
Тогда же выяснилось, что Суслов тоже ничего не забыл. Но после смерти Сталина он какие-то вещи переосмыслил и нашел другие варианты решения вопроса о творческом вузе.
По новому разработанному Сусловым плану предполагалось сам Литинститут уже не реформировать и сохранить в нем пятилетний срок обучения. Но для состоявшихся писателей, не получивших в свое время высшее, а то и среднее образование, намечалось создание Высших литературных курсов (ВЛК). Все привилегии – повышенные стипендии, отдельные комнаты в общежитии – должны были распространяться только на слушателей ВЛК, а не на всех студентов.
Этот компромисс устроил как партаппарат, так и несговорчивого министра финансов Зверева. И уже 3 августа 1953 года Маленков подписал соответствующее постановление правительства.