Журнал «Юность» №06/2025
Литературно-художественный журнал
Выходит с июня 1955 г.
Поэзия
Николай Шамсутдинов
Советский и российский писатель, переводчик, общественный деятель. Родился на полуострове Ямал Тюменской области в 1949 году. Окончил Литературный институт имени А. М. Горького. Член Союза писателей СССР и Союза российских писателей, автор 64 книг, включая четыре книги переводов национальных поэтов России и 11 книг, вышедших за рубежом.
Памяти художника Соколова
Благословенное лето… Над нами
Сыро топорщится в небе звезда…
Сизою свежестью – прет за подрамник,
Крупной росою кропит лебеда.
Поздно, взрываясь ознобными снами,
Зарубцевалась военная память…
Стонет и плачет, если вглядеться
В эти полотна, военное детство…
Черным крылом – легла похоронка
На поседевшее сердце ребенка.
Тусклые зори, незрячие ночи,
Плоть иссушая, голод пророчат.
Что за щемящая тяжесть в предсердье,
Точно, тихонько касаясь руки,
Вновь протянуло тебе милосердье
Светлую пригоршню темной муки?
Радостный хлеб с лебедою! Россия
Превозмогала сиротство в себе,
И не единого – жизнь замесила
На лебеде, на лебеде…
Дай мне созвучие дела и слова!
Это из бледного прошлого – снова
Тянет ладони седая старуха:
Пригоршня жизни – от чистого духа!
Каждый мазок твой, товарищ мой, плотен,
И, вдохновеньем твоим налита,
Темная муза печальных полотен,
Сквозь лихолетье – растет лебеда.
Так воплощайте в мазке и бетоне
Прикосновенье дающих ладоней,
Хоть непривычно порою для слуха:
Пригоршня жизни – от чистого духа!
То состояние длится и длится…
Но задержись посреди суеты —
Оскудевает в несущихся лицах
Горький, пронзительный свет лебеды…
Шорох вечерний к окну подступает,
Память тебя из избы вызывает.
В светлое время познала рука
Теплую тайну ржаного мазка.
Тайна – не творчество, тайна – касанье…
Снова холсты первозданно белы,
И шевельнулось навстречу – мерцанье
Необоримой твоей лебеды.
Тихие окна – зашторены плотно,
Свечи заплаканы, свечи бледны,
И догорают в закате полотна,
Как лебединая песнь лебеды…
Вас выведут цветы – уверенная мальва,
Застенчивый жасмин – из пыльной суеты,
Из мутной духоты на холодок завалин,
К подталому окну вас выведут цветы.
Сад – музыка…
Аккорд мать-мачехи и мака!
Светло поет вода, по листьям топоча.
Как Пан, голубоглаз – гори моя бумага! —
Хозяин у ворот, подсолнух у плеча.
В окне гудят цветы, принцессы и дурнушки.
Темно твое чутье, цветочная пыльца.
Но высекает свет в закатной комнатушке
Кремневая слеза с каленого лица…
Девичий голосок прошелестел: «Отец…»
Он выбрит и высок. Но почему слепец?
…Простудой моровой сквозили перелески.
В усталые виски стучала тишина.
Оцепеневший мир. Ни голоса, ни всплеска
Под ледяною толщей сомкнувшегося сна.
Постанывал во сне полусожженный Гомель.
В глухом окне луна клубилась, точно отмель.
Бескровные поля. Расхристанные дали.
Библейские снега, вытаптывая в лед,
Железный лязг и брань…
Село офлажковали,
И, заголив сады, ударил огнемет.
…Очнулся он один, но не увидел вьюги.
Обугленная мгла перед глазами. Лишь,
Едва от забытья, подламывая руки,
Сиротская судьба завыла с пепелищ,
…Заношенная мысль в его мозгу ютится.
Он стынет у окна, глотая отчий дым.
Страшна его тщета: не дерево, не птица —
Обугленные сны роятся перед ним.
Так выручай, земля – праматерь! Сокровенен
Ушедший в душу свет, хотя глаза пусты.
Уже который год сиделками по смене
Его из лета в лето передают цветы.
…Покатится гроза по хриплым водостокам.
Отряхиваясь, сад под ливнем запоет,
Гвоздика полыхнет с промытого востока,
Мерцание ее пронижет небосвод.
Камелия и мак, дыхание левкоя.
Девичий голосок. Подсолнух за плечом.
Бездонные цветы под зоркою рукою,
И каждый их поклон любовью отягчен.
Анна Ревякина
Родилась в Донецке.
Автор 17 поэтических книг.
Обладатель и финалист множества международных и национальных литературных премий. Произведения переведены на 19 языков. Доцент факультета мировой политики МГУ имени М. В. Ломоносова.
Уже утро, а я к тебе все еще без стиха…
Наполняю легкие воздухом – сорванные меха,
но наружу ни звука. Тихо, словно рассвет в раю.
И душа еще молодая, держится на клею.
Ни с какой стороны не отходит, чистая как слеза,
еще верит в то, что случаются чудеса.
И одно из чудес – твой профиль, когда ты спишь.
А другое – когда вода звонко каплет с крыш
в январе (я пишу, но читается – в янтаре).
Мы застыли двумя стрекозами на заре
этой новой эпохи – безымянной еще пока.
И над нами плывут поэтические века.
Пусть снаружи хоть что – потоп ли, война ли, мор.
Продолжай из снов своих с душой моей разговор,
обнимай ее словом, не бойся, не нанесешь вреда.
Потому что именно словом обнимают души и города.
Потому что именно слово – и есть бессмертие наших душ.
Что до грязно лающих, завистников и кликуш,
то они существуют затем лишь, чтоб был контраст.
Неужели не знал ты? Живешь, будто в первый раз…
Нет никаких сильней или слабей,
есть счастье – полна горница скорбей,
и расставаний топкие болота,
где к вечеру сгущается туман…
Блиндаж вы называете «карман»,
войну – «необходимая работа».
А я из всей домашней чепухи
произвожу прозрачные стихи.
Не будешь сыт, но голод все же стихнет.
Вкус первой строчки – розовый зефир…
Ты не выходишь целый день в эфир,
я спотыкаюсь языком о рифмы.
И злюсь! Какой же я порой бываю злой —
не стихоносной золотой пчелой,
а черной восьмилапой паучихой,
сидящей за диваном в уголке.
Застрявшая на первой же строфе
подслеповатая бездарная ткачиха.
К полуночи налаживают связь.
И вместо липкой паутины вязь —
декоративное письмо чистовиковья.
Из слов земных, почти всегда пустых,
рождается и тут же плачет стих.
И мне его подносят к изголовью.
И он уйдет за самый горизонт,
туда, где город-крепость гарнизон
обороняет и несет потери.
Я не увижу, как он встанет в строй…
Но мне потом передадут: «Сын твой
воюет наравне и укрепляет в вере».
из ниоткуда вдруг тоска
так словно память у виска
как пуля или птица
нет-нет тебя я не виню
но слово сложное люблю
не может повториться
не надо множить люб да люб
я знаю ты совсем неглуп
я тоже из нездешних
что память пепел да зола
стихи на краешке стола
в одном из них подснежник
в другом цветет желтофиоль
я ненавижу эту роль
выбрасывать их в омут
да выбрось это ж просто стих
еще сто штук таких других
смотри они не тонут
их что-то держит на плаву
не то что я тебя люблю
не то что сердце плачет
а что-то из ребячьих снов
другая вечная любовь
ты помнишь синий мячик
и мишку в парке на скамье
все кануло в небытие
но иногда вдруг рядом
как будто папа снова жив
как будто челка на зажим
и мы вдвоем из сада
идем домой сквозь старый двор
никто не целится в упор
и войны только в прошлом
а в будущем весна и май
и по Челюскинцев трамвай
и платьице в горошек
То не горе луковое – прямиком из детства.
И не Оле-Лукойе, прилегший рядом…
Только в мире вдруг не осталось места,
будто не за что зацепиться взглядом.
Есть у правды свойство – хватать за шкирку
и трясти так долго… Без посторонних.
Наши души, словно бы под копирку,
так же, как и линии на ладонях.
Могут разве быть подобные закавыки?
Никогда не думала, ну с чего бы…
Посмотри, как солнце рождает блики, —
никогда не верила в эти дроби,
ни в другие сказни про гомогенность,
ни в серийный номер в двух экземплярах.
Господи, спасибо за откровенность, —
быть к тебе чуть ближе, чем представлялось.
Быть к тебе так близко, что все не больно.
Ничего не больно теперь, мой светлый.