Что устаешь даже от теплого солнца, от недолгого лета.
Не можешь слышать громкого смеха, радоваться океану,
Плачешь над старыми песнями и непрочитанными романами.
Как горячую булку, тебя перебрасывают из ладоней в ладони —
Еще окажется, что заразно, а как можно вынести столько боли,
Пожалуйста, передайте без сдачи, перекиньте от греха, да куда подальше,
Пусть ее как-то починят, подкрутят что-нибудь, решат ее, как задачу!
А ты – то приведешь ко двору корову, чтоб доказать, что ты не хуже других, красивых,
То прикинешься деревянным и будешь колоть орехи всю ледяную зиму,
То споешь, то спляшешь, сыграешь комедию, вывернешь себя наизнанку, как будто китайский шелк,
Будешь очень стараться, и выйдет даже неплохо, но только это неплохо – не хорошо.
И к другим неровным никак не прибиться – у них другие правила и изгибы.
И устал пытаться делать из себя что-то – все равно выходит неверно и некрасиво.
Сам себе подаешь монетку и яблочко, утираешь нос рукавом,
И как заклинание шепчешь: «Побредем еще,
Ино еще побредем,
Еще побредем».
В Петербурге туман,
В Академгородке – солнечно и мороз.
Я пишу, когда больно сказать,
Я смеюсь, когда больно – всерьез.
Я хотела бы быть с тобой,
Пролетая над городом,
Но что-то пошло не так.
Женя говорит: «Ты же фея,
У тебя-то все по-другому».
И я улыбаюсь —
Факт.
Пролетая над нашим городом
В сторону неизбежного солнца и новой весны,
Заглянуть украдкой в иллюминатор —
Прямиком в твои сны.
Не те, которые пересказывают подписчикам
(Им такой контент – в самый раз).
Другие.
Те, которые – никому.
Те, где – никого,
Никого,
Кроме нас.
Человеку нужен человек —
Не какой-то, а тот, которого-я-придумала-ты.
Пролетая над нашим городом,
Я совсем не боюсь падения с высоты.
Заглянуть бы украдкой —
Где мы будем оба
Через десять лет,
Через сотню полетов
И три с половиной тысячи разных снов.
Какая там будет история,
Про войну или про любовь?
Без подробностей,
Просто кадр нечеткий —
Насколько будем друг другу мы далеки.
И какие будут тогда слова,
Сомнения,
Маяки?
Пролетая над нашим городом,
Над гирляндами ярких окон,
Сотен и сотен сот,
Засыпать и знать,
Кто-то там, во сне, меня ждет.
«Космос слишком хрупок,
Для таких чудовищ, как ты».
Пролетая над нашим городом,
Я уже не боюсь отчаяния и немоты.
Я найду слова,
Я продолжу дышать, смеяться, лететь.
У меня же все по-другому.
А ты
Продолжай смотреть.
Нам с тобой самое место —
На дне Обского моря.
Там-то мы будем вместе,
Там-то нас будет двое.
Интересно, на дне есть музыка?
У тамошнего царя.
Бубен возьму и гусельки,
Чтоб не замерзли зря.
Нам с тобой самое место —
Под белым и гладким льдом.
Будут встречать нас песней,
Или одни побредем?
Мерзло звенят бубенчики,
Писана жизнь по воде.
Там – не беда, что не венчаны.
Рыбы добрее людей.
Нет на земле нам места.
Не донырнуть до дна.
Обское море – пресно.
Хочешь – ступай одна
Скользкими бездорогами
Места не находить.
Что ты смеешься, убогая?
Как тебе объяснить?
Хочешь – иди на дно.
Ему все равно.
Пахнет ветер свежескошенной травой,
Улетай-лети, куда тебе захочется.
Я когда-то не боялась спать одной,
Страх потери не равно страх одиночества.
Ночь свернулась серой кошкою у ног,
Сколько можно говорить, не докричаться.
Через комнату, где каждый одинок.
Где разбитое неприбранное счастье.
А в садах шумит, гудит вишневый цвет,
Скоро липа зацветет и станет легче:
Это будет от меня и мне привет,
Все пройдет, сама спасешься, мир излечит.
Улетай-лети, пари, танцуй, шути.
Сколько можно перемалывать и строить?
Что там ждет меня в пути? Куда идти?
Где-то ждет рассвет и новые герои.
По любви? А может, лучше – по себе?
По мечтам, по сердцу, по твоим же крыльям.
Что написано пером в моей судьбе.
Может, там такая сказка станет былью?
Улетай-лети, хорошая моя.
Сладкий гул, весенний цвет кружит и лечит.
Все пройдет. Решай сама, спасай себя.
Сказка сказана. Надежда бесконечна.
С утра сильная и независимая на сто кошек
(нет существительных, согласующихся с прилагательным «сильная»),
А к вечеру – внутри привычное ледяное крошево.
Растишь в себе взрослого, как базилик, а картошка лезет, куда ее не просили.
Хотя это хуже картошки, это сорняки, здравствуйте, борщевик и крапива.
Или будет гореть изнутри, или и вовсе – пойдет душа волдырями.
Я не хочу быть восторженной дурочкой, которая тебя полюбила.
«Это булыжник, он мой лучший друг», – плачет ребенок маме.
Дело же не в тюльпанчиках в целлофане, не в мигающих ядовитых открытках.
Честно – не этого мне не хватает, мне нужно вообще другое.
(Нет существительных, согласующихся с прилагательным…) – у моря гниет корыто,
Я не хочу быть старухой, я лучше останусь никем не пойманной, холодной и золотою.
Никто за ним не гонится, вот он и неуловимый.
Никому она не нужна – вот и сидит одна (с кошками) королева без королевства,
Нет существительных, согласующихся с прилагательным. Я тебя полюбила.
Но я знаю, это пройдет, поболит – и вместо шрамов – останутся тексты.
Хорошо быть взрослой, потому что знаешь – будет новое утро, точно.
Встану, надену очки, сварю кофе, посмотрю, как за окном не сдается зима.
Полью базилик и постараюсь вырвать с корнями все, что понарастало здесь ночью.
И как-то справлюсь без существительного. Как-то сама. Сама.
Кто из них обернулся соколом, кто ужом,
Кто забился под камень и там свернулся кольцом,
Кто рычал, кто шипел, кто пел да песни поизносил,
Никому из них – полюбить – не достало сил.
Нож не почернел, не тускнеют камни в кольце,
Охватила голову и стою – на твоем крыльце,
Как купался ты в кипятке, как шел в тумане густом,
Я все видела про тебя, и твой дом – мой дом.
И куда ни свернет клубок, и куда стрела ни лети,
А твои слова на моих устах, рука – на моей груди,
Оказалась любовь не пирогом, не ковром, не танцем.
А вот так – за собою позвать и со мной остаться.
И не вышло сказки – запретов ты не нарушил,
Никакого сюжета – шел дурнем, а вышел мужем,
Да как все по пути – то ловил жар-птицу, то падал в реку.
Просто был моим человеком.
И остался моим
человеком.
Вадим Борзихин
Родился в 2000 году в г. Каменке Пензенской области. До 17 лет жил в с. Покровская Арчада. Учился в Педагогическом институте имени В. Г. Белинского на учителя русского языка и литературы, работает преподавателем СПО в Пензенском государственном университете. Публиковался в журналах «Сура», «Четверговая соль», в альманахе «Рой».
Публикация в рамках совместного проекта журнала с Ассоциацией союзов писателей и издателей России (АСПИР).
когда зародилась речь
у первого человека,
он слово хотел сберечь,
но выплюнул слово в реку,
и слово текло ручьем
по руслу кровящих губ,
и падало в водоем,
споткнувшись об острый зуб.
стекало по бороде
и глохло, вонзившись в глину.
а после опять в пустоте
рождалось, вцеплялось в спину,
в шею, в затылок, лоб,
сквозь кость пробиралось, лезло.
оно народилось, чтоб стать для тебя полезным.
Думы-думы —
горя больше.
Был бы умным —
не запил.
Руки ближе —
чувства тоньше.
Так зачем ты полюбил?
Думы-думы
лезут в башню,
что воздвиг ты
из кости.
Был бы умным
смылся б раньше,
а теперь нести-нести
эти думы
по дорогам,
где не ходит человек.
Думы-думы.
Смотришь строго,
и летит на землю снег.
Встану рядом с Пушкиным и Блоком,
Ухмыльнется мне кудрявый Бог.
Я скручу из белых листьев строки
И себя сверну в бараний рог.
Встану с Бродским, вместе с ним покурим,
Пусть горчит табак на языке.
Пусть следак несет в прокуратуру
Мое дело; выйду налегке.
Встану с Осипом, конечно, Мандельштамом,
Под собой почувствуем погост.
Ну чего ты брови хмуришь, мама,
Я давно уж занял этот пост.
Встану с Рыжим, пусть вся морда в шрамах