Родился в г. Ровеньки Луганской области, живет в Москве. Биофизик, доктор физико-математических наук, известный детский писатель. Автор нескольких сотен статей в области точных наук, художественной критики, искусствоведения и публицистики. Лауреат премий «Ясная Поляна», имени Сергея Михалкова, имени Антона Дельвига и др. Инициатор и директор Всероссийского фестиваля детской книги, председатель Общества друзей Газданова, член Русского ПЕН-центра и Московского совета Ассоциации искусствоведов. Книги переведены на греческий, китайский, сербский, румынский и другие языки. Первая публикация в журнале «Юность» – роман «Инициация» в 1998 году.
Комета
И мимо всех условий света
Стремится до утраты сил,
Как беззаконная комета
В кругу расчисленном светил.
Первым делом – сноп волос чудесных.
Блондинка чистокровная, даже какая-то преувеличенная, каких не бывает, блондинка в квадрате, в кубе, со светлыми волосками по всему телу!
Она была загадкой для меня, между нами – разница в полпоколения, да и ее выбор профессии был необычен: девушка-краснодеревщица, она училась в художественном училище!
Для меня, который носился со своим университетом, это было внове.
Хотелось применить порой к ней какую-то формулу, ну хотя бы Пушкина:
Нет ни в чем вам благодати;
С счастием у вас разлад:
И прекрасны вы некстати,
И умны вы невпопад.
Но формула не применялась, по крайней мере, первая половина была не про нее, прекрасна она была всегда и кстати, а вот про ум… Ум у нее был необычайный, не логичный ум ученого – а какой-то вычурный, диковинный – как редкий зверь.
Когда она открывала рот, невозможно было представить, куда ее понесет, или куда понесет мысль ее язык – как ковер-самолет!
Мы с ней были дружны меньше года, и за это время я так и не смог ее раскусить и понять, что же она такое.
Она была из первых неученых девушек, которых я видел.
В университете меня окружали ученые девушки – и хотя племя это было загадочным, но все же привычным, у нас был общий язык: формулы, модели, математика и физика, грамматика и филология…
И жизнь моя шла по какому-то кругу – меня осаждали, как хорошо вооруженные дредноуты, прекрасные замужние дамы, а я в свою очередь осаждал их, и в этом была какая-то забава, перемешанная со страстями и страданиями.
Я только-только развелся с женой, своя и дорогая прежде женщина стала чужой.
И здесь попадается такая особа… У нее был грудной голос, дивная певучая интонация, которую больше ни у кого не встречал.
Она жила с родителями, с которыми вскоре меня и познакомила.
Люди странные, какие-то диковинные, в Москве живые и деревенские – они тепло принимали меня, как кавалера и ухажера.
Я продолжаю присматриваться к Ольге – и понимаю ее все меньше.
Она показывает мне свои детские фотографии, но я опять ничего не понимаю, мне даже порой кажется, что это хорошо законспирированная инопланетянка имеет такую легенду – семью с родителями не от мира сего.
Я ухаживаю за Ольгой как-то нелепо, у нас нет ни ресторанов, ни поездок на юг – мы ходим, взявшись за руки, как дети в саду, и говорим, говорим…
Мы обхаживаем Москву, я вожу ее по местам прогулок со своими бывшими подругами, привожу на пруды в Нескучном саду – и вдруг она сообщает:
– Я чувствую здесь всех твоих дам, они как призраки в Замке Синей Бороды – ты водил их сюда и теперь приводишь меня!
Я вижу, как шевелятся ее волосы, это настоящие антенны – она ими все чувствует…
Ольга сверхчувствительная особа, и надо быть с нею осторожнее.
Все было при ней, кровь с молоком – но она была как-то свободна от вопросов пола, как дети в саду, ее эта тема мало занимала, область ее поисков находилась где-то в других местах, не в теле.
Это меня тоже удивляет и настораживает – что это за холодная такая девушка, я пытаюсь ее расшевелить, обнимаю и целую – она послушно обнимает меня в ответ и говорит:
– Мне кажется, любовью надо заниматься с дикарями, с которыми не может быть ничего общего. Дело это животное – и надо заниматься с мужчинами-животными.
Эта очередная ее «телега» ставит меня в тупик. Я ей не гожусь? Недостаточно дикий?
«От мужчины должно пахнуть козлом…»
Слово «телега» я тоже почерпнул от нее.
Как-то раз я привел ее на капустник в клуб «Богема» в Дом актера (тот, что потом сгорел, – на углу Тверской и Страстного бульвара).
Там было весело – и выступал Леонид Ярмольник, показывал своего «Цыпленка табака».
– Знатные телеги гонит, – сказала Ольга.
– Какие телеги?
– Забавные истории. Хотелось бы с ним познакомиться.
Эти «телеги» тогда, лет тридцать назад, были мне незнакомы – сейчас уже пошли новые телеги, в Телеграме…
В перерыве Ярмольник стоит рядом с нами в буфете, но меня не тянет к знаменитостям – наоборот, отталкивает от них.
Я начинаю ревновать к Ярмольнику: значит, у него телеги забавные, а я тут при чем?
Вся моя дружба с Ольгой была аттракционом ревности. Она была в свои восемнадцать лет столь эффектна, что вызывала интерес всех мужчин вокруг.
Так что мне приходилось все время быть начеку. Куда она едет, с кем договаривается, с кем встречается без меня?
Все эти вопросы меня изрядно потрепали.
Я знал, что Ольга была до знакомства со мной в «Системе» – то есть хипповала понемногу, она мне рассказывала что-то про это, и я подозревал, что у нее остались там свои гуру, или друзья-любовники…
Белая кожа, светло-рыжие веснушки по всему телу, все это было как-то по-детски мило, но особенно тревожили всех волосы, которые она не заплетала в косу, они были распущенными всегда и топорщились, лезли всюду – как хвосты кометы.
Эта беззаконная комета мелькнула в моей жизни – и ушла.
Мы познакомились на лекциях по астрологии, потом пели спиричуэлсы вместе в какой-то культурной квартире – и я пошел ее провожать.
После знакомства с Ольгой у меня начался какой-то подъем во всем: мою первую повесть оценили детские писатели до такой степени, что пригласили в турне по Узбекистану на Неделю детской книги, и тут же пришла научная удача: мы открыли необычную форму ДНК – «параллельную».
Я сидел долгими вечерами за приборами: мучил молекулы, нагревал их, ждал от них заветных сигналов – а дома меня ждала Ольга.
Это ли не счастье?
Она ждала меня из Узбекистана, но я тогда обитал в коммуналке – и соседка прямо ополчилась на Ольгу, без меня стала ее выживать.
– Волосы! В ванной оставались волосы!
Потом я переехал в комнату, где не было солнечного света, окно выходило на север, во двор – и Ольга рисовала цветы на стекле.
Потом она ушла, потом вернулась, потом опять ушла…
Я ничего не мог с ней поделать, она жила независимой жизнью.
А просто сказать, что я ее люблю, у меня не было сил.
За слова надо было отвечать.
Наверное, все же это была дружба – редкое явление, почти невозможное между мужчиной и женщиной – и мне попалась такая девушка, с которой можно было дружить.
Но понимать я стал это гораздо позже, когда она меня нашла сама и опять проявила какой-то интерес.
И я подумал тогда – какую же редкую птицу упустил.
Может быть, и не совсем упустил – вот сейчас она читает мои слова, и значит, я еще на что-то гожусь.
Пусть даже и не той стороной, которой обычно интересны мужчины девушкам – ни деньгами, ни телом.
Неужели умом – или душой?
Я начинаю смущаться.
Ольга опять меня смущает.
Как-то раз она сказала:
– Я люблю ноль, это чудесное число, когда я думаю о нем, у меня голова кружится!
Может, я уже приближаюсь к нулю – и Ольга меня заценила за это?
Что же я все о себе да о себе, давайте поговорим об Ольге.
Когда я вспоминаю об Ольге, душа наполняется восторгом.
Как здорово было нам вместе!
И то, как мы ходили когда-то по Москве, взявшись за руки, кажется мне воспоминанием о чудесном путешествии на другую планету.
Куда занесла меня на миг эта комета.
Собака с грустными глазами
Посвящается Ольге Матвеевой
В Дербенте мне хотелось выйти к морю, но проход закрывали бесконечные заборы складов и автошкол…
Я спросил у какого-то аксакала, можно ли здесь выйти к морю. Он любезно ответил, кивая на приятеля, с которым до того вел неспешную беседу:
– Вот этот человек идет туда…
Я пошел за человеком. Человек был неюных лет и роста небольшого, он все время отставал от меня, а я его нетерпеливо спрашивал, завидев очередные раскрытые ворота полуразрушенного склада:
– Здесь можно выйти к морю?
– Если там не будет собак…
Я начал догадываться, что все побережье охраняется собаками.
Наконец он взмолился:
– Ноги идут плохо, вы сами найдете: вот там, за трансформатором, дорога к морю…
Я шагал еще несколько минут, пока не заметил трансформатор на курьих ножках и за ним тропинку над каким-то ручьем, что тек в сторону моря.
Радости моей не было предела: сейчас увижу Каспий!
Но, пройдя несколько шагов, я заметил собаку.
Породистый питбультерьер сидел мордой к морю, словно кого-то ждал – и грустными глазами смотрел на меня, вывернув шею…
«Отчего ты так грустишь, пес», – хотел спросить я его, но промолчал.
Все же неловко заговаривать с незнакомыми собаками.
Пес был без привязи, но с ошейником.
Наверное, кто-то бросил его?
Или он ждал хозяина, что купался в море?
Я терялся в догадках, но я не стал задавать псу лишних вопросов, а зашагал по тропинке мимо него.
Меня влекло море…
Море катило седые волны – какое же оно красивое!
И ракушки под ногами рыжего цвета, и ветер на свободе – все вызывало восторг.
Куда хватал глаз, в обе стороны не было видно ни одного человека – только стайка школьников в темных одеждах, будто пингвины, облепила камни.
Я прошел мимо, но не удержался от вопроса:
– Прогуливаете?
– Нет, мы уже отучились, – соврали подростки.
Но мне было не до них, море влекло…
Оно было и седым, и юно-голубым сразу!
Холодно, конечно, – температура воздуха чуть выше 10, и море примерно такое же…
Но как же здорово на просторе!
Ребята вскоре ушли, и я стал наслаждаться морем в одиночестве.
Вдруг слышу:
– Дядя, дядя!
Обернулся: ко мне бежал пацан из компании подростков.
– Дядя, дядя, там собака – не ваша? Она не кусается?
– Нет, собака не моя, но она не кусается, грустная собака, наверное, ее кто-то бросил… Но если вы боитесь, возьмите на берегу палку, собаки боятся палки.
Мальчик убежал, я зашагал вдоль моря, вдоль складов и разрушенных стен – километры чудесного пляжа были в этой стороне Дербента совсем не ухожены.
По дороге встретил только одну старушку в черном, что гуляла у моря, и несколько бесхозных дворняжек.
И конечно, чаек, как я мог забыть про чаек!
В такой славной компании я дошел до каких-то жилых домов и попал на знакомую улицу.
Там стоял настоящий дворец из рыжего ракушечника – дом детского творчества, а перед ним бюст Ленина.
«Ракушечник подарило людям море», – дога дался я.
Почти весь Дербент построен из такого мягкого и теплого ракушечника.
Но мысли об оставленной собаке не выходили из головы…
И почему она так грустила, с надеждой смотрела на меня?
Моя подруга Ольга Матвеева как-то приютила бездомную собаку в Италии и взяла ее с собой в Америку, хотя ей стоило это немало сил и хлопот.
Меня же ожидала встреча с друзьями, поездка в Махачкалу и выступление на книжной ярмарке, потом полет в Москву – куда тут вписать собаку?
Я не был готов к такому подвигу.
Когда мы встретились через несколько часов с компанией приятелей, оказалось, что они побывали на том же месте, у моря и трансформатора, где я видел собаку.
Но там псины с грустными глазами уже не было.
Может быть, она нашла хозяина?