Писатель и журналист.
Родился в Польше, вырос в Москве девяностых. Учился на филфаке, работал в Литературном музее. В 2018-м издал сборник рассказов «Коммуналка News».
В 2021 году был резидентом в Доме творчества «Переделкино». Пишет о сокровенном.
Регина
Московское лето! Плавленый сыр асфальта, слепящие стеклоблоки бизнес-кварталов, украденный воздух и пот человеческих тел в гремящем вагонами подземелье. С другой стороны – тихомирящая тень бульваров, аллей, парков, фонтанов, газонов, когда вдруг внезапно, откуда синоптики не обещали, ливень, июльский, неистовый, и нужно прятать все нажитое в целлофановые пакеты, бежать и смеяться самому себе как больше никогда после. Московское лето – лучшее время для подработки курьером, в последние школьные дни, если наказано гулять, пока молодой, но в то же время учиться вертеться, понять, каким горбом добывается хлеб, с каким трудом в дом несется копейка и пр.
Я работаю в клубе. Я развожу билеты на музыкальные концерты. Пока это еще нужно, и люди не научились бронировать билеты в онлайне, пока они заказывают их по телефону и ждут в напечатанном виде. Возить билеты несложно: они легкие, а люди, что их заказывают, в массе своей веселы и оставляют на чай.
Прошлым летом я доставлял бумажные договоры строительным фирмам. Договоры тоже легки, но получающие их люди – серьезны, озабочены чем-то и чаевых не дают. Они смотрят нахмуренно в получаемые бумаги, кивают задумчиво и уходят, а однажды замечают тебя, спрашивают: может, воды или чаю? Подписание договора займет время, мальчик, ты пока посиди, почитай, вон, журналы, мальчик. Ответственность – не всеми любимое карго.
Еще одно лето назад я таскал по медучреждениям медоборудование: протезы, канистры спирта, дорогостоящие, тяжеловесные приборы. Их получатели смотрели на меня измученно, еще озабоченнее строителей, ибо я доставлял им напоминание о болезнях, недугах, мементо мори. Мне они ничего не говорили, просто открывали и брали, давали и закрывали за мною. Теперь я работаю в клубе, я доставляю предвкушение праздника. Мне кажется, что моя карьера движется в гору.
Сегодня пятница, и у меня три доставки и три конверта с билетами, именами и координатами. На кассе клуба мне заботливо напечатают карту местности, в которой я десантируюсь. Пока еще бумажные карты нужны и люди не научились находить свой маршрут в телефоне, хотя предпосылки к этому есть.
Мой первый конверт – Станислав, «Розенбаум», «Павелецкая». Дом изнутри содрогается от трамвайных путей, хата старая и неремонтированная, как и сам Станислав. Он улыбается золотым зубом, получая из моих рук конверт, расплачивается за билеты мохнатой рукой, обрамленной золотом, а в тылу кисти синеет размытое солнце. Хлопает отечески по плечу, приговаривая, что он в мои годы тоже вертелся как мог. Сует мне промятую сотку в карман, чему я умеренно рад, и мчусь на следующий вызов.
Марат, «Тимати», «Арбат». Обнесенный решеткой двор, не то качественный новострой, не то превосходно реновированная старина. Звонок, КПП, охрана. В дверях пацан чуть постарше меня в красном спортивном наряде, пострижен свежо и по моде, в ухе небольшой диамант, в руке сенсация года – айфон. В айфоне голос визглив и требователен. Марат отступает в прихожую:
– Да-да, помню. Сегодня у меня джиу-джитсу, потом тачку в ремонт везу. Ну. Сколько тебе раз повторять, а? На следующей неделе на Ибицу. Че «зачем»? Дела.
– Вот ваши три билета. С вас четыре тыщи пятьсот, пожалуйста.
– Только давай без истерик, а? Сдачи не будет? Это я не тебе.
Закатывает глаза, чтоб я видел, как его эта сука достала. Я притворяюсь, что меня нет, и что сдачи нет, и что я в его отношения не лезу. Мимо трубки: «Ладно, забирай себе сдачу, малой», – подмигивает заговорщически, мол, не трать все на этих сук.
Впереди последний концерт, что завернут в конверт, и обратно в клуб. Регина, «Валентин Стрыкало», «Пушкинская». Выныриваю из подземелий в предвкушении скорого окончания рабочей рутины, а впереди выходные, прогулки, кино и вся молодость. По карте идти пять минут, но здесь тучи над городом встали, ветер дует в лицо и откуда синоптики не могли обещать, разражается июльский ливень. Бульвар веет стремительно размокающей липой, шумит увертюра каштанов, почернелая пыль мешается с жаром асфальта. Капли забили картечью. Но я ничего не боюсь, я кладу в непромокаемый пакет телефон, кошелек и паспорт, билеты с деньгами, а остальное пусть хоть ко дну! Кроссовки все равно захлебнулись, одежда облепила тело, штаны уже не спасти, мне терять нечего, мне по колено проезжие части. Пусть мимо машины плывут, пешеходы бегут расторопно, я буду прыгать по лужам, я запомнил маршрут и карту комком закинул в корзину.
Красивый дом, изящная дверь. Открывает девушка, лет восемнадцати, в тонком халате. Она прекрасна космически и как в кино – едва проснулась, богемно, под вечер, облекла фигуру в одежды, потянулась и снова готова настраивать друг против друга народы. Студентка! Это для старшеклассника существо из иного, лучшего мира. «Вам кого?» Я деревом замер в проеме, напрочь забыв, кто я и зачем появился. Она глядит весело, но не понимает, а затем замечает конверт и угадывает: «А! Билеты?» И я: «Да-да-да, билеты…», а сам уже душой – к звездам.
Регина (с латыни – «царица») ослепляет мою несуразность чудесной улыбкой. Она говорит: «Ты проходи, я пока поищу деньги. Хочешь чаю?» Я не знаю, что тут сказать, просто смотрю. Тогда она мягко берет меня за руку и, засмеявшись звеняще, влечет по коридору. От такого расклада дел я теряю остаток ума, снимаю без памяти отяжелевшую обувь, что-то там бормочу про сезон дождей. А она ведет в кухню, сажает за стол, исчезает и возвращается с купюрами. Ставит чайник.
Мы сидим в ожидании кипения, и возникает немая сцена, в которой она знает, как беспримерно хороша в халате, длинные волосы вьются, а тело, с него, должно быть, лепят скульптуры, она знает и что я несуразен тоже, и что я мысленно ей поклоняюсь. Не смея поднять взор, я брожу по столу глазами, натыкаясь на пустые винные сосуды, пепельницу, тетради – натюрморт студенческой жизни, свободы. Собравшись с силой, роняю вопрос про Валентина Стрыкало, мол, стоящий ли это, на ваш, то есть на твой взгляд, артист, и тут же думаю: «Ну дурак! Она же мне только что отдала за билет тыщу рублей, еще бы не стоящий…»
Регина берет со стола тонкие сигареты, закуривает с видом эмансипированной женщины и принимается серьезно отвечать про течения и жанры, жанры и течения. Я умно киваю, но, честно, одновременно смотреть на нее и слушать – тяжеловато. Чайник кипит. Регина останавливает свой монолог и произносит тихо, без всяких намеков, но однозначно: «Пойдем в мою комнату? Я тебе сухую футболку дам».
И я вскакиваю в полной готовности сделать все, чего бы она ни предложила мне там, в комнате. Сама судьба манит меня к себе! Еще долго я вспоминал этот ключевой момент нашей встречи, развилку двух дорог, допридумывал, что было бы, если. Ее взгляд – без пошлости и пуританства, зовущий. И я, зовомый, незнакомец, чужак в квартире. Скрип паркета, шаг – мы в ее комнате, и она, резкий взгляд, духота, поворот, давай откроем окно, за окном барабанит неистово, как и в груди, прикосновение, тепло, так это все неожиданно, но к черту условности, к черту одежду!..
Но «если бы» не было. Мне позвонили с работы, напомнили, что я все еще курьер и что мне все еще нужно везти выручку в кассу, покуда она не закрылась. Как человек в высшей степени не принадлежащий себе, я опустил перед нею взгляд, поклонился и с великим сожалением полез в обувь. На пороге ощутил досаду и в то же время надежду, даже уверенность в том, что мы встретимся вновь.
Регина не давала покоя неделю, Регина приходила во снах, мерещилась в лицах. Но у меня было место и время и план, в котором не будет повторных фиаско. Я выучил все песни Стрыкало, взял у одного друга брюки, у второго пиджак, рубашку у третьего и гордо завязываю свой собственный галстук. Туфель нет ни у кого из нас, поэтому кроссовки и упование на темноту. Итак, она будет стоять одиноко, я увижу ее, мы соединимся в танце, потом… Страшно подумать. Ведь она живет на «Пушкинской», в своих роскошных апартаментах, а я с родителями у черта на куличках, что ж мне ей предложить? Но об этом позже.
Снова случается пятница, и я иду на концерт по контрамарке в свой клуб. Весь персонал, выстроившись в ряд, напутствует, желает любовных побед, а директор клуба самолично крепит мне на лацкан рубахи счастливую скрепку со своего выпускного. В бой! Собираются люди, тушится свет, я беру для устранения дрожи в коленях стакан виски с колой. Звучит первый аккорд, пролетает первая песня. Вот уже половина концерта, я обошел весь танцпол двести раз, а Регины все нет. Так я спускаю на виски с колой весь свой недельный доход. Официанты подливают сочувственно за свой счет: «Не пришла? Бедолага…» И дождавшись конца, уже без надежды сажусь на ступенях, несчастный и пьяный, с развязанным галстуком. Нет, не пришла.
И весь следующий день и всю неделю спустя я страдал и писал подростково пустые стихи в ее честь: «Регина – я сгинул» – и пытался понять, как так вышло…
Только спустя годы, когда больше не нужны ни бумажные карты, ни распечатки билетов, когда уже мало кто слушает Валентина Стрыкало всерьез, в один из вечеров просто так, мне вспоминается эта история и в голову бьет по-новому старая фраза: «Пойдем в мою комнату?» Ну дурак! Настоящая Регина, оказывается, все-таки пришла на концерт, а та девушка, по которой я бредил последнюю неделю своего школьного лета, была ее соседкой.
Конкурс «Класс!»
Дарья Борисова
Алгебра
Лица стерты, краски тусклы,
То ли люди, то ли куклы,
Взгляд похож на взгляд, а тень – на тень.
Я устал и отдыхаю,
В балаган вас приглашаю,
Где куклы так похожи на людей.
О, не знай сих страшных снов
Ты, моя Светлана…
Синий послеполудень. Желтый класс. Седьмой урок. Алгебра…
– Если вы помните, на прошлом уроке мы писали еще один пробник ОГЭ, – начинает Нина Никитична.
Я подозреваю, что это было еще до каникул, но вида не подаю и раскрываю учебник по русскому.
– Что нам задали?
Женя, моя подруга и соседка по парте, неспешно достает свой блокнот и наконец изрекает:
– Упражнение 308, кажется…
– Так вот, я их проверила. – Нина Никитична роется в сумке, затем на столе.
Сумка бежевая, немного сморщенная, похожая на улитку. Когда там роются, она ходит ходуном, как двухместная палатка, в которой лежат три человека.
– Где мои очки? Без очков я ничего не найду. Начинается поисковая операция «Очки», Нина Никитична перебирает бумажки, а я листаю учебник, мы шуршим хором, и выходит очень гармонично.
– А, вот ваши работы. Значит… Аня, сколько можно говорить, что тире в ответе писать не нужно? Только номер задания и через клеточку ответ. Безо всяких дополнительных знаков! Вот посмотри, как у Ани Скутской написано.
– Так у меня листочек был в линеечку…
В начале домашней работы нужно написать 10 словарных слов. Где же я столько найду? И как понять, какие русичке не покажутся слишком простыми? Вот, например, слово перистиль, которое нам давали на прошлом уроке. Ну что в нем такого? Буква «и» проверяется словом периметр, а «е» есть во всех словах с такой греческой приставкой: периферия, перипетия… Нет, нужно что-нибудь пословарнее. Вот, экзегеза!
– Держите, передайте Ане ее работу… Машенька, ну как это называется? Смотри, что ты пишешь… Женя, включи свет над доской, пожалуйста.
Моя подруга вздрагивает, вскакивает, нажимает какой-то выключатель – и все погружается во мрак. Клекот кнопок – и среди тьмы возникает доска. В конце концов после нескольких минут светомузыки становится видно и доску, и всех, и вся, и меня, и мой разверстый учебник по русскому. Но Нине Никитичне явно не до меня. Она ищет мел. Находит. А мел не пишет.
Нет, экзегеза не годится, что там не проверишь? Приставку экз- знает даже шестиклассник (всякие там эндодермы и экзодермы были в коре деревьев, кажется), это и экзотика, и экзамен. А «е» – интерфикс. Все просто, как арбуз. Ну да ладно, мне все равно нечего писать, авось сойдет.
– Мел плохой, – как-то обиженно замечает Нина Никитична.
– Я могу сходить за новым! – вскакивает Полина и выходит, не дожидаясь ответа.
Счастливая! Есть чем заняться… Что бы еще написать? Проблема. О, проблема! Нам же давали это слово в начале прошлой четверти. И то, спрашивается, чего давали? Как будто никто не учит английского и не знает слова problem с ударением на первый слог, но ладно, на бессловье и «проблема» слово.
Полина возвращается минут через пять с коробкой мела, белого, яркого и мягкого, как марш-меллоу. Нина Никитична пишет какие-то каббалистические знаки:
сумма /_ ∆ =180°
– Маш, ну почему нельзя по-человечески написать: сумма углов треугольника равна 180 градусам? Знаешь, мне это напоминает…
Ну все, сейчас пойдет рассказ о журнале «Веселые картинки», где были такие истории в рисунках. С пятого класса один и тот же, с непременной иллюстрацией на доске.
Полина начинает щелкать пальцами. Подсела к Арсению и щелкает, а у него вместо этого получается какой-то скрип. Наверное, все дело в кольцах, которыми усыпаны Полинины руки. А все-таки, как у нее это получается?
– А я умею зубами хрустеть, – шепчет сзади Тара и, действительно, хрустит.
Мне жутко смотреть, и я вспоминаю:
– Я могу двигать пальцем.
И сгибаю только верхнюю фалангу указательного пальца.
На таком шоу талантов даже Арсений не может устоять. Он пытается шевелить, хрустеть и щелкать всеми частями тела, но получаются какие-то конвульсии. На его беду, именно их замечает Нина Никитична.
– Арсений, что с тобой?
– Ничего.
– Так что же ты дергаешься весь?
– Я не дергаюсь.
В этот момент Полина делает под партой какое-то волшебное движение, и он весь вздрагивает.
– Арсений, не паясничай.
– Да что вы ко мне придираетесь?
Полина дергает его под партой, и он съеживается, как дождевой червяк.
– Хватит!
– Что я сделал не так?
И снова Арсения передергивает.
– Я даже разговаривать не хочу больше на эту тему! Ты сам все знаешь!
Весь класс тоже знает. А наш третий ряд знает больше. Надо спасать Арсения, не погубив Полину. Иначе станет слишком скучно.
– Нина Никитична, пожалуйста, можете, пожалуйста, разобрать № 15?..
Тишина.
– Сейчас, мы еще не кончили обсуждать работы. Так вот, все надо писать сло-ва-ми! Тем более в этой части работы. На, Маш, забирай свою работу… Теперь Женя. Ты так мелко пишешь…
Женя даже проснулась от удивления. У нее самый крупный почерк из всех, которые я когда-либо видела, а буквы гонятся друг за другом, как скаковые лошади.
– Ну просто не разобрать. Вот что это за буква, братцы?
Главным братцем оказывается Лева, который сидит на первой парте и решает вперед учебник.
– А?
– Вот видите, а должно быть «п». Попробуй расшифруй твои каракули. Где ты, Женя Порхомовский?
А Женя Порхомовский в Турции. Впрочем, он не скрывается, каждый день аккуратно выкладывает фотографии – на пальме, на пляже, в городе, в ресторане, в мороженом… Моя соседка облегченно вздыхает и закрывает глаза. Спокойной ночи, Женя…
Я оборачиваюсь и вижу, что Тара рисует какого-то эльфа.
– О, кто это?
В ответ слышится нечто непроизносимое.
– Кто?
– Ну, «Властелина колец» читала? Это оттуда.
– Тогда понятно.
Женя рисует собаку с оленьими глазами. Лева принялся за геометрию. Арсений уже где-то под партой. У Ангелины с Владой открылся ресторан чипсов и огурчиков. Марина и Катя опять поссорились. Маша ведет оживленные переговоры с Аней и Юлей, которая тоже что-то пишет.
– Маша, сколько можно болтать? У тебя три, ты знаешь?
– Теперь да.
– А откуда у тебя улыбка до ушей с тройкой?
– У меня просто такое выражение лица.
– Что ты! С тройкой!
Голова Арсения показывается из-за парты. Он поворачивается к Диане, но та мирно спит на плече у другой Маши, и бедняге ничего не остается, как обратить свой взор и уста к Леве. Тот называет его непечатным существительным, но от геометрии отрывается.
– Лева, ты сделал немецкий?
– Да, а что?
На лице у Арсения расцветает улыбка.
– Дашь списать?
Лева радостно улыбается в ответ.
– Конечно, нет.
Улыбка Арсения достигает размеров Чеширского Кота:
– Ах ты, крыса!
– Так, а у вас что за разговорчики? – всплывает Нина Никитична.
Словарных слов все равно мало. Ничего, оставим место и будем списывать восторженный текст про платки.
– Когда прекратится этот треп?!
Эх, лучше бы он не прекращался.
– Мы по делу.
Не по делу было бы, если бы они обсуждали алгебру.
– Какая разница! Болтливость не мужское качество!
Наверное, поэтому вот уже около получаса над гуманитарным классом висит гул. «Наб_вные платки были особенно любимы на Руси…» Что тут вставлять? Набавные платки? Набувные? Надувные, может быть? По всем признакам набивные, но когда я пытаюсь представить их, то получается какая-то страшная подушка, которую еще как-то нужно навязать на голову. Чего только не придумывают авторы учебников!
– Так… Ребята, ответьте мне, как находится энный член арифметической прогрессии?
– А-один умножить на дэ эн минус один, – не поднимая глаз, произносит Лева.
– Нет, не то.
Женя судорожно принимается листать учебник.
– Как не то? Вот, формула написана, – изумленно шепчет она.
– Саша Черепанова?
Саша глядит на Нину Никитичну своими ясными голубыми глазками и молчит.
– Саша?
«Пл_тки яркие, н_рядные…» Сколько можно писать, что слово платки проверяется простым русским существительным плат? Для разнообразия напишу про неполногласие: -плат– – -полот– (как плат – полотно).
– Саша?!
«Глаз не отве_ти…» Здесь, наверное, нужно вставить «з», как везу. «Глаз не отвезти…»
– Саша!
Саша молчит. И закрывает блокнот.
– Все, мне это надоело. Давай его сюда.
Звери, птицы, рыбы, девочки в стиле аниме – все пропало?..
Нина Никитична победоносно вытаскивает из-под горы тетрадей разряженный телефон. Саша может продолжить рисунок.
– Так какая же все-таки формула энного члена?
«П_п_дают(?)ся пл_тки с бахромой. П_п_дают(?)ся – с к_стями…» Что там последнее? «О», проверочное слово кость. Это не девятый, а какой-то первый класс, честное слово! Платки с костями… Ох уж эти авторы!..
Марина с Катей помирились и играют в «Летел лебедь».
– Эй, можно с вами?
Мы с Тарой присоединяемся. В итоге играет весь третий ряд. Алекса, сидящая прямо перед учительским столом, от зависти начинает приплясывать на месте, повернувшись к Нине Никитичне не меньше чем на 360 градусов. Варя выбывает, и следующим после меня игроком становится Марина.
– Слушайте, неужели никто не помнит формулу энного члена?! Вы же по этой теме контрольную писали?
Аня знает, но она на очередных сборах по истории. Лева знает, но он решает геометрию. Арсений знает, но он увиливает от Полины, которая тоже знает, но щекочет его. Маша с Дианой знают, но они спят. Женя, Саша и Тара знают, но они рисуют. Влада с Ангелиной знают, но они торгуют с Настей и Василисой. Две Ани знают, но они ждут своей очереди за огурчиками. Юля наверняка знает, и Маша тоже, но они беседуют. Катя, Варя и Марина знают, но они играют в «Летел лебедь». Даже я знаю, но сейчас моя очередь хлопать по Марининой ладони, которая находится в двух метрах от меня.
Я наклоняюсь через всю парту, Марина тянется ко мне, чтобы наши руки хотя бы соприкоснулись. У нее немного смуглая ладонь с изящным маникюром. По ней разбегаются тысячи линий. Говорят, что где-то среди них есть линия жизни. Думаю, если попросят меня лет через двадцать или даже десять рассказать, что мы проходили на алгебре, я вспомню только эту паутинку морщинок на руке…
Я из последних сил хлопаю по несчастной протянутой руке, но – звенит звонок, и Марина успевает отдернуть ее. Я выбываю.
– Ну, пока перерыв. Продолжим после перемены. Сегодня у нас две алгебры подряд.