Журналистское расследование — страница 5 из 8

ристо». Булгаков сделал что то подобное. Однако на нашей «благодарной» почве брошенное автором зерно дало вдруг совсем неожиданные всходы. Роман месть перерос свою задачу. Сын священника Михаил Афанасьевич Булгаков и предположить не мог, что голод на информацию христиански не просвещенного читателя, сделает его «Мастера» хитом сезона по причине того, что «роман в романе» будет читаться советской публикой как неканоническое Евангелие…Что в условиях христианской неграмотности, слабый, смешной и нелепый «внутренний роман» Мастера по мотивам Евангелия, будет иметь такую притягательную силу, что выдвинет автора «романа внешнего» в разряд хрестоматийных классиков…Сын священника Михаил Афанасьевич Булгаков превосходно давал себе отчет в том, что рядом с евангелистами Марком, Лукою, Иоанном и Матфеем — его «мастер» выглядит жалким подмастерьем. Подносчиком пепси- колы при маэстро рок-звезде, если угодно…Однако не мог он предполагать, что дефицит на церковную литературу сыграет с его романом такую злую шутку. Однако не эту мысль хотелось вывести в этих заметках в качестве главной. «Мне отмщение и аз воздам!» Так говорил Господь, и сын священника Михаил Афанасьевич Булгаков прекрасно помнил об этом. «Мстить буду я — а вы должны прощать…Оставьте месть мне, не губите свои души…» Однако, сын священника не только «не простил» своих обидчиков, не только впал во грех мести, но и поручил ее исполнение симпатично выписанному им Дьяволу. Тот, кому не жалко времени, и у кого есть на работе ксерокс, пусть попробует выделить «роман в романе» в отдельное произведение. И для контроля пусть даст почитать «рукопись Мастера» в чистом так сказать виде, своему сыну или дочери, еще не знакомившимся с произведением Михаила Афанасьевича…Результат будет, надо полагать в пользу критика Латунского. И Булгаков это прекрасно понимал…Публика вот, жаль только не поняла! У Достоевского, как должно быть помнит просвещенный читатель, тоже был «роман в романе» — «Легенда о Великом инквизиторе». Так вот кабы такое произведение родилось из под пера Мастера, проживавшего в маленькой полу-подвальной московской квартирке, не попал бы он в сумасшедший дом, а питался бы в ресторане Массолита и отдыхал бы на даче Литфонда в Переделкино. Как и положено классикам. Однако, слава Богу, времена меняются. И теперь уже без боязни неприятных объяснений на партбюро, можно посещать церковь…И теперь уже Евангелие можно запросто купить в каждом храме у свешницы…И читать, коли есть время и охота…Нету пока только одного — восстановленной традиции христианского воспитания детей. Что бы не приключилось с ними такой же истории, как с папами и мамами — инженерами и инженерками, что вместо пищи истинной готовы были жадно глотать любой эрзац… И что вместе с любимым автором соблазнились сладким ядом мести. «Мне отмщение — и аз воздам». «И да избави нас от лукавого». Последнее относится к тому что «симпатяга» сатана, хоть и палит из маузера в неприятных нам милиционеров. Хоть и переносит без штанов из одного города в другой несимпатичного нам чиновника. Хоть и награждает раком печени взяточника… Но остается при этом врагом человеческим, и не пристало христианам искать у него защиты, хоть и пребывая в горькой обиде. Предвидя раздражение, какое заметки эти вызовут у некоторых читателей, так как будут сочтены за воинствующую моралистику и навязчивую сентенциозность, оговорюсь, — не писал бы этого кабы не сталкивался ежедневно с примерами вопиющего христианского невежества именно у людей себя христианами почитающих. Тысячи тысяч бывших комсомолочек и комсомольцев с началом перестройки пришли в церковь и по своей доброй воле исправили родительское упущение (которому есть оправдание, и страх был, и церкви были закрыты) — крестились… Однако исправить другое, получить то христианское образование и воспитание что в былые времена «автоматом» давали в школе на уроках «закона божьего», не так то просто. Вот и ходит в церковь вроде и крещеный народ. Вроде и самый в мире образованный, а долг свой почитающий лишь в мистическом действии «свечку к празднику поставить». А соблазнить необразованную душу просто. Как ребенка обмануть. Вот и вещают для них по коммерческим телеканалам все выходные напролет американские проповедники. Вот и готовят неустанно для них на радио «Свобода» передачи из серии «На темы христианства»…А цель одна подрубить православие. И вместе с ним — единственную нашу надежду на возрождение.

В Москве Саша поселился не в гостинице, а у старого университетского дружка, который теперь работал в ВОЛЬВО Центре менеджером по рекламе. Прокатиться с ветерком на служебной «девятьсот шестидесятой» по Кутузовскому проспекту. промчаться по Большому каменному мосту, проехаться по Новому Арбату, оказалось для Саши неожиданно приятным. Вечером поехали в баньку, что располагалась на двадцать четвертом этаже новой гостиницы. Саша забыл название, помня только, что «ребята там соберутся хорошие». Компания и правда собралась не плохая — был один толстый и страшно веселый пресс — атташе с популярной коммерческой радиостанции, были два парня — хозяева телевещательного канала не то из Саранска, не то из Саратова, был замредактора еще не до конца разорившегося «толстого журнала», словом, все ребята были из журналистской тусовки — свои. За все платили ребята из Саратова-Саранска. Один из них все острил по поводу своей «Оки», что купил специально для командировок в столицу. — Ездить на чем то надо! А я в Москве двадцать дней из тридцати каждый месяц. На такси разориться можно, так я решил «Оку» здесь завести… Говорят — не престижно, а я думаю, чепуха! Конечно, у меня телефон с роумингом дороже этой машины стоит, зато если разобью или украдут мне не жалко будет! Заказали всем чешского пива, раков, креветок, палтуса и воблы. Паштетов от такой роскоши сразу разомлел, и посидев пятнадцать минут в сауне и пару раз нырнув потом в бассейн, завернулся в простыню и стал жадно рвать жирную палтусову плоть так что солоноватый жир закапал отовсюду — с локтей, с подбородка и даже с колен. Пресс-атташе с радиостанции, все время сыпал анекдотами. В основном смешными, но очень грубыми и грязными. В каждой хохме соль заключалась в том, что кого нибудь из героев анекдота «трахали в зад». Саратовцы-Саранцы громко ржали и хлопали себя по ляжкам. В одиннадцать вечера главный банщик о чем — то спросил саратовского барина на ухо и тот радостно улыбаясь, сообщил публике, что «поступило предложение пригласить порочных женщин». Пресс-атташе и остальные купальщики радостно загалдели. Не прошло и десяти минут, как в баньку прибыли девушки. Их было ровно по количеству мужчин, они приветливо улыбаясь вышли из боковой дверцы, словно манекенщицы, демонстрирующие «мини-бикини шестьдесят девять» из гайдаевской «Бриллиантовой руки». Паштетову досталась далеко не самая красивая. Грудь ее было плосковата, рожа простовата, если даже не сказать — глуповата, да и все остальное у нее было не высшего сорта. Саранцам — саратовцам и пресс-атташе достались девицы куда как лучше! Девушки сразу садились купальщикам на колени и непрестанно хохоча позволяли обнимать себя таким образом, что руки саранцев — саратовцев все время оказывались в их лифчиках и трусах. Паштетов решил, что ему тоже ничего не остается, как глупо ржать над анекдотами про «трах в задний проход» и совать ладони в поисках субтильных грудей своей подруги.

ДОБКИН

Добкин предложил редактору «Круглых суток» опубликовать его статью разоблачающую генерального директора газеты и ее главного редактора Иванова в тесных связях с финансовой мафией. Редактор «Круглых суток» отказался, ссылаясь на то что между редакторами городских газет существует некий негласный договор о «невмешательстве». Когда Добкин пришел в редакцию за расчетом, Сан Саныч Бухих пригласил его в кафетерий, где неожиданно предложил выпить за его счет асиного азербайджанского коньячку. Добкин согласился только из того принципа, что никогда и ни при каких обстоятельствах не отказывался от халявы. — Ах, ну что я вам говорил, молодой человек, приговаривал ни хера не соображавший Сан Саныч, пока Добкин цедил свой коньяк и жевал бутерброд со шпротой. — Ну что теперь поедешь в свой Тель Авив, крикнул ему из за своего столика Кильдыбаев.

ПАШТЕТОВ Всю дорогу Саша не спал — стучал по клавишам своего ноут-бука: СКАЗКИ ВЕНСКОГО ЛЕСА

Наш самый главный начальник изволили не ездить в Австрию. Им было угодно, выражаясь студенческим жаргоном, «проманать» это дело, кабы не вышло греха, и вместо одноименного со знаменитым питерским пивзаводом города (еще и перепутать чего доброго не мудрено) отправились в деревеньку…Отдыхать по-маленьку. И правильно! Зачем рисковать, а то ведь от слабости чувств можно спутать Австрию с Австралией, да потребовать от добрых хозяев показать альпийского кенгуру или евро-страуса эму…Или в состоянии сильного восторга, вызываемого поездками за границу, продемонстрировать там какой-нибудь немыслимый жест невиданной доселе доброй воли (обещанием снятия с боевого дежурства ленинского броневичка или перенацеливания авроровской пушки со Стокгольма на Кинешму) и тем самым смутить и без того пуганых нами европейцев. Сентиментальная история, рассказанная недавно товарищами, чьи должности в народе рифмуются с французским произношением имени «Людовик», растрогала и умилила публику ничуть не хуже доброй серии про Рабыню Изауру или Веронику Кастро. Благодарное воображение так и рисует картину в стиле раннего МХАТа- дочь вцепившуюся в папины брюки с криком «не пущу» и прильнувшую щекой к другой штанине верную жену… (невольно вспоминается сюжет из Аленького цветочка), но кабы не воспоминания про недавние события, когда некоторые дамы «запускали» страдающего сердечной болезнью «папочку» аж на гастроли с Женей Осиным, в качестве артиста кардебалета… «Приходи ко мне морячка, я тебе любовь отдам…» то тут навеваются другие литературные параллели, не про младшенькую из Бажова, а про двух старшеньких из Шекспира. Впрочем, женщин тоже можно понять…Как поет Маша с Медведями в популярной песенке про «Любочку» — …Девочки порой бывают грубыми… Особенно, когда от папы надо получить лисапет или джинсы. Тут бывает не до жалости. Особенно, когда лисапет и джинсы тянут на миллионы баксов. Но когда от того, будет папа жив или нет, зависит леденящее кровь «что с нами потом будет?», на смену дочернему жесткосердию приходит хрестоматийно-лубочная любовь, достойная воспевания аж главными пи-ар мэнами (которые рифмуются) и способная выжать слезу даже из стеклянного глаза. Впрочем, как говорил Арман Жан Дю Плесси, более известный публике под именем кардинала Ришелье, — что ни делается, все к лучшему. Ну поехал в Австрию другой человек…У него как известно науке, тоже дочки имеются. Привез им наверное и джинсов, и жувачки, и кукол с открывающимися глазами.