– По-моему, она уже большое взрослое дерево, – не сдавался я. – Неужели она не сможет немного побыть одна?
– А зайцы? – обиделся дедомраз. – Что вы скажете родным и близким трусишек заек сереньких, которые по старой привычке так любят под Новый год под ёлочкой скакать? Они себе скачут, скачут – и не подозревают, что вместо ёлочки – Злка.
– И… что? – опасливо спросил я.
– И… всё, – передразнил меня дедомраз. – Ни зайки, ни шкурки. Злка нынче голодная. Так что моё место – здесь. Предупреждать зайцев.
Подняв для убедительности маленький плакатик с перечёркнутым изображением зайца, он выпятил бороду и замер в позе бдительного стража, озирающего рубежи.
– Ну хорошо, – согласился я. – Допустим, я готов. Но тогда есть целых три вопроса: куда идти, где искать и как потом выбраться обратно? Может, дадите хотя бы карту или, ещё лучше, какой-нибудь путеводный клубочек?
– Поможем, – оживлённо закивал дедомраз, пряча плакатик. – Сориентируем.
Путеводный клубочек мне не выдали.
– Я же не Василиса Премудрая, – сказал дедомраз, срывая с Злки шишку. – У нас свои методы. Вот, вставьте в ухо.
– Куда? – не понял я.
– Да мало ли куда! – рассердился он. – Но лучше в ухо. Хотите – в левое, хотите – в правое. А то могу ещё одну сорвать, чтобы в оба сразу.
Я посмотрел на протянутую шишку. Царапать ухо не хотелось, тем более оба.
– А… зачем? – поинтересовался я недоверчиво.
– Затем, чтобы быть на связи. Через Злку, – объяснил дедомраз, – вроде антенны.
– Так ведь шишка колючая, – пожаловался я, – и большая. Выпадет.
– Если бы шишка была маленькой и мягкой, то это была бы уже не шишка, а эта… как там её … – затруднился с определением дедомраз, – а они на Злке не растут.
Аргумент был весомый.
– Хорошо же я буду выглядеть, – заворчал я, пытаясь поудобнее пристроить шишку в ушной раковине. – А если знакомые встретятся? Или, того хуже, ученики? По меньшей мере, это несерьёзно!
– Можно подумать, до этого вы выглядели очень серьёзно, – фыркнул дедомраз, – и солидно.
Я оглядел свои ноги, руки и туловище и сделал важное открытие. Надо признать, меня оно удивило.
Я понимал, что мои спокойные, упорядоченные сны – скорее исключение, чем правило. Большая же часть видящего сны человечества, судя по всему, делится на две половины.
Одни раз за разом прокручивают в голове свою обыденную жизнь, продолжая и во сне заниматься тем же самым. Когда такие люди касаются головой подушки, для них ничего не меняется. И мне их искренне жаль.
Совсем другое дело – вторая половина, к которой, думается, относятся и все без исключения дети. Эти летают – на самолётах, дирижаблях, космических кораблях – или просто так, без всего. Они штурмуют горные пики и плавают в море – кто под водой, с рыбками и медузами, а кто и на пиратском бриге. Они завоёвывают троны сказочных королевств и создают звёздные империи. Да мало ли чем ещё можно заняться во сне!
Но не в этом состояло моё открытие.
Задумывались ли вы когда-нибудь во сне над своей одеждой? «Право же, не до того!» – скажете мне вы и нисколько не ошибётесь. Ветер свистит в невидимых крыльях, вершина близка, тропические рыбки сияют многоцветьем, а неприятельское ядро порвало парус – есть ли время на всякие глупости?
А между тем, грозный пиратский капитан и не замечает, что ведёт своих молодцев на абордаж в голубенькой пижаме с мишками, лётчик экипирован в ночную рубашку, а на рыцаре в сверкающих доспехах, помимо этих самых доспехов, надеты уютные домашние тапочки. Не относится это лишь к принцессам, поскольку их наряды обычно и есть главная составляющая сна.
В общем, всё, до чего во сне не дотянулось наше внимание, остаётся не затронутым воображением – вот в чём суть моего открытия.
Вооружённый этим великим знанием, я ещё раз посмотрел на свою синенькую пижаму с божьими коровками и рассмеялся. Дедомраз смеялся вместе со мной.
– Пожалуй, понадобится что-то более практичное, – сказал я, и пижама на глазах стала превращаться в походный костюм. Изменилась и шишка: теперь на моей ладони лежал маленький чёрный наушник, какими в фильмах щеголяют телохранители и секретные агенты.
– Раз, раз! – сказал дедомраз мне в ухо, проверяя связь. – Как слышимость?
Злка прекрасно справлялась с ролью антенны. Слышимость была нормальная.
Я шагал в указанном направлении, делая время от времени большие зигзаги, чтобы найти след. Шагалось легко. Вокруг был летний лес, светлый и не заросший. В ветвях пели птицы.
Через час, а может быть, через пять минут – ведь во сне время ведёт себя совсем не так, как наяву – я набрёл на чужую тропинку. Она была далеко не столь же утоптана, как моя, но вполне различима.
– Посмотрите налево, потом направо! – посоветовал дедомраз.
Я повертел головой во все стороны, но деревья закрывали обзор. Где-то там, в своих истоках, тропинка уходила за горизонт, за которым Женьку из третьего «А» дожидались подушка и одеяло.
– Ничего не видно, – сообщил я далёкому собеседнику. – А вы уверены, что это правильный след?
В этот момент что-то захрустело ветками и тяжело плюхнулось у меня за спиной. Птичьи трели оборвались.
Я обернулся, готовый ко всему. На тропинке сидела и оглушённо трясла головой чрезвычайно упитанная птица. Если бы я не боялся показаться невежливым, я бы даже сказал – жирная. Очевидно, её не выдержала ветка.
Почему-то повеяло запахом бекона.
– Ага, – удовлетворённо заметил дедомраз, – это его тропинка. Загляните в тетрадь. Страница шесть.
Я открыл Женькину тетрадь прямо посреди сочинения на тему «Как я провёл лето».
– Вторая строка сверху, – подсказал наушник.
«На дереве чудесно пел саловей», – прочёл я. Буква «а» в слове «саловей» была подчёркнута красным.
Я поднял невезучую птицу и аккуратно подсадил на самый толстый сук ближайшей рябины.
Лес кончился. Тропинка вела меня дальше – под горку, через луг, к заметным издалека крышам какой-то деревни. Трава на лугу была такой зелёной, что я нагнулся удостовериться: не крашеная ли она.
– Это лук, – сказал голос в моём ухе так неожиданно, что я подпрыгнул на месте, – зелёный лук.
– Вы что, всё видите? – догадался я.
– Вижу, – признался дедомраз. – К тому же, я ведь читал тетрадку.
– А что, там есть что-то про лук? – удивился я и сорвал пару зелёных пёрышек. Вкус был самый что ни на есть луковый.
– Интересное дело! – возмутился голос. – Почему это я должен всё время разъяснять очевидное? Тетрадь, между прочим, у вас. Страница семь.
И в самом деле, на странице семь было написано: «за лесом начинается зелёный лук».
– А что, это и есть Запутанные сны? – спросил я.
– Ещё нет, – сказал дедомраз, – наверное. Видите ли, никто, к несчастью, не может различить их границы. Сегодня они тут, а завтра – вообще у тебя над головой слева во втором ряду.
Я невольно задрал голову, но никаких рядов не увидел. Тогда я перевёл взгляд себе под ноги. Тропинку перебегали полевые мишки – крохотные пугливые медведи с длинными тонкими хвостиками. Уловив мой взгляд, они запищали и спрятались среди луковых зарослей.
– Сумасшедший дом, – сказал я и пошёл дальше, ориентируясь на деревенские крыши.
Я шёл и шёл, но крыши, как назло, не делались ближе. Отчаявшись, я припустил почти что бегом – и тут увидел пастуха.
Пастух сидел верхом на гнедой лошади и был одет как ковбой, за одним маленьким исключением. А именно – вместо шпор к сапогам его крепились большие шторы, белые, с узором из мелких фиолетовых розочек. Шторы волочились по луку и изрядно мешали.
– Удобно ли вам с этими шторами? – спросил я, поздоровавшись.
– Ничего, мы привычные, – равнодушно отозвался пастух.
Я решил, что шпоры на сапогах всё же были бы уместнее, но промолчал.
Тут мне пришлось остановиться, потому что кровы, которых гнал пастух, сгрудились и перегораживали тропинку. Кровы – это такие крыши на ножках. Если верить Женькиной тетрадке, каждое утро пастух выгоняет их пастись на зелёный лук.
– Простите, – поинтересовался я, – здесь не проходил недавно мальчик? Ученик третьего «А» класса, зовут Женькой.
– Был такой, – кивнул пастух и мастерски щёлкнул кнутом. Кровы затолкались застрехами и стали поворачивать в нужную сторону. Пастух метко ожёг кнутом самую большую и солидную крышу, крытую синей искусственной черепицей. Прочие, железные и шиферные, дощатые и соломенные, покорно потянулись за ней.
– В деревню пошёл, – бросил на ходу мой собеседник и указал кнутовищем дальше по ходу тропинки.
Деревня оказалась самой обыкновенной, с электричеством, магазином и почтой. Не ездили по улицам самобеглые печки, не катились с песнями колобки. Впрочем, после кров я бы не удивился и колобкам.
Народу было немного: наверное, все работали в поле. В огородах возились пенсионеры, у магазина стояла маленькая очередь из четырёх бабушек. Лениво валялись на солнышке беспородные собаки.
В общем, заурядная деревня, если не считать кубиц. Кубица – это птица, вроде курицы, только с виду как детский кубик: шесть сторон, по углам торчат крылья с лапками. Яйца кубиц – очень практичные, похожие на большие куски растворимого сахара. Такие яйца никогда не покатятся со стола. И паковать их можно в обычные квадратные коробочки. За главного у кубиц питух, птица-бочонок. Вместо клюва – соломинка для коктейлей. Где лужу увидит, тут же соломинку в неё опустит и в один присест высосет. И колодец бы высосал, да соломинка коротковата.
Кубицы рылись в пыли, питух сидел на бортике деревенского колодца и пытался дотянуться до воды соломинкой. Никто не обращал внимания ни на них, ни на меня.
Я подёргал двери почты: было закрыто.
– Обед у них, – объяснила старушка, стоявшая последней в очереди в магазин.
– Спасибо, – сказал я, – а кстати, вы не видели тут мальчика? Зовут Женькой.