– О чем ты говоришь?.. – начала Дженни.
Павел дернул рукой, и тонкая цепочка на ее шее порвалась.
Дженни слишком поздно поняла, что произошло, и отчаянно пыталась схватить оловянный медальон, но ее рука уже растворялась, превращаясь в дымку. Деревянный кол с грохотом упал у ног Павла, а рядом с ним ударился о камни и раскрылся медальон. Кирпичная пыль облачком пронеслась над стеной и разлетелась на ветру. Серебристые глаза умоляюще посмотрели на Джекаби в безмолвном призыве. А затем Дженни Кавано исчезла.
Лицо Джекаби окаменело. Он метнул кол в Павла, но тот легко уклонился.
Прежде чем я успела выхватить свой, передо мной мелькнули лохмотья, и я ощутила холод стали у шеи. Кровь у меня застыла в жилах. Нет, только не сейчас, когда мы так близки к победе над Жутким королем! Все это неправильно! Павел надавил ножом мне на шею.
– Подожди! – крикнул Джекаби. – Хватит! Прекрати!
Он швырнул пузырек, и Павел поймал его, не отпуская кинжала.
– Вот, держи. Можешь уходить. Тебе необязательно это делать!
– Необязательно, – беззаботно промолвил Павел. – Но как вы там говорили, мисс Рук? – он склонился надо мной и прошептал в ухо: – Такова моя натура.
Дыхание его было холодным и липким.
– Думаешь, он поможет тебе, если ты убьешь меня? – спросила я.
Павел фыркнул.
– А ты думаешь, он позволит миру погибнуть только из-за того, что погибнешь ты?
– Рискни и проверь, – процедил Джекаби.
– Ты закончишь то, что начал, потому что не вынесешь последствий своего отказа, – заявил Павел. – А что я? Я выиграю в любом случае. Твоего призрака я развеял по ветру, а теперь осушу твою чудесную помощницу прямо у тебя на глазах. Если ты погибнешь в бесплодных попытках предотвратить разрушение своего никчемного мирка, то я все равно буду отомщен. Если же ты каким-то чудом одержишь победу над Жутким королем, то я тем более осуществлю свою месть. Все победят. Под всеми я имею в виду себя. Я останусь победителем, единственным.
– Я дал тебе кровь, так что тебе не нужно этого делать! – крикнул Джекаби. – Мы договорились!
Павел сковырнул пробку пузырька.
– Да, и следует поблагодарить тебя, детектив. Без этих твоих подачек у меня, пожалуй, не хватило бы сил. Очень мило будет ощущать, как в моих венах течет кровь вас обоих.
Он опрокинул последний пузырек в рот и швырнул его со стены.
Лезвие на моей шее дрогнуло. Я постаралась не обращать внимания на глухое биение пульса в ушах. Однажды я уже почти уничтожила Павла. Да, тогда в моем сознании находился другой, но ведь это сделали мои руки. Так что вопрос здесь только в силе духа. Собрав волю в кулак, я резко оттолкнулась локтями и ногами, подавшись прочь от мерзкого злодея. Нож скользнул по шее, я перекатилась в сторону и приподнялась, готовясь к следующему нападению. На шее отчаянно бился пульс.
Павел выронил кинжал. Он обхватил горло руками и захрипел, задыхаясь.
Я взирала на него в изумлении и растерянности. Я чувствовала, как у меня болит моя шея и по ней стекает кровь. Неужели он насмехается надо мной? Нет. Что-то не так с самим вампиром.
– Чеснок, – спокойно произнес Джекаби, – а также серебряная пыль и капля святой воды для уверенности. Пусть я и не любитель выпить, но я знаю, как смешивать убийственные коктейли.
Лицо Павла исказилось в агонии. Он зашатался и подался назад, яростно глядя на Джекаби.
– Мисс Рук, – подошел ко мне Джекаби и положил руку на плечо. – Вы можете положить этому конец.
Я помотала головой, не сводя глаз с Павла, который опирался спиной о парапет. Ноги его безвольно дергались, конвульсии сотрясали все тело.
– Пора прикончить его, мисс Рук, – повторил Джекаби.
– Нет, – выдохнула я.
– Вы не обязаны проявлять милосердие по отношению к нему. – Слова Джекаби звучали холодно, но в его голосе ощущалась какая-то дрожь.
– Нет, – снова сказала я.
Джекаби посмотрел на меня своими серыми глазами.
– Он уже умирает, сэр.
– Он умирал и раньше. Это не помогло.
– Нет, я не хочу становиться им.
Джекаби выгнул бровь.
– У него нет клыков. Он не может превратить вас в такого же монстра, как сам, даже если бы захотел.
– Не может. Но я могу сама превратиться.
– Вы не понимаете основ вампиризма. Для этого требуется…
– Вы не понимаете основ гуманности, сэр. Я не хочу становиться хладнокровным убийцей. Не из-за него. Не так.
Джекаби встретил мой взгляд, и несколько секунд мы смотрели друг на друга не моргая. Наконец он отвел глаза.
– Да, вы совершенно правы. Не следовало мне этого предлагать.
Опустившись на колено, Джекаби поднял медальон, отряхнул его и засунул в карман, после чего подобрал кол Дженни.
– Это сделаю я.
– Сэр…
– Копье сжимает руку, – очень тихо, почти неразличимо на фоне ветра, произнес знакомый голос.
Джекаби поднял голову. Рядом с Павлом на парапете сидел двойнец, свесив мохнатые ноги.
– Ты повторяешь одно и то же, – заметил Джекаби.
– Да, оно сжимает.
– Ну что ж, – сказал Джекаби, – ты – существо, обладающее непостижимой мощью, и только что застал нас в крепости своего хозяина, рядом с убитыми стражниками. Что будет дальше?
– Смерть, – вздохнул двойнец. – Обычно это бывает смерть.
– А что там, в поэме? – поинтересовалась я.
– В какой поэме? – спросил Джекаби.
Двойнец посмотрел на меня, пошевелив своими кустистыми бакенбардами и бородкой.
– В поэме, строчку из который ты повторяешь. Насколько я могу судить, она важна для тебя.
– Она важна для вас, – поправил меня двойнец.
– Ну хорошо, – согласилась я. – Ты застал нас с поличным. Мы могли бы сразиться. Кое-кто мог бы погибнуть. Скорее всего, мы, если быть честными. Или ты мог бы вместо этого прочитать поэму.
Джекаби приподнял бровь.
Двойнец принялся слегка раскачиваться. Павел у него под ногами дышал все тише. Теперь этот злобный вампир выглядел каким-то умиротворенным. Двойнец приподнялся, встал на парапет и принялся читать своим тихим голосом, отчетливо выговаривая каждое слово:
Впустивший в сердце ненависть о чести забывает,
Копье сжимает руку – ту, что копье хватает,
Ни щит из толстой стали, ни крепкая броня
От страха пред собою не оградят тебя.
Наградой будут только кровавая земля
И черная корона для жуткого короля.
– И что это значит? – спросил Джекаби.
Двойнец молчал.
– Это значит, что мы его не убьем, – ответила я.
Пальцы Павла задергались. Вампир умирал.
– Ты не хочешь, чтобы он умер? – спросил двойнец.
– Нет, я не хочу, чтобы вообще кто-нибудь умирал.
– Он не пожалел бы тебя, поменяйся вы местами.
– Это не жалость. Это… – я не знала, как объяснить.
Если не жалость, то что? Гуманность?
– Именно так выглядит гуманность? – спросил двойнец. – Если бы все люди обладали гуманностью!
Он дернул носиком, отчего еще более стал похож на бурундука, стоящего на задних лапках. Я почувствовала зуд в шее, и боль, о которой я почти забыла, вдруг пропала, просто исчезла. Я провела ладонью по порезу: он тоже исчез. На моем платье остались пятна крови, но их источника как не бывало.
– Ты, – я замялась. – Спасибо. А ему можешь помочь?
Я показала на Павла.
– Мог бы, – ответил двойнец.
– Но не будешь, – продолжил за него Джекаби.
– Он этого не хочет, – пояснил двойнец.
Губы Павла шевелились, будто он что-то произносил, но из них не вылетало ни слова.
– Что он, по-твоему, говорит? – спросила я.
– Он тоже читает стихи, – ответил двойнец, прислушавшись к тишине. – Я их не знаю. Они вам знакомы?
Внезапно в моей голове раздался голос Павла.
– …Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?..[5]
Джекаби тоже заморгал от неожиданности: по всей видимости, он тоже услышал этот голос.
– Это вторые по странности поэтические чтения, на которых мне доводилось присутствовать, – пробормотал он.
– «Гамлет», – сказала я, тряхнув головой. – Он любил Шекспира.
Губы Павла постепенно замерли. Мышцы расслабились. Рука его дернулась в последний раз, и голос у меня в голове погас, словно потухла свеча.
– Он ушел, – произнес двойнец.
– Ну что ж, можешь быть доволен. Тем меньше хлопот для твоего начальника, – ответил Джекаби. – Он был предателем для всех, как ни крути.
– Смерть не доставляет мне радости, – вздохнул двойнец.
– Ты понимаешь, что за этой последуют и другие смерти? – спросил Джекаби. – Хавган вернулся! Ты и твоя вторая половина сами проложили ему дорогу, когда воскресили из мертвых. Но умирать будут не только солдаты и негодяи вроде Павла. Из-за твоего ненаглядного Хавгана погибнут многие невинные люди.
– Нет, это не путь Хавгана. Путь Хавгана хороший.
– Скажи это Хавгану!
– Не могу.
– Ты все еще веришь этому безумцу?
– Моя вторая половина отдала себя Хавгану во время прошлой войны.
– Да, ты говорил. Величайшая жертва двойнеца – вернуть мертвого к жизни.
– Дар двойнеца можно передать и живому, – начал объяснять двойнец. – Ту же силу, которая может исцелить обездвиженное тело и вернуть душу с той стороны, можно вдохнуть в живое тело. Но для живого это будет обжигающая мощь.
Круглая головка двойнеца склонилась к его покрытому мехом плечу.
– Хавгану была необходима мощь, превышающая все, на что когда-либо был способен волшебный народ, – продолжил он. – Моя вторая половина верила в него. Она создала для Хавгана орудие, с помощью которого он мог сосредоточить эту силу, и головной убор, через который он мог бы направить свою волю, копье и корону. Когда этого оказалось недостаточно, он полностью открылся для силы двойнеца. Они приняли свою участь вместе. Хавган знал, что это уничтожит его. Но им двигало отчаянное желание, из-за чего он совершил этот жуткий поступок.