Жуткий король — страница 37 из 44

– Что она делает? – спросила Дженни.

– Метод Сильвестра. Искусственное дыхание.

– Он умер, – повторил Джекаби.

– Я когда-нибудь учила вас, как охотиться на фей или что вы там делаете? – недовольно отозвалась Мона. – У меня начинали дышать и те, кто пролежал гораздо дольше.

Со стороны поля боя послышались возбужденные крики. Гигантский мистер Дол пал. Над головами союзников я увидела етуна, ледяного великана из Неблагой армии. На лужайке передо мной мелькнуло какое-то оранжевое пятно. Я проследила за ним взглядом. Пятно оказалось миниатюрным троллем, ехавшим на рыжем коте, словно это был боевой конь. Я уже приподняла клинок, но Джекаби схватил мою руку, прежде чем я успела замахнуться.

– Только не этого!

Я застыла.

– Хаммет! – поприветствовал Джекаби маленькое существо. – Хатун гордилась бы тобой.

Тролль пробормотал что-то на непонятном мне языке.

– Еще нет, – ответил Джекаби. – Мы еще не знаем, куда ее увели.

Тролль зарычал, натянул поводья, и кот поскакал дальше. Хаммет на скаку принялся кромсать пятки врагов, а потом они с котом исчезли в общей неразберихе.

На открытое пространство выпрыгнул Луп, из пасти которого капала кровь, и грозно зарычал. Испуганные солдаты подались в стороны. Лидия Ли пыталась уложить на носилки истекающего кровью гнома. Подняв голову, она замерла. Женщина находилась как раз на пути чудовищного волка. Луп двинулся вперед, устремив красные глаза на свою добычу. И тут между Лидией и волком выросла шоколадно-коричневая охотничья собака.

В своем зверином облике Чарли всегда казался больше. Но теперь он выглядел коротышкой в сравнении с нависшим над ним огромным черным волком, состоявшим, казалось, из одних мышц и бритвенно-острых зубов. Чарли был едва ли не вдвое меньше его. Волк даже не замедлил шага.

Марлоу выкрикнул команду, и взвод полицейских открыл огонь. Луп заревел от попадавших в него, но отскакивавших пуль. Когда выстрелы прекратились, Чарли прыгнул вперед, стараясь вцепиться волку в горло, но Луп оказался проворнее. Щелкнув пастью, он едва не откусил Чарли ухо. Тот завизжал и упал на землю.

Джекаби удержал меня, и только тут я осознала, что пытаюсь броситься в бой.

– Пустите! Он убьет его! – крикнула я.

– Нет, постойте! Смотрите! – указал Джекаби.

У деревьев в дальнем конце что-то зашевелилось. На поле выскочила свора огромных, мускулистых собак. Возглавлял их пес крупнее Чарли, с темно-коричневой с черными прядями шерстью и белыми вкраплениями на морде. За ним бежало еще с дюжину зверей.

– Это…

– Ом-Кайни, – подтвердил мою догадку Джекаби. – А возглавляет их дядя Чарли, если я не ошибаюсь.

Ом-Кайни набросились на волка стремительно, как удар молнии. Луп повернулся влево, чтобы вцепиться в рыжеватую гончую, и тут Драгомир впился в его бок справа. Луп завопил от боли и ярости, когда другой пес сомкнул челюсти у него на бедре, а третий – на горле. Собаки не знали пощады.

Тяжело дыша, Лидия оттащила гнома подальше от драки. Мона О’Коннор продолжала поднимать и опускать руки мужчины, который, похоже, так и не вернулся к жизни.

И тут, словно прочитав мои мысли, полицейский шумно втянул в себя воздух.

Мона устало откинулась назад.

– Ха! – воскликнула она торжествующе.

Полицейский попытался сесть.

– Полегче, – остановила его Мона. – Полежите. У вас как минимум с полдюжины сломанных ребер. Вам нужен покой.

– Прочь отсюда! – завопил Джекаби.

– О чем вы? – удивилась Мона.

Только теперь я разглядела мутные глаза мужчины.

– Убегайте! – крикнула я, но восставший из мертвых офицер повернулся к мисс О’Коннор и бледными руками вцепился в воротник ее блузки. Мы с Джекаби побежали к ней, но нас обогнала Дженни.

Она бросилась на полицейского, словно собираясь повалить, но вместо этого буквально нырнула в него. Оставшееся после нее серебристое облачко быстро развеялось. Полицейский замер.

Мона медленно подалась назад, не отводя глаз, и труп опустил воротник. Он встал и неуклюже зашагал, поглядывая на свои ноги и руки.

– Я… я овладела им, – прохрипел мужчина.

Глубокий мужской голос вряд ли можно было принять за голос Дженни, но все же что-то в его глазах подсказало мне, что она действительно там, внутри.

– Это не как живое тело, – продолжала Дженни. – Это просто оболочка. И внутри я слышу голос. Не думаю, что его собственный. Я слышу, как кто-то шепчет в задней части его черепа.

– Берегись! – крикнула Лидия.

В воздухе просвистело копье, и Дженни выскользнула из тела за полсекунды до того, как наконечник погрузился в голову мертвеца. Полицейский рухнул на землю рядом с раненым гномом. Дженни повисла в воздухе, отплевываясь и вытирая губы.

– Хватит таращиться, – сказала она. – Обратно за работу, все.

Битва продолжалась. Поле боя усеивали павшие с обеих сторон. Посреди суматохи из окутавшего церковь облака пыли и дыма вышел стройный блондин, которого Виргул назвал Тильдой. Сражавшиеся как будто специально сторонились его, позволяя шагать вперед с леденящим спокойствием. Прижав к губам какой-то камешек, он заговорил, и голос его легко перекрыл шум сражения.

– Воины! Жуткий король обращается ко всем вам.

Лязг и крики притихли, на поле боя воцарилась тишина. Тильда продолжил:

– Все существа иного мира, сражающиеся сейчас бок о бок с людьми, вы вольны идти, куда вам вздумается. Уходите. Вашему новому королю сегодня не нужна ваша кровь. Если же вы поможете мне доставить ему человека, которого называют Ясновидцем, то даже заслужите себе место в грядущем царстве короля.

– Эй, фообще-то, ты должен быть на фтороне хороших! – раздался недовольный голос, похожий на голос Надда, но отсюда мне не было видно вождя гоблинов. – Ты не из этих негодных тфарей!

– Да, я представитель Благого двора, – подтвердил Тильда, улыбнувшись.

Послышался шум, похожий на раскат далекого грома, и земля содрогнулась. Тильда продолжил речь, не обращая внимания на землетрясение.

– Знаете ли вы, что многие Благие фэйри обладают какими-то талантами с самого рождения? Одни могут управлять светом и тенью. Другие заставляют расти растения. Некоторые даже меняют погоду.

Земля снова дрогнула, и на этот раз раскололась надвое одна из могил на церковном дворе.

– Мы не можем выбирать себе дар. Он – наша неотъемлемая часть. Поэтому было бы неверно называть одни дары добрыми, а другие – злыми, не так ли? Как неправильно говорить ребенку, что он никогда не раскроет свой потенциал и не воспользуется своим даром.

Земля на церковном дворе заходила ходуном.

– Жуткий король понимает, что все мы хотим воспользоваться своим шансом принести в этот мир нечто… прекрасное.

Из одной могилы появилась разложившаяся серо-синяя рука, грязная и покрытая влажной почвой. Сквозь куски гнилой плоти просвечивали кости. Пока выбравшийся из гроба труп прокладывал себе путь на поверхность, чуть в стороне от него показалась еще одна рука, еще одна и еще. Вскоре мертвецы зашевелились по всему двору.

– Они прекрасны, не правда ли? – улыбнулся Тильда.

– Никакой ты не особенный, – выпалила Лидия Ли, расправив плечи и глядя прямо в глаза Тильде. – Ты просто задира, вроде тех драчунов, что я встречала десятками. Ты боишься, поэтому отравляешь своим страхом весь мир. В этом нет ничего прекрасного.

– Думаешь, я боюсь? – спросил Тильда.

– Я знаю. Я знаю, что такое страх. И я знаю, что такое сила. Настоящая сила исходит от смелости, сострадания и надежды. Она никогда не порождается страхом.

– Думаешь, у вас осталась надежда? – Тильда насмешливо посмотрел на мисс Ли, склонив голову набок. – Ну что ж, увидим.

Он сделал глубокий вдох и сосредоточенно прикрыл глаза. Лежавшие по всему полю павшие бойцы приподнялись и сели. Глаза их были мутными и пустыми. Бесы, гоблины, кентавры, даже наш некогда верный великан мистер Дол – все они поднялись вместе с мертвецами-людьми.

Все иллюзии, которые я питала относительно того, что наше разношерстное войско может противостоять армии Жуткого короля, развеялись. В бой вступили сотни мертвецов; каждый павший солдат пополнял ряды противника, и это не говоря о тех усопших, которые уже лежали на церковном кладбище. С каждым убийством численность вражеской армии могла только расти.

Мы проиграли. Нам оставалось только погибнуть.

Глава двадцать девятая

Битва возобновилась с оглушающим шумом. Мертвецы цеплялись к живым и пытались утащить их под землю. По всему церковному двору раздавались крики страха и вопли ярости. В воздухе запахло гнилью и разложением – даже хуже, воздух и на вкус был гнилым, и я не могла как следует вдохнуть полной грудью. Звуки выстрелов слышались все реже по мере того, как иссякали запасы бесполезных пуль.

Я размахивала черным клинком направо-налево, насколько хватало сил. Уже пролежавшие некоторое время в земле мертвецы были слабее только что восставших, и отрубать им головы оказалось легче. Но на смену каждому павшему умертвию приходило два только что оживших трупа.

– Так мы долго не продержимся, – проворчал Джекаби, сваливая с ног очередного шаркающего ногами мертвеца.

– Я знаю удобный проход, – послышался женский голос.

Мы оба обернулись. Позади нас стояла Алина, морщась от громких звуков сражения.

– Я нашла его. Здесь эту битву не остановить. Вам нужно закончить то, ради чего вы и пришли сюда, детектив. Нужно вернуться к машине. Я проведу вас туда.

Джекаби с любопытством посмотрел на нее.

– Ведите.

Вернуться в Аннуин через церковь уже не представлялось возможным. Развалины были заполнены павшими и вновь ожившими злобными мертвецами, но Алина нашла небольшую прореху у деревьев позади церкви. Первым в нее прошел Джекаби. Стоило нам пересечь границу миров, как звуки битвы утихли. Перед нами открылся знакомый вид. После оглушающего шума битвы Цитадель Хавгана казалась подозрительно тихой.

Алина провела нас почти к башне. Повсюду валялись камни, но едва ли не больше парило их в воздухе, удерживаемых заклинанием целостности. Стараясь ступать как можно тише, мы взобрались по кружащимся невесомым обломкам внутрь разрушенного донжона. Генераторы тихо гудели. Один из солдат Неблагой армии, тролль, забрался в металлическую раму у основания башни, чтобы превратиться в ужасного и непобедимого Жуткого воина, но что-то пошло не так. Рука его застряла в раме, но магия сработала, тролль стал больше и потому застрял еще прочнее. Не в силах освободиться, он метался из стороны в сторону, пока не стал уродливым подобием себя прежнего.