— Что такое? — спросили его.
Он поднял голову и сказал:
— Ой, простите меня, фу-ты, фу-ты...
А ЭТО ВИДИШЬ?
Человек я спокойный. Скромный служащий одного учреждения. С улыбкой хожу я по улицам. Мне в ответ улыбаются дети. А иногда, как вы сами понимаете, даже женщины. За всю свою жизнь слова грубого не сказал. Я и кошку-то не обижу. И камнем-то в нее никогда не кину, как некоторые. А чтоб драться — помилуй бог! Такого в моей жизни не было. Даже в детстве не дрался. Я знаю, в детстве тузят друг друга, а я никогда. Никогда меня никто не тузил, и я никогда никого не тузил. Один раз, помню, только давно это было, совсем на заре моей юности, приятель меня обхватил и орет: «Ну, поборемся?» Так я ему говорю: «Что ты, милый? Зачем? К чему это?» Он даже стал извиняться. «Да я, — говорит, — пошутил, просто так, не сердись...» Как же тут не сердиться? Вдруг ухо прищемит? Да мало ли что! Не любитель я этого.
А вчера я иду по улице. Как всегда, улыбаюсь детям и всему, как вы сами понимаете, остальному.
Вдруг подходит ко мне этот тип. Как вы сами понимаете, абсолютно пьяный.
— Давай я тебя защищу, — говорит.
— От кого?
— От любого!
— Зачем?
— А это видишь? — сует мне в нос кулак.
— Ну, вижу.
— Ка-ак дам!
— Кому?
— Кому хочешь!
— Никто, — говорю, — представьте себе такую картину, меня совершенно не обижает.
Я интеллигентный человек, интеллигентно все ему и объясняю.
— А это видишь? — говорит и кулак опять мне в нос сует.
— Ну, вижу.
— Ка-ак дам!
— Кому?
— Кому хочешь!
— Зачем?
— А это видишь?
Очень мне, как вы сами понимаете, тоскливо стало и печально. Что есть у нас еще вот такие неприятные люди. И улыбаться я, безусловно, перестал. И захотелось мне вообще уйти. А он — цап меня! За рукав. И тянет, сами понимаете, в свою сторону. И показывает мне, как вы сами уже знаете, кулак.
Тут, надо мне должное отдать, вырвался я от него стремительно, а он меня снова схватил. Так крепко держит, что никак мне от него не вырваться. Тут я ему, сами понимаете, кулак в нос и сунул! Потому что, как вы сами понимаете, терпения у меня, как бы это сказать, не хватило.
А он говорит:
— Извините!
И сразу ушел.
Сами понимаете.
БУДЕТ СУП
— Ты подожди меня здесь, — сказал мой брат, — а я сейчас.
Я остался стоять на лестнице в незнакомом мне доме. Потом мне надоело стоять на лестнице, и я поднялся наверх в коридор. Коридор был пуст. Я остановился у двери, слегка приоткрытой, и почему-то мне вдруг показалось, что брат зашел именно в эту дверь. То есть я был даже уверен в этом. Я постучал. Дверь открылась, и передо мной возник старикашка с кастрюлькой: у старика была белая борода. Он щурился — видимо, плохо видел, и ресницы у старика были белые тоже.
— Мой брат... — начал я.
— Вот вы, — быстро меня перебил старик, — пойдемте со мной... вот сюда... вот... в кухню...
Он зажег газовую плиту. Посмотрел на меня как-то сбоку (я стоял у дверей кухни) и налил в кастрюльку из крана воды.
— Будет суп, — объявил старик.
— Мой брат... — опять начал я.
— Просто к слову пришлось, — сказал старик. — Сейчас я буду резать лук. Вы не хотите со мной резать лук?
— Я не хочу резать лук, — сказал я.
— Вот зря, я вам дам нож...
— Зачем мне нож?
— Резать лук.
Он вытащил луковицу из кармана, аккуратно очистил, а кожуру преспокойно сжевал и съел.
— Не рекомендуют, а я все же ем...
— Я искал брата, — сказал я в нетерпении, — он куда-то зашел...
— У меня ваш брат, — сказал старик.
— У вас?
— Зайдите ко мне, я сейчас...
Я вошел в комнату старика. Брата там не было. Я хотел выйти, спросить старика, где же мой брат, когда его вовсе здесь нет. Я дернул дверь, но она не открылась. Видимо, я случайно защелкнул замок. Я сел на стул, оглядел комнату. На столе стоял живой гусь, привязанный за ноги к столу. Я удивился, как сразу его не заметил. В углу две теннисные ракетки. Портрет старухи в чепце. Вскорости кто-то дернул дверь.
— Я закрыт, — сказал я.
— У меня нет ключа, — сказал старик.
— Здесь нет брата! — крикнул я.
— Он на столе, — ответил старик.
— На столе гусь, — разозлился я.
— А ты не гусь? — спросил старик.
— Дурак! — крикнул я что было мочи.
Гусь заорал. Старик засмеялся.
— Ему нужно в суп, — сказал старик.
— Эй, — крикнул я, — открывайте!
ПЕТЛЯНЬЕ
Я не мог застать его дома. Он уходил из дома в пять утра. Старый больной человек уходил каждый день в пять утра. Куда он уходил, я не знал. Я подкараулил его в пять часов. Он как раз выходил из дома. Мне показалось, что он улыбался. Освещенный улыбкой, он прошел мимо. Я двинулся следом за ним. Он свернул за угол, прошел садик, вернулся в садик, свернул в переулок, потом в другой, потом в третий, потом обратно... Он явно петлял. Мне неясно было, зачем он петляет. Я петлял вместе с ним, чтобы выяснить это. Я все время смотрел ему в затылок. Я не видел его лица. Но я чувствовал: он петляет с улыбкой. Он сел в садике на скамейку. Я устроился сзади, в кустах. Он сидел, вероятно, час. Я глядел на его затылок. Потом он встал и опять стал петлять, и после третьей петли я уже не пошел за ним. Я решил подождать его. Он прошел мимо меня. Я наблюдал за ним сквозь кусты. Потом я испугался, что он уйдет, перестанет петлять, я его потеряю. Я возобновил петлянье.
Прошел еще час. Мы петляли. Я еле шел от усталости. Он же, напротив, шел очень бодро. Мне нестерпимо хотелось сесть. Вдруг он остановился. Взглянул на часы. Я подошел поближе. Открывали винный ларек.
— Сто пятьдесят, — сказал он твердо.
— И мне, — сказал я.
— О! — он увидел меня. — И вы?!
— И я, — сказал я.
КАКОВО
Он сидел в пятом углу.
— Каково вам? — спросил я.
— Никаково, — сказал он.
— Ну, а все-таки, каково? — спросил я.
— Никаково, — сказал он.
— Каково вам? — спросил я еще раз.
— Никаково, — сказал он, — мне никаково.
Я ЗАШЕЛ БЫ К ВАМ
Если бы я знал, куда открывается ваша дверь... я зашел бы к вам. Но я не знал этого.
Жена говорит:
— Пойдем сходим к ним...
А я ей говорю:
— А дверь?
Она говорит:
— Что «дверь»?
— Ты знаешь, куда она открывается?
— Нет, — говорит она, — не знаю.
— Вот в том-то и дело, я тоже не знаю.
— Как жаль, значит, мы не пойдем к ним в гости.
— Нет, почему же? Мы сходим, надо только узнать заранее, в какую сторону открывается дверь.
ЮБИЛЕЙНАЯ РЕЧЬ
«Трудно представить себе, что этот чудесный писатель жив. Не верится, что он ходит по улицам вместе с нами. Кажется, будто он умер. Ведь он написал столько книг! Любой человек, написав столько книг, давно бы лежал в могиле. Но этот — поистине нечеловек! Он живет и не думает умирать, ко всеобщему удивлению. Большинство считает, он давно умер, — так велико восхищение этим талантом. Ведь Бальзак, Достоевский, Толстой давно на том свете, как и другие великие классики. Его место там, рядом с ними. Он заслужил эту честь.
Он сидит передо мной, краснощекий и толстый, и трудно поверить, что он умрет. И он сам, наверное, в это не верит. Но он, безусловно, умрет, как пить дать. Ему поставят огромный памятник, а его именем назовут ипподром, ведь он так любил лошадей. Могилу его обнесут решеткой. Так что он может не волноваться. Мы увидим его барельеф на решетке.
Позавчера я услышал, что он скончался. Сообщение сделала моя дочка, любительница пошутить. Я, не скрою, почувствовал радость гордость за нашего друга-товарища.
— Наконец-то! — воскликнул я. — Он займет свое место в литературе!
Радость была преждевременна. Но я думаю, долго нам не придется ждать. Он нас не разочарует. Мы все верим в него. Мы пожелаем ему закончить труды, которые он еще не закончил, и поскорее обрадовать нас».
И так далее...
ПЯТНО НА СТЕНЕ
Мне показалось, я вижу пятно на стене. И в то же время я не был уверен, что пятно там действительно есть. То есть я его видел и мог бы поспорить с кем угодно, но было сомнение в какой-то малой доле. Я встал и потрогал стену в том месте, где, как мне казалось, было пятно, дабы проверить, не сыро ли здесь.
Но это место не было сырым, и я стал сомневаться гораздо больше в существовании пятна, чем до того, как потрогал стену. Я уже готов был отойти от стены, как вдруг что-то треснуло, поднялась пыль столбом, и зеленая тень легла вдоль стены. Потом тень стала розовой. На месте пятна образовалась дыра. Я разломал края этой дыры, чтобы заглянуть внутрь. Просунув голову в дыру, я понял, что обратно мне ее не вытащить.
В дыру я видел собак и кошек. Кошки вскорости побежали, а за ними также и все собаки.
Видимо, начиналось землетрясение.
МОЛОДЦЫ
Вот где молодцы работнички! Вот где да! Вот где! Вот это да! Молодцы! Вот это они сделали! Здорово сделали! Ох, и поработали! Молодцы молодчики молодые молодцы! Не просил их никто, никто не просил. Все сами, инициатива все, взялись сами, все сами! Вот бы все так! Вот все бы! Эх, а не все так. Не сделают это. А эти, эх и! Ну и! Ох, молодцы, ох, молодчики, честные, любят работу, трудятся, эх, что там, ох и молодцы, ох и, ух ты... Так они ведь не то сделали...
Олег ГРИГОРЬЕВ[20]
СТАКАНЫ
Если поставить стакан на стакан, а на стакан еще стакан, у вас будет: два стакана на стакане, один стакан под двумя стаканами, два стакана под одним стаканом, один стакан на двух стаканах, стакан на стакане, стакан под стаканом, а третий стакан — между двумя стаканами.