В ДОРОГЕ
Ехали как-то клоп Мстислав и таракан Максимка в поезде и купили себе аэрозоль от насекомых, чтобы было не скучно в дороге, и начали делить.
Клоп Мстислав настаивал делить по миллиметрам, у него с собой был алмаз от расстрелянного отца.
Таракан Максимка резать баллончик не советовал, но иначе как делить?
В купе пришла муха Домна Ивановна, но и она, как ни любила жидкость от насекомых, не могла вспомнить, как ею пользоваться.
Решили баллончик выбросить из окна, а самим сойти на ближайшей станции и посмотреть, что получилось, однако муха выбросилась вместе с баллончиком, не в первый раз, и когда Максимка на попутном «мерседесе» добрался до места, Домна Ивановна уже разделась до трусов и ходила на четвереньках, а пятая и шестая ноги ей отказали, но веселиться так веселиться!
Что касается клопа Мстислава, то ему не терпелось до такой степени, что он соскочил с «мерседеса», не ожидая финала, и шел издали, нюхая аромат постепенно.
Однако, когда он домаршировал до места пьянки, все вдыхая аромат во все больших количествах, таракан Максимка уже отключился и отдыхал, прислонясь к продырявленной банке, и усы у него пошли кольцами.
Рядом лежали деревенские, случайный муравей Ленька со стадом тлей, которое тоже полегло, и жук-солдат Андреич в сцеплении с женой Веркой.
В целом пир вышел отличный, только поговорить Мстиславу было не с кем, обсудить погубленных предков, и он запел любимую «Постель была расстелена», слова Евтушенко.
ВИЗИТ ДАМЫ
Червь Феофан все не давал покоя пауку Афанасию: только Афанасий все приберет, навесит занавески, тут же Феофан приползает, притаскивает на себе мусор, яблочные огрызки, шелуху (живет в конце огорода, что делать) и начинает рассуждать о вечности, о звездах, о том, зачем ему, червю, дана эта жизнь.
Афанасий злился, буквально на стену лез, но сказать Феофану правду (да кто ты такой, чтобы рассуждать, червь!) — этого Афанасий не мог, боялся обидеть Феофана, который и так про себя говорил: да кто я такой, чтобы рассуждать, червь, и все. И вопросительно смотрел при этом.
Афанасий терпел, после ухода Феофана приводил все в порядок и наконец принимался готовиться к домашнему консервированию, ожидая в гости муху Домну Ивановну: все было у него уже припасено, хрен, укроп, чеснок и лавровый лист, банки и крышки, но Домна Ивановна предпочитала Феофана и часами сидела у него в гостях на помойке, пила чай.
Афанасий много раз приглашал Феофана приходить с подругой, но тот терпеть не мог присутствия баб при серьезных разговорах.
Однако паук ждал и надеялся и наконец дождался.
Домна Ивановна пришла к нему, она уже была сильно под мухой и в результате порвала у него занавеску, абажур и простыни, побила посуду, сломала ему нагрудный шприц и отчалила с Феофаном на помойку пить чай, а Афанасий неделю убирался и гонял по аптекам за шприцом.
СЕМЕЙНАЯ СЦЕНА
Как-то раз комар Стасик полюбил свинью Аллу, а она его не признавала, лежала совершенно раздетая на берегу и обмахивалась ушами, так что и подлететь было боязно.
Стасик горько смеялся над своей бедой, над своей слабостью, а свинья Алла твердила одно и то же: знаем мы вас!
Стасик уверял, что питается только цветочным соком, что кровь пьют исключительно тетки из их семьи, но свинья Алла, бескрайняя, как все наши просторы, не допускала Стасика даже присесть, у нее была такая опасная манера, вздрагивать всем телом, и Стасик падал на лету как подкошенный, но не до конца, и именно это его волновало до глубины души, он все падал и падал, и все не до конца.
Наконец за ним прилетела жена Томка, хотела бить морду Алле, но была сшиблена ударом уха, и Стасик, терпеливый и настойчивый, как многие мужья, вынес комара Томку с поля боя и попутно все же присел, коснулся пальчиками ног роскошного тела Аллы и тут же вскочил как ужаленный!
Оказалось, что это была только видимость, обнаженное тело, на самом деле Алла с головы до ног заросла щетиной, и близорукий Стасик, обняв свою худенькую Томку, в который раз вернулся с ней домой, в который раз твердя: лучше семьи нет ничего!
КОЗЕЛ ТОЛИК
Задумал козел Толик провести завтрашний выходной с ромашкой Светой.
Однако Света цвела в саду за забором, а Толик шатался по крапиве вокруг и напрасно ее звал, подзадоривая сходить искупаться или в кино на американский фильм про разведение коз (порно).
Света цвела на удивление спокойно, и если перед кем и открывала дверь, то только перед пчелой Лелей, которая моталась туда-сюда, гремя ведрами.
В результате козел Толик пошел в лес, где его как раз поджидал волк Семен Алексеевич с бутылочкой виски.
И вместо отдыха назавтра козел Толик лежал весь день с мокрым полотенцем на голове, слушая звуки доения, а волк Семен Алексеевич, очнувшись утром, пошел в больницу, и его отправили на рентген, где у него обнаружили в желудке левый Толикин рог, неизвестно как туда попавший.
Толик долго стыдился ходить однорогим, особенно мимо сада, где цвела Света: «Получил по рогам», — объяснял он, сидя в хлеву.
Что касается Семена Алексеевича, то он на операцию не согласился, на клизму тоже не остался, а вернулся домой переваривать рог в домашних условиях.
РЕПЕТИЦИЯ ХОРА
Однажды гиена Зоя столкнулась с бараном Валентином в рыбном магазине, где баран покупал колготки и не знал, какой размер ему необходим. Он все уходил к зеркалу с колготками и наконец после скандала объяснил, что он желает сам надевать их как двусторонний колпак (у Валентина были роскошные рога).
Гиена Зоя, пока это все с криком обсуждалось, гуляла поблизости, потому что ей очень хотелось получить от кого-нибудь в подарок колготки (не себе, а дочери к свадьбе, Зоя знала, что на свадьбе единственные дочерины колготки обязательно порвут).
А тут такой интересный случай.
Короче, когда раскрасневшийся Валентин уже получал покупку, тут-то гиена Зоя и подставила покупателю Валентину лапу, а баран и наступил на нее.
Гиена взвыла (она была солисткой хора), Валентин кинулся прочь и, конечно, уронил покупку на пол, чем Зоя мгновенно воспользовалась, она схватила их одной рукой (помятой), а здоровой рукой взяла барана и отвела его в милицию к младшему лейтенанту медведю Володе.
Там баран отрицал все, сказал, что в первый раз в жизни видит эту драную собаку.
Тогда гиена, ничуть не обидевшись, предъявила переднюю лапу и колготки: «А это вы разве не покупали?»
Баран, припертый к стене доказательствами, отрицал и колготки, и рыбный магазин, и тогда гиена успокоилась и сказала: «Ах, простите, я перепутала, колготки я купила себе сама».
Барана отпустили, а гиене сделали предупреждение, но она положила колготки в сумочку и отправилась на репетицию ночного хора гиен как ни в чем не бывало.
ИНОСТРАНКА
Волк Семен Алексеевич, прихватив бутылку, пошел гулять просто так, насвистывая фокстрот «Лесной нахал», и увидел у тропы совершенно целую баночку импортной сельди.
Он сразу постучал и услышал в ответ из баночки:
— У аппарата!
Он сказал:
— Пришел позвать выпить и закусить!
И снова постучал.
Сельдь воскликнула:
— У аппарата!
Семен Алексеевич тогда произнес:
— Тебе не замуж выходить, мне не жениться, просто время провести, есть бутылевич.
И он опять постучал аккуратно, ногтем.
Импортная селедка ответила:
— Вызываю милицию, вот наглость. В нашей деревне все спят!
В ответ на это нетерпеливый Семен Алексеевич уже доставал свой консервный нож.
А милиционер мл. лейтенант медведь Володя тоже уже стоял над ним, накрывшись фуражкой, и просил сдать холодное оружие (консервный нож) и следовать в отделение — с такими словами:
— Это иностранная подданная куда ты покушался, понял? Исландия!
Семен Алексеевич ответил:
— Класс!
И он скоро сел на ночь в камеру предварительного заключения, где уже находились сидящие за драку комар Стасик и клоп Мстислав, которые приняли Семена Алексеевича даже слишком хорошо и радостно.
РО
Комар Стасик в свободное время очень любил читать.
Бывало, проводил на свежем воздухе в парке культуры целые часы, танцевал возле газеты. Комар Томка не любила этих его занятий, высмеивала (газета твоя вонючая), а комар Стасик ничего не мог с собой поделать, витал в воздухе, питался политикой.
Начитается, наберется, как сука блох, по выражению комара Томки, приползает домой злобный и тут же к телефону: ругаться с осой Иосипом.
Начал заговариваться, плохо спал, несмотря на свежий воздух, стал терять чисто специфические силы, как вдруг все кончилось: по парку прошелся козел Толик в приподнятом настрое и, не разбираясь, сожрал полгазеты, а остальное унес домой угостить жену Марью. Газета, хоть и не новая, хрустела на зубах, понравилась, кроме того, она долго лежала в урне и стала по-своему ароматной.
Прилетев на следующий день к любимому месту, к урне, комар Стасик задрожал, не найдя газеты: за истекшие дни он успел прочесть только слова «продали ро», а насчет остального так и не узнал.
Но дома, когда он заявился возбужденный, оказалось столько вкусного, что слова «продали ро» комар Стасик стал трактовать только как «продали розовых мальв полкило»; это было его любимое блюдо, жареные мальвы.
И когда позвонил оса Ося, Стасик, ковыряя в зубе, даже не стал с ним ругаться: у тебя своя трактовка, у меня моя.
СНИМАЕТСЯ КИНО
Ежик Гарик очень выступал перед волком Семеном Алексеевичем, который сидел поперек его пути в Акатуйской тайге.
— Я бью два раза, понял-нет, — кричал ежик, — второй раз по крышке гроба!
Волк Семен Алексеевич не отвечал буквально ничего, но с дороги не уходил, а смотрел мимо ежика Гарика в туман, с деловым видом причем.
Тогда ежик Гарик сказал так:
— Я мэн крутой, елки.
Волк Семен Алексеевич опять ни мур-мур, а сидит глаза в кучку и смотрит, как уже говорилось, настырно.
Ежик Гарик вообще офонарел, не понимает, что волку Семену Алексеевичу надо.
— Ты, мафия, — говорит ежик Гарик, — ты чо дак? Чо фишки вырубил, хроник?
— Тсс, — шипит волк Семен Алексеевич, — не бухти.
И так держал ежика Гарика в тумане десять минут по часам, а потом вытер слезы и сказал:
— С детства мечтал посмотреть фильм Норштейна.
ОТА ДОЯ
Как-то раз пом. режиссера мышь Софа так зачиталась, что буквально не могла вздохнуть, сидела ночью одна на кухне над книгой, не замечая, как летит время.
Муж мышь Василий спал как убитый, дети во сне попискивали, дивная пора, время ночь, а мышь Софа читала и размышляла, мечтала, кстати, и улетала мыслью за горизонты, и все хотела побудить мужа мышь Василия поделиться с ним прочитанным.
Но в результате она прочла все сама, а когда муж мышь Василий встрепенулся, было уже поздно, занималось утро, Софа книгу уже кончила.
— Ну ты буквально проглатываешь эти книги, — заметил муж мышь Василий.
— Интересно же, — улыбнулась мышь Софа, — я иногда даже в конец забегала, чтобы узнать, чем кончится, а потом опять читала.
— Ну и чем там кончилось? — поинтересовался мышь Василий (он заснул, когда мышь Софа была в начале первой страницы).
— Я же конец-то раньше съела, — призналась мышь Софа. — Хотелось поскорей узнать, в чем дело. Теперь и не вспомнить...
— А как хоть называлась-то книжка?
— Телефоны ота доя.
— Ота доя, — сказал муж мышь Василий. — Доя — это понятно. Доя кого-то. Доя какого-то Ота.
— От мужского рода, — возразила мышь Софа, широко зевая, — как ты себе это представляешь, доить Ота?
— А правда, — сказал мышь Василий. — Меня подоить невозможно.
— Телефоны козла доя! Надо же, концептуалисты голимые. А я думаю, чего это мне все как-то непонятно, — ложась спать, воскликнула мышь Софа. — Кстати, козел Толик должен лететь на гастроли. Надо узнать номер рейса Париж — Дакар, пересадка в Ясной Холере. Справочная Акатуйфлота. Где телефонная книга?
Муж мышь Василий принялся шуршать бумажками и газетами.
Наконец он отвлекся от поисков и пискнул:
— Так ты же ее ночью съела!
Но мышь Софа уже сладко спала в опилках комода.
ГДЕ ТЫ
Чайка Джонатан Ливингстон, натурализованный эмигрант дядя Ваня, улетал в страну постоянного проживания с берега пруда.
Проводить пришла кукушка Калерия с кое-какими детьми от второго-пятнадцатого браков, затем кондор Акоп с дочерью кондором Татусей Акоповной, которая при виде матери кукушки Калерии внутренне зажалась и начала активно выдувать пузырь из смолы импортного дерева анчар.
Затем еще приполз лягушка Самсон на предмет передачи письма вон за тот бугор иноподданной лягушке породы Пипа (Пипка уменьшительно).
Впрочем, у каждого тут был свой интерес; кондор Акоп интриговал, кстати, насчет университетского образования для кондора (кукундора) Татуси Акоповны, кукушка же Калерия прихиляла просто так, на халяву.
Однако события повернулись неожиданным боком: Калерия налопалась гнилушовки, затянула любимую «Хильду», взяла гитару, повела плечом, дети по привычке шарахнулись в стороны, и в образовавшемся кругу кукушка Калерия исполнила первый вальс Наташи Ростовой ля-диез мажор.
Причем Калерия работала и плечом и грудью, а хвост был в пассиве, подметал окрестности.
В результате чайка дядя Ваня решил аннулировать «O'key», т. е. продать авиабилет и на вырученную сумму снять видеофильм о национальном богатстве акатуйцев («Образы баб»), который потом засандалить на МКФ (кинофестиваль) в Руанда-Бурунди или в портовые районы г. Эль-Ваджха с расчетом на премию по разряду «Дебют» или в жанре «Эротические этюды», т.к. Калерия работала без костюма.
Обалдеть, кто понимает.
Однако подваливший дополнительно народ, все как один с посылками, накачал неосмотрительного эмигранта гнилушовкой поверх барьеров (т. е. вышли на уровень ушных ямочек), и чайка Ванька, ничего уже не узнавая вокруг, проскочил паспортный контроль, вышел на взлетную полосу, мигнул, дернул пятой и смылся.
При этом рюкзак с посылками и письмами он из-за перевеса оставил на берегу пруда всем желающим.
Результатом было то, что каждый брал что хотел, и письмо, адресованное лягушке Пипе, взял еж Гарик, а лягушке Самсону удалось вернуть обратно только сувенирный пень с наложением россыпи жемчужин (воспоминание о волшебном вечере в ресторане и баночке икры, которую лягушка Пипа принесла с собой в сумке, а Самсон сделал с этой икрой все, что пожелал...)
Что касается ежа Гарика, то письмо, начинающееся словами «Пипись, где ты», он бережет в кармашке-пистончике и достает только в особых случаях.