Кое-что чуть было не упустила и сама Алисса. Она даже и не помышляла об антропологии, когда поступала в колледж. Она хотела стать врачом и успешно училась по выбранной ею студенческой учебной программе, пока не оказалась на курсах под названием «Введение в эволюцию человека». «Я была под очень сильным впечатлением», — рассказывала она, вспоминая о том, как эти занятия помогли ей увязать в голове все, о чем она размышляла. Такую резкую смену в карьере она со всей серьезностью сравнивала с попаданием своей тезки Алисы в Страну чудес через кроличью нору. «У меня оказалось столько наболевших вопросов!» — продолжала она, и, судя по нашей беседе, вопросы у нее до сих пор остаются. Несмотря на свой юный возраст, Алисса уже добилась немалого, к тому же она в прекрасной физической форме и полна неиссякаемой энергии, как и подобает эксперту по питанию. За два с половиной часа беседы, не считая перерыва на посещение кафетерия в кампусе, мы затронули множество тем: от химического состава меда и оперения стрел у хадза до трудностей научного редактирования. Похоже, что нам обоим было интересно послушать о работе друг друга: мы все время непринужденно беседовали, обмениваясь вопросами. И мне стало понятно, каким образом ей удалось так много разузнать о хадза.
«Среди прочей еды мед стоит у них на первом месте», — сказала Алисса. Все опросы, которые она провела, неизменно подтверждали следующее: мужчины и женщины всех возрастов, не говоря уже о детях, расценивали мед как свою самую любимую еду, даже по сравнению с любыми фруктами и мясом. Мужчины и мальчики постарше ежедневно были заняты его поисками, разоряя не только гнезда диких медоносных пчел, но также и гнезда как минимум шести разных видов безжальных пчел. Женщины тоже собирали мед безжальных пчел, правда, согласно обычаю, они не носили с собой топоры, необходимые для доступа к крупным гнездам на деревьях и в пнях. Когда Алисса со своими коллегами свели воедино все данные за годы наблюдений, то получилось, что мед обеспечивал целых 15 % калорийности рациона хадза. «И это еще заниженные показатели», — пояснила она, поскольку не учитывались содержащиеся в сотах личинки пчел и пыльца, которые так же с не меньшей охотой потреблялись хадза. Не учитывался и весь тот мед, что съедался за пределами стоянки. У мужчин доля калорий, получаемых от меда, могла быть гораздо выше, поскольку они, где бы его ни находили, как правило, им объедались: они могли съесть на месте до трети от того количества, что приносили домой для всех, а то и в три раза больше. «В этих случаях они часто потом страдали от жажды, — посмеиваясь, рассказала Алисса и подчеркнула, что для усвоения такого количества сахара организму требуется хорошая порция воды. — Прямо как моя дочка в Хеллоуин». Но, в то время как дети, выпрашивающие сладости в канун Дня всех святых, всего одну ночь в году наедаются сладким в свое удовольствие, хадза выискивают мед ежедневно. И коль скоро наши предки, обитавшие в этих местах, занимались тем же самым, это может многое объяснить, начиная со странного поведения медоуказчиков.
«Вообще, птицы меня не особенно интересуют», — заметила Алисса, хотя хадза следуют за ними при любом удобном случае. Пусть она и предоставляет другим возможность изучать особенности взаимодействия между людьми и медоуказчиками, само исследование Алиссы при этом не оставляет сомнений в том, как именно все это начиналось. Она отстаивает идею, согласно которой свою тягу к меду мы унаследовали от наших предков-приматов из далекого прошлого. Данное соображение подтверждается тем обстоятельством, что все ныне живущие виды человекообразных обезьян его тоже выискивают. Если медоуказчики появились 3 млн лет назад, что подтверждается генетическими данными, значит, они вышли на сцену в Восточной Африке в то время, когда наши предки уже освоились как обитатели лесов и саванн и по всем окрестностям оставляли следы прямоходящих существ. Исходя из этого, зачем тогда было древним медоуказчикам утруждать себя попытками привлечь внимание медоеда, ведущего ночной образ жизни? Общепринятой сейчас является гипотеза, согласно которой медоуказчики совместно эволюционировали с этими ранними прямоходящими гомининами, которые уже тогда существовали и, вероятно, разыскивали мед днями напролет. То обстоятельство, что нынешние медоуказчики обращают свое внимание исключительно на людей[116], не вызывает удивления — у них это отработано веками на представителях рода Homo. Но для Алиссы и других специалистов по антропологии питания наиболее интересный эпизод истории, имеющий отношение к меду, вовсе не связан с птицами. Он касается важного эволюционного шага, позволившего нашему виду сформироваться.
«Мозг постоянно нуждается в глюкозе», — сказала Алисса, напомнив мне один из основных фактов, касающихся биологии человека. Мозг тратит энергию как на передачу нервных импульсов, так и на поддержание жизнедеятельности клеток, физиологи называют его «метаболически затратным». Несмотря на то что человеческий мозг в среднем составляет лишь 2 % от общего веса тела, на его работу требуется до 20 % нашей суточной потребности в калориях. И вся эта энергия необходима ему в виде глюкозы[117]. Для нормальной жизнедеятельности наш организм расщепляет углеводы, поступающие с пищей, либо добывает энергию из белков и липидов при содействии печени и почек. Но никакой другой продукт из человеческого меню не содержит больше глюкозы в более естественной и усвояемой форме, чем мед. Добрая треть калорий в ложке меда представляет собой чистую глюкозу, бóльшая же часть приходится на фруктозу, близкую разновидность сахара. «Это самая богатая энергией пища в природе», — заметила Алисса. Таким образом, нашу страсть к меду можно объяснить необходимостью обеспечивать питанием наш крупный ненасытный мозг.
В любом хорошем учебнике по эволюции человека присутствует изображение черепа, принадлежащего экземпляру из рода Australopithecus[118] и получившего прозвище Щелкунчик, который нашла Мэри Лики недалеко от ущелья Олдувай в 1959 г. Он похож на человеческий, правда с относительно меньшей черепной коробкой, а также с выступающей нижней челюстью с крупными молярами, чем и было обусловлено данное ему прозвище. В противоположность ему черепа рода Homo даже неспециалисту легко определить благодаря меньшим размерам нижней челюсти и зубов, невыступающей лицевой части и большему объему, занятому серым веществом. Наше с вами становление обязано внезапным скачкам в размерах мозга до уровня современных людей, а это в 2,5 раза больше объема мозга древнего Щелкунчика. В связи с любыми подобными изменениями в строении черепов наших предков у антропологов, занимающихся проблемами питания, таких как Алисса, появляются важные вопросы, касающиеся их рациона. Без повышения его калорийности древние люди никогда не смогли бы обзавестись более крупным мозгом из-за его высоких метаболических затрат. Переход к меньшей по размерам зубной системе раскрывает нам лишь часть всей истории, указывая на переход к менее жесткой и более питательной пище. К настоящему времени большинство гипотез существенную роль отводят повышенному потреблению мяса в результате охоты либо изобретению орудий для добывания и обработки клубней и другой новой пищи. Овладение огнем и его использование для приготовления более разнообразной и сытной пищи могли служить другим вероятным фактором. К этому списку связанных с питанием новшеств Алисса и ее коллеги причислили мед как наиболее эффективный для работы мозга продукт.
«Сейчас наступил такой момент, — сказала Алисса, — когда медовая гипотеза набирает популярность». Она пояснила, что совсем недавно было невозможно доказать факт потребления меда в древние времена. В случае с медом не остается каких-либо следов, в отличие от других пищевых пристрастий наших предков, в частности мяса, потребление которого подтверждается характерными орудиями, обугленными очагами или заметными следами от разделки на костях. Это может служить очередным примером погрешности сохранения, из-за чего некоторые факты переоцениваются, потому что остаются явные следы их присутствия. Еще недавно меду не уделяли внимания, так как попросту не могли его обнаружить. Но сегодня с помощью новых химических технологий удается точно определить давние следы даже малейших остатков. По результатам проведенных исследований уже доказали присутствие пчелиного воска на тысячах глиняных черепков. Тесная связь наших предков с медом на заре неолита[119] также подтверждается обнаружением первых в мире аналогов зубных пломб. Что касается более древнего периода, которым Алисса как раз и интересуется, она возлагает большие надежды на зубной налет, который антропологи привыкли рассматривать лишь как физический недостаток.
«Обычно мы всегда очищаем зубы у найденных экземпляров, — сказала она, показывая руками, как они это делают, — но сейчас мы так больше не поступаем». Конечно, очищенная окаменелость, выставленная в музее, выглядит хорошо, но в этом случае можно лишиться ценных данных в виде остатков, скопившихся в ложбинках и трещинках. Ископаемый зубной налет содержит невероятное количество сведений о меню древних людей и даже может указывать на особенности их социального поведения. То, что недавно в зубном налете неандертальцев обнаружили скопления типичных человеческих бактерий ротовой полости, наводит на мысль о схожести рациона представителей обоих видов (если только однажды их губы не слились в смачном доисторическом поцелуе[120], что, согласитесь, весьма сомнительно). Алисса уверена, что, анализируя налет, датируемый соответствующими периодами времени, удастся выявить следы меда и доказать его присутствие в ключевые моменты нашей эволюционной истории.
Как и охота на животных, поиски меда приносили нашим предкам высокопитательную награду, которую нужно было еще потрудиться добыть. Это могло подтолкнуть к развитию социальных форм поведения