ы-плотники от природы обладают плотным опушением синего цвета, и их, должно быть, нетрудно выслеживать в тропическом лесу.) К сожалению, наши обсыпанные мелом шмели совершенно терялись на фоне голубого неба, оставляя нас буквально в нескольких шагах от своих скрытых гнезд.
В конце концов сработало то, что является естественным для традиционных охотников за медом, а именно состояние повышенной бдительности, — мы находились в постоянном поиске. Мы привыкли поворачивать голову в сторону любого проносящегося мимо жужжащего объекта и особенное внимание начали уделять «подозрительным пчелам», как метко прозвал их Ноа: когда матка обследует корни перевернутого пня или рабочие особи крутятся там, где отсутствуют явные источники нектара и пыльцы. Когда я увидел шмеля, вылетевшего из старого сарая для лошадей, нам не составило труда отыскать внутри не одно, а целых два гнезда. Матка шмеля Ситки[134] (Bombus sitkensis) выбрала себе место под старой деревянной палетой метрах в трех от брошенной полевкой норы, в которой поселился другой вид, известный как мохнатоусый шмель[135]. Я понял, что, поставив шезлонг между ними, смогу следить за движениями возле обоих гнездовых ходов и в то же время работать над этой самой книгой. Оказалось, что там очень даже плодотворно удается писать. Без телефона и электронной почты я не без удовольствия отвлекался разве что на снующих туда-сюда шмелей.
Сначала я наблюдал просто двух шмелиных маток, то и дело улетающих и возвращающихся с плотными обножками на задних конечностях. Во время этих первых важных недель жизни колонии матка выполняла всю работу самостоятельно, как это обычно бывает у одиночных пчел: собирала провизию и откладывала яйца. Но если бы я только смог заглянуть внутрь, то увидел бы, что эти гнезда совершенно отличаются от таковых у каменщиц, роющих и солончаковых пчел. Вместо запечатывания яиц поодиночке в отдельных камерах шмелиная матка откладывает их группами и насиживает, как птица, воздействуя своим теплом на скорость их развития. Сидя в шезлонге и глядя на часы, я мог предсказать, чем занимается каждая из шмелих. Сбрасывание обножки или отрыгивание нектара в гнезде занимает не больше минуты, но если там имеются яйца, требующие насиживания, то матка может оставаться внутри около часа до следующего вылета. Это становилось похоже на соревнование: из какого гнезда вылетят первые рабочие особи; правда, когда этот момент наступил, я его чуть не пропустил.
«Крошечные!» — гласит моя заметка, описывающая двух черных насекомых, которых я увидел вылетевшими с жужжанием из-под старой палеты, где скрывалось гнездо шмелихи Ситки. Они выглядели как домашние мухи, правда, с небольшими пучками белесых волосков, украшавших их брюшко. Небольшие размеры этих только что появившихся на свет первенцев — первых рабочих особей — говорили просто о недостатке питания. В одиночку воспитывая свое первое потомство, царица часто не в состоянии обеспечить их достаточным количеством пыльцы, чтобы они могли в полной мере вырасти. В некотором смысле она поступает так из рациональных соображений, стремясь ввести разделение труда и касты, определяющие жизнь в колонии общественных насекомых. В конечном итоге пчелы-кормилицы, сторожевые пчелы и множество иных рабочих особей возьмут на себя заботу о поддержании растущей колонии, позволяя матке сосредоточиться на откладке яиц. В последующих поколениях, среди которых все больше и больше взрослых особей будут заняты сбором пыльцы и заботой о личинках, шмели окажутся раз в десять крупнее тех, которых самостоятельно вырастила основательница. Теперь, заметив этих двух первенцев, я понял, что процесс активно идет, но, увидев их вылетающими на поиски корма, испытал смешанные чувства, ведь это означало, что я, возможно, в последний раз видел их большую, неуклюжую царицу. Разделение труда, при котором рабочие становятся ответственными за сбор пыльцы и нектара, подразумевало, что матка проведет остаток своей жизни в темном гнезде в качестве машины по производству яиц в окружении отпрысков, среди разрастающейся сети ячеек с расплодом, запасами пыльцы и восковых горшочков. Однако так получилось, что я больше никогда не видел ни царицу, ни первенцев, ни каких других пчел из этой колонии. В следующий раз, когда я устроился в своем шезлонге, чтобы в очередной раз вести наблюдения, гнездо этих шмелей безмолвствовало.
Чарльз Дарвин однажды связал участь определенных диких цветов с количеством домашних кошек, при этом он отмечал, что кошки ловят мышей, мыши разоряют шмелиные гнезда, а шмели в свою очередь являются важными опылителями таких растений, как красный клевер[136] и фиалка трехцветная. Он подытожил: «Отсюда становится вполне вероятным, что присутствие большого числа животных из группы кошачьих в известной местности может определять через посредство, во-первых, мышей, а затем шмелей изобилие в этой местности некоторых цветковых растений[137]»[138].
Позднее различные комментаторы расширили данную модель, включив в нее старых дев в английских деревнях (которые часто имели кошек) и моряков Королевского военно-морского флота (которые ели просоленное мясо коров, питавшихся клевером), таким вот образом увязав обороноспособность Британской империи с количеством незамужних любительниц кошек. Данную шутку часто упоминают как один из первых комичных примеров концепции пищевой цепи, однако Дарвин в этом случае обнаружил тонкое понимание природы шмелей. Слейден, Плат и другие авторитетные ученые подтверждают, что грызуны действительно нападают на колонии шмелей, главным образом на новые, подобно гнезду моей шмелихи, на защите которого стоят лишь несколько маленьких рабочих особей. Я не мог найти лучшего объяснения тому, что обнаружил, когда поднял палету и увидел то, что под ней осталось. В конце концов, я знал, что в сарае и в поле водились грызуны и что, возможно, они первыми обжились в этом самом месте. Гнездо состояло из двух небольших камер, соединенных тоннелем с кучей из сухих травинок, листьев тополя, синтетической веревки, кусочков ткани и обрывков блестящей упаковки из-под зернового батончика. Не было признаков того, что зверек проник сюда извне, как не было и следов мертвых или пораженных болезнью пчел внутри гнезда. На самом деле какая-то любопытная мышь или крыса, по-видимому, просто проследовала к входу в гнездо по тоннелю, одолела первенцев и слопала все, что было вокруг. Единственным признаком того, что для пчел это место служило домом, были остатки единственной рыжеватой восковой ячейки в форме урны.
Мне было жаль, что мы лишились гнезда шмелей, но его разорение убедило меня кое в чем, чего я никак не мог осознать, несмотря на все наши с Ноа неудачные начинания с различными сапогами и прочими хитроумными приспособлениями. (Вдобавок к уже описанным провалившимся попыткам, одного гнездового ящика мы лишились из-за енотов; также мы видели, как матку, делающую свои первые неуверенные шаги, настигли муравьи.) Любой, кто содержит ульи медоносных пчел, мог бы сказать нам для начала, что разведение пчел — работа трудоемкая. Чтобы поддерживать колонию в здоровом состоянии требуется преодолевать разные негативные природные факторы: от капризов погоды до назойливых конкурентов и постоянной угрозы со стороны хищников, паразитов и болезней. Даже в дикой природе преуспевание является скорее исключением, нежели правилом. Если бы все было иначе и каждая матка образовывала процветающую колонию, то в результате мы бы имели угрожающий переизбыток пчел. Утешение же я нашел в том, что после всех наших попыток у нас с Ноа появилась искренняя увлеченность и понимание шмелей, что помогает нам выявлять местоположение диких гнезд повсюду — от окружающих наш дом лесов до трещин в городских тротуарах. И я буду продолжать наблюдения за гнездом мохнатоусого шмеля в норе полевки, которое сильно разрослось и настолько переполнилось рабочими особями, что я уже просто не мог больше делать вид, что пишу книгу, и просто глазел на то, как они летают туда-сюда. По прошествии нескольких недель по их обножкам можно было судить о том, что именно цветет в нашем саду: ярко-оранжевая была собрана с цветков аспарагуса, угольно-черная с мака и белая с тыкв и дынь. Это зрелище было достойным завершением наших экспериментов в области шмелеводства. Неважно, насколько удивительна биология пчел и шмелей или как сильно мы любим их мед и воск, наша глубочайшая связь с ними прежде всего проявляется в том, насколько сильно они влияют на наш рацион питания.
Глава 8. Каждый третий кусочек
Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты.
Часто говорят, что каждый третий кусочек человеческой пищи зависит от пчел. Хадза в их «медовый сезон» посчитали бы такую оценку заниженной. Для всех остальных же это служит напоминанием о том, насколько сильно мы обязаны пчелам за услуги опыления, во многом остающиеся без внимания и при этом лежащие в основе нашей сельскохозяйственной системы. Довольно сложная задача — проанализировать цифры, чтобы доказать справедливость утверждения насчет «каждого третьего кусочка». Если исходить из объема продукции, получается, что 35 % общемирового производства зерновых дают культуры, зависящие от пчел и других опылителей. А это составляет практически одну треть, без учета калорий, получаемых нами от мяса, морепродуктов, молочных продуктов и яиц. Если же подходить с точки зрения разнообразия пищевой продукции, то этот показатель будет выглядеть, скорее, как три четверти. Более 75 % из 115 основных наших культур нуждаются в услугах опылителей либо получают существенную выгоду при их содействии. Диетологи используют иные критерии оценки, утверждая, что фрукты, овощи и орехи, зависящие от опылителей, обеспечивают нам более 90 % витамина C и ликопина, а также подавляющую часть витамина A, витамина B9, кальция, липидов, различных антиоксидантов и фторидов.