т Ланзолини и Мика. Трудно предположить, что Маттеини убил Эуженио Росси с единственной целью дать возможность своему служащему крутить любовь с его женой и что этот служащий отблагодарил его за услугу, уволившись с работы. Ну да что зря ломать голову, один только Маттеини может дать нам необходимые сведения. Пойдем к нему часов в восемь, к закрытию: так нам будет удобнее с ним поговорить. А пока давайте посидим часок-другой на террасе «Академии».
— Простите, Ромео, я лучше потом зайду туда за вами…
— А!
— Я… я хочу видеть ее… до завтра так долго ждать!
В семь часов, когда закрывалось заведение Маджина и Хольпса, служащие обоего пола заполняли виколо Сорте шумной смеющейся толпой. Сайрус А. Вильям испугался было, что пропустит Джульетту в такой сутолоке. Но в Вероне влюбленные находятся под особым покровительством небес, и непонятным для него образом Джульетту вынесло людской волной прямо к нему. Она смутилась:
— Но… мы ведь только завтра должны были…
— Знаю, Джульетта, но я не мог дождаться… Мне хотелось увидеть вас как можно скорее… сейчас же…
Скрывая смущение, она пошла вперед, и Лекок двинулся рядом, что как будто не вызвало ее недовольства.
— Я должна была бы рассердиться, синьор…
— Это было бы дурно с вашей стороны!
— А хорошо ли с моей стороны прогуливаться с вами, как будто мы жених и невеста?
— А почему бы нам вскорости не стать ими? — сорвалось у него невольно.
Он тут же побледнел при мысли о Валерии и о своем легкомыслии. Не подозревая о внутренней драме, парализовавшей ее спутника, Джульетта приписала его смущение лестным для себя причинам и только пробормотала, полусмеясь, полусердясь:
— Быстро же у вас в Америке все происходит, синьор, очень уж быстро по нашим понятиям…
— Я… я прошу у вас прощения…
Она не знала, что слова эти адресованы не ей, а Валерии.
И не дав друг другу слова, они дошли до скамьи у гробницы Джульетты и уселись там, как будто это стало уже привычным. Девушка коснулась руки Сайруса А. Вильяма:
— А чего вы, собственно, хотите, синьор?
— Мне хорошо с вами…
— Это очень мило… Но это все-таки не ответ! Во-первых, вы правда американец?
— Вы мне не верите? Смотрите!
Не задумываясь, он быстрым движением выхватил свой паспорт и протянул ей. Она отстранила его; он настаивал, и вышло так, что документ упал, и из него выскользнула фотокарточка — фотокарточка Валерии, которую та вложила туда, прощаясь с женихом. Не глядя на паспорт, Джульетта подняла фотографию, бросила на нее быстрый изучающий взгляд и сухо спросила:
— Ваша любовница?
Желая защититься и оградить репутацию Валерии, он запротестовал:
— Да нет же! Это моя невеста!
— Что?!
Она вскрикнула так, что прохожие обернулись. Сайрус А. Вильям пролепетал:
— Я… я вам сейчас объясню…
Но трудно заставить замолчать итальянку, если она раскричится.
— Знаю я ваши объяснения, оставьте их при себе! Все вы, мужчины, одинаковы! Грязные лжецы! Вы мне отвратительны!
Он хотел ее удержать, но она вырвалась.
— Пустите меня, или я позову на помощь!
С тяжелым сердцем Сайрус А. Вильям позволил ей уйти. Она ни разу не обернулась. Он понял, что больше не увидит Джульетту и что он очень несчастен. Он сунул в карман паспорт и мстительно изорвал фотографию Валерии, причину трагедии.
Какой-то старик, бывший свидетелем сцены, подсел к нему.
— Она что, совсем ушла?
Американец был так убит, что принял как должное вмешательство незнакомца в его личную жизнь.
— Да.
— А… Знаете, не надо так из-за этого расстраиваться. Истинную цену женщины можно узнать только в совместной жизни… Как правило, это случается слишком поздно. Моя Фульвия в невестах уж до того была нежная, до того ласковая… Я женился, уверенный, что мне досталась настоящая жемчужина.
Сайрус А. Вильям поинтересовался:
— А теперь?
— А теперь мне думается, что если б она поступила как ваша подружка и бросила меня до свадьбы, мне бы чертовски повезло! — И меланхолически добавил: — Только тогда бы я этого не понял…
От комиссара Тарчинини не укрылось странное выражение лица Лекока, когда тот пришел на место встречи на виа Баттести.
— Ну, как ваши любовные дела?
— Все кончено… — отвечал он душераздирающим тоном.
— Нет, правда? Уже?
— Не по моей вине… Джульетта нашла в моем паспорте фотографию Валерии и ушла, не пожелав меня выслушать…
— Ба! Все уладится… здесь всегда все улаживается.
— Не думаю.
— А собственно, Билл, чего вы хотите от этой девушки?
— Не знаю.
— Любопытно…
— Смейтесь сколько угодно, но я знаю одно: мне невыносимо думать, что я ее больше не увижу. Вот и все!
— Мне вовсе не смешно, Билл, уверяю вас. Я не люблю, когда мои друзья грустят. Встряхнитесь! Когда вы решите, что вам делать, попробуем разыскать вашу богиню. А сейчас у нас другие дела.
Колокол городской больницы отбивал восьмой удар. Винченцо Маттеини закрывал последний ставень на витрине, где поблескивали всевозможные флаконы и тюбики. Покончив с этим, он взялся за ручку двери, и тут двое сыщиков, которые незаметно приблизились, преградили ему путь.
— Винченцо Маттеини?
Парикмахер взглянул на комиссара:
— Да, а что вам нужно?
— Поговорить с вами.
— Но я уже закрываю!
Сайрус А. Вильям вмешался:
— Но вы можете уделить нам одну-две минуты?
Винченцо обернулся к высокому незнакомцу и узнал его.
— А! Это вы заходили сегодня?
— Да. Войдем?
Маттеини с опаской смотрел на двоих мужчин.
— А если я откажусь?
Комиссар ответил:
— Тогда завтра я вызову вас в центральный комиссариат. Это вам больше нравится?
— Что за жизнь, когда нельзя шагу ступить по своему усмотрению! Я думал, с диктатурой покончено, но, видно, ошибался!
— Я вам очень советую, синьор Маттеини, не говорить подобным тоном с офицерами уголовной полиции.
— Но ваш товарищ уже расспрашивал меня!
— Допустим, я тоже хочу вас расспросить.
— Это долго?
— Сколько захотите, все зависит от вас.
— Ну ладно! Входите, только побыстрее.
Они вошли в салон, и Винченцо, укрепив ставни на стеклянной двери, заложил ее изнутри засовом.
— Выйдем через заднюю дверь. Она выходит во двор, где я ставлю автомобиль. Итак, я вас слушаю.
Тарчинини взял стул, тогда как Лекок устроился в кресле, повернув его к собеседникам. Маттеини желчно подчеркнул:
— Будьте как дома, главное, не стесняйтесь!
Комиссар поклонился:
— Благодарю вас. Синьор Маттеини, вы, кажется, не опознали фотографию, которую показывал вам мой коллега?
— А что, это преступление?
— Представьте, именно это я и стараюсь выяснить, и замечу вам, что вы первый произнесли это слово.
— Я пока что волен изъясняться, как мне нравится, или нет?
— В данный момент — да. Я хотел бы побеседовать с вами об Эуженио Росси.
— Эуженио Росси?
— О человеке, которого вы не пожелали узнать на фотографии.
— Не пожелал узнать?
— Один из ваших клиентов заявил, что хорошо знает его, потому что много раз видел его в вашей лавочке. Не странно ли, что вы его запамятовали?
— Теперь, после ваших слов…
— Вы начинаете вспоминать?
— Кажется…
— Вот видите! Вам только надо было освежить память, да?
— Я не знал, что его звали Росси.
— Вы вспомнили его, узнав имя?
— Да, потому что у меня была клиентка с той же фамилией. Должно быть, его жена.
— Это его жена, синьор… Правда ли, что он приходил много дней подряд, к вечеру?
— Дней десять-пятнадцать.
— Довольно странно, что вы не узнали его на фотографии.
— Странно или не странно, но так и было.
— А Ланзолини — его-то вы хоть помните?
— Паршивец еще тот!
— Не знаете, не мог ли Росси его видеть?
— Во всяком случае, не здесь, он как раз уволился перед появлением Росси. Но почему вас это интересует?
— Служба, синьор Маттеини, служба. Каково ваше впечатление о Росси?
— Ну… это был странный человек.
— Скажите, синьор Маттеини, а почему вы говорите о Росси в прошедшем времени, как об умершем? Вам что, известно, что он умер?
— Он… он умер?
— Его убили, синьор.
— Убили!.. Но при чем же здесь я?
— Вот это я и выясняю.
— А почему вы пришли сюда?
— Потому что он был убит сразу после визита к парикмахеру.
— А этот парикмахер, значит, я?
— У вас есть другие предположения? Послушайте, синьор Маттеини, вы не заметили ничего странного, когда последний раз видели Росси?
— Да нет, он показался мне не страннее, чем обычно.
— Что вы имеете в виду?
— С первого же своего появления здесь он повел себя странно — уступал всем свою очередь, как будто хотел всех пересидеть… и так с тех пор и поступал.
— Он никогда не говорил вам, почему?
— Никогда.
— А вы его спрашивали?
— Нет.
— Если я вас правильно понял, он вообще с вами не говорил?
— В первый вечер сказал несколько слов, и все.
— Понятно… Ну что ж!.. Спасибо вам за помощь, синьор.
Маттеини буркнул:
— Не за что… Выход вот здесь.
— После вас… А, кстати, у вас есть машина?
— Да, «фиат».
— Она у вас стоит во дворе?
— Ну, под навесом, двор крытый.
— А других машин тут нет?
— Да вроде нет.
— А вы не выезжали никуда после последнего посещения Росси, в этот понедельник?
— Нет.
— Лекок, будьте добры, спросите привратницу, может ли она подтвердить слова синьора Маттеини. — И он любезно пояснил Винченцо: — Вы уж нас извините, обычная формальность…
— Погодите!.. Я припоминаю… Я был так раздражен поведением этого надоедливого клиента, что действительно выехал немного прогуляться… Совсем из головы вон! Это глупо…
Тарчинини заметил холодно:
— Вернее сказать, странно… Вы забываете факты и вспоминаете тогда, когда их вот-вот выяснят…