— La signora Grinda?
Та прыснула, сделала реверанс и пропела:
— In che posso servivi?[25]
Комиссар заверил, что в данный момент он не знает для себя большего счастья, чем возможность побеседовать с сеньорой. Сайрус А. Вильям не вынимал рук из карманов и испытывал непреодолимое желание выложить им свое особое мнение, но сдерживался, боясь повредить делу, ради которого они пришли.
Решетка с жалобным скрипом отворилась, Тарчинини и Лекок вошли в дом вслед за хозяйкой. Походка синьоры Гринда напомнила американцу Джульетту; это наполнило его грустью и заставило выплюнуть резинку, которую он только что с удовольствием жевал.
Введя их в маленькую гостиную, синьора Гринда поспешила отворять ставни, и солнце осветило комнату, украшенную подделками под греческие и римские древности. На стене хромолитография в золотой рамке представляла Цезаря, падающего под кинжалом Брута. Эта сцена убийства вернула Сайруса А. Вильяма к действительности, а Тарчинини представился:
— Ромео Тарчинини, комиссар полиции… и синьор Лекок, американец, который, посетив Верону, удостоил меня своей драгоценной помощи в том деле, что я сейчас расследую.
Как это бывает всегда и на всех широтах, услышав, кто такие ее гости, Мария Гринда встревожилась:
— Из полиции? Пьетро сделал какую-нибудь глупость?
— Не в наших правилах, синьора, утруждать себя из-за глупости… Где сейчас ваш сын?
Лицо ее сразу застыло; она развела руками:
— Не знаю… шляется где-нибудь по Сан Джованни… а может, поехал в Верону искать работу…
— Мы получили не очень лестные отзывы о Пьетро Гринда…
Она печально кивнула.
— Так я и знала… И все же я-то его хорошо знаю и могу вас заверить, что в сущности он неплохой… Просто у него дурь в голове. Мечтает разбогатеть одним махом, не слишком утруждаясь… Чего же вы хотите? Я его растила одна. Отец погиб, когда Пьетро был совсем маленьким… Моя мать потакала всем его капризам. А мой отец ничем мне не помогал, только о себе и думал… Купил мне после войны этот дом, где я зарабатываю шитьем. А больше нами не занимался.
— Почему?
— Папа — странный человек… с необычными взглядами… к тому же эгоист. Он очень любил маму, и когда она умерла, стал еще более угрюмым и замкнутым… выходки Пьетро злили его. Они поссорились… Я напрасно пыталась их мирить. Тут ничего нельзя было поделать. Пьетро недостаточно уважительно относился к моему отцу, а тот отказывал ему во всяком снисхождении…
— Ваш сын не видался с дедом?
— Очень давно.
— А мне говорили, что он был у него месяца два-три назад?
— А, да! В то время Пьетро вбил себе в голову, что ему надо отправиться в Нью-Йорк и там он непременно разбогатеет. Он пошел просить денег у моего отца… и ничего не получил.
— Ваш отец богат?
— Его парикмахерская приносит хороший доход.
— А что же он вам не помогает?
— Не знаю.
— И вы с ним не видитесь?
— Нет.
— Почему же?
— Потому, что мне не нравится его образ жизни.
— А именно?
— Это касается только моего отца…
Следователи недоуменно переглянулись. Поскольку дело было в Италии, Сайрус А. Вильям спросил наудачу:
— Вы намекаете на его любовницу?
— А, так вы знаете?
Тарчинини одобрительно подмигнул своему другу.
— Да… но мы не знаем ее имени, а нам она срочно нужна.
— Я не знаю, кто она. Знаю, что она есть, и все. Справьтесь у моего отца.
Тарчинини сказал:
— К сожалению, это уже невозможно.
— Невозможно?
— Винченцо Маттеини умер вчера вечером.
— Умер?
— Покончил с собой.
Новость ошеломила ее. Она повторяла:
— Папа умер… папа умер…
И вдруг вместо ожидаемых слез последовал взрыв ярости:
— Это из-за той женщины!
— Синьора, я думаю, это скорее из-за дела, случившегося когда-то в Роверето.
Она вся застыла и смертельно побледнела.
— Вы и это знаете… Это должно было случиться. Кража никогда до добра не доводит. С тех пор, как тот голубой чемодан появился у нас, нам не было счастья… мы были ворами… Хорошо, что мы, собственно, к нему и не притрагивались… Я сдам его властям.
— Как он оказался у вас?
Мария Гринда рассказала сцену, происшедшую пятнадцать лет назад. Как две женщины, вернувшись из похода за продуктами, обнаружили у Винченцо чемодан, якобы оставленный неизвестным беглецом…
— И вы поверили?
— Нет… Мы часто говорили с мамой… мы были почти уверены, что папа украл чемодан. Вот почему мама не хотела, чтобы мы пользовались его содержимым… еле согласилась…
— Вы открыли тайну своему отцу?
— Да… однажды, когда я была очень зла на отца, потому что он не хотел помочь мне уплатить просроченный налог, и мне угрожал арест. У меня чуть не описали дом… Не надо было посвящать в это Пьетро… это еще больше настроило его против деда.
— Он мог рассчитывать разбогатеть после смерти синьора Маттеини…
— Нет. Пьетро знал, что, получив чемодан в свое распоряжение, я тут же сдам его анонимным образом… И так я теперь и сделаю!
— Боюсь, это будет трудно, синьора: чемодан исчез.
— Чемодан ис… О! Слава Богу!
Возглас был искренним; оба сыщика не усомнились в этом ни на миг.
Глава 8
Тарчинини и его друг вернулись в Верону, полностью убежденные в невиновности Гринда. Мария ничего не знала об отцовском преступлении. Что касается шалопая Пьетро, то он пришел домой как раз перед их уходом. Сначала, держась образа, почерпнутого из книг и фильмов про гангстеров, Пьетро строил из себя блатного, но, узнав, что речь идет о преступлении, сразу сник. Страх смел с него позу, и остался просто мальчишка, выросший слишком быстро и без присмотра. Да, он ходил к деду попросить денег, и старик отказал. Да, они спорили достаточно громко, чтоб их могли подслушать, хотя кухонная дверь была закрыта… Да, он знал, что у дедушки есть любовница, но никогда не интересовался, кто она… Уж, конечно, не чета его знакомым девушкам! На вечер, в который произошло преступление, у него было как будто неопровержимое алиби. Пообедав в гостях у приятеля — Молари с виа Стелла — он просидел там до часу ночи за партией «морра», принесшей ему выигрыш в триста пятьдесят лир. Разумеется, Тарчинини собирался это проверить, но для обоих друзей и так уже было ясно, что Гринда ни при чем.
Им теперь была понятнее угрюмость Маттеини, вынужденного носить в себе тайну, которую некому доверить и которая давила его. Открылся ли он этой неведомой любовнице, о существовании которой они сейчас узнали? Но с чего бы, если он ничего не сказал даже любимой жене?
— Итак, дорогой Ромео, мы зря потратили день…
— Ремесло следователя состоит из сотен зря потраченных дней… Но снять с человека подозрение не менее важно, чем найти новые улики.
— Как вы думаете теперь повести расследование?
— Я прикажу собрать данные о личной жизни Маттеини, чтоб обнаружить эту самую любовницу, но удастся ли? Да и будет ли нам какой-нибудь толк от этой женщины?
— Я все же продолжаю считать, что мы не должны были оставлять Мику Росси.
— Экие вы, бостонцы, злопамятные!
— Вернее сказать, красивые женщины не так легко кружат нам головы, как веронцам, и если они виновны, мы посылаем на электрический стул красавиц не хуже, чем дурнушек!
— Та-та-та! Билл, успокойтесь и выкиньте из головы предвзятое мнение о нашей якобы слабости к смазливым личикам. Но мы, в отличие от вас, не считаем, что супружеская измена есть преступление, заслуживающее высшей меры наказания.
— А убийство мужа? Или соучастие?
— Это другое дело, и нуждается в доказательстве. Стоящая перед нами задача не из легких: не будем же подходить к ней предвзято. Это был бы самый верный способ безнадежно запутаться. А сейчас, пока я составлю рапорт о нашем визите в Сан Джованни, погуляйте-ка по Вероне, развейтесь немного. Раз вы теперь любите этот город, ознакомьтесь с ним получше.
— Сегодня я куда меньше уверен в своей любви к Вероне!
— А! Из-за вашей Джульетты?
— Да.
— Послушайте-ка, Билл, не в обиду вам будет сказано, вы не мене ветрены, чем Мика Росси!
Комиссар один посмеялся своей шутке.
— Ладно, — сказал он, — видно синьор Лекок сегодня невосприимчив к итальянским чарам. В таком случае, если он согласен последовать совету своего друга Тарчинини, он прогуляется немного для успокоения нервов, а потом зайдет за мной и мы пойдем обедать к синьоре Тарчинини.
— Вы очень добры, Ромео, но…
— Никаких «но»! Я не хочу оставлять вас одного сегодня вечером: еще броситесь, чего доброго, в Адиче или встретите еще одну Джульетту, и все начнется сначала!
— Ну уж нет! Но вы, значит, верите, что, если я решу утопиться, то сумею это выполнить?
— Это не доказывает, что американцы умнее итальянцев?
— Может быть… зато честнее!
— Честнее? Уж кто бы говорил! Сами же ухаживаете за девушкой, когда у вас есть невеста!
Лекок стукнул кулаком по столу.
— Не злоупотребляйте доверием друга, Ромео, это недостойно джентльмена! К тому же всему виной вы сами!
— Я?
— Вы, Верона, ваша страна и ваше солнце! Я вам кое-что скажу Тарчинини: я про эту Джульетту и думать забыл!
— Тем лучше!
— Не знаю, что на меня нашло… Наверно, был не в себе. Чуть повеяло весной, и я вообразил, что мне снова двадцать! Я люблю и буду любить одну лишь Валерию Пирсон, которая народит мне многочисленное потомство, нравится вам это или нет!
— Да что вы, Билл, я ничего не имею против!
— И не пытайтесь сбить меня с толку этими вашими Миками, Джульеттами и прочими женщинами, которых Господь собрал в Вероне во искушение своих верных! Ромео, если вы еще об этом заговорите, клянусь, что я собью вас с ног и немедленно уеду в США. Ясно?
— Ясно!
— Теперь имейте в виду, что я не пойду к вам обедать, но вы позвоните синьоре Тарчинини, чтобы она вместе с вами отобедала со мной в ресторане Филиппи на виа Каттеано, где я буду ждать вас в восемь. Если вы откажетесь, даю вам слово, что напьюсь… и тогда покажу этому проклятому городу, где раки зимуют!