– Нет, я останусь, – вздохнула Дюймовочка.
– Что ж, тогда прощай, добрая девочка! – отвечала ласточка.
В следующий миг она взвилась под самые облака. Дюймовочка проводила её глазами, полными слёз, – она очень привязалась к ласточке.
– Кви-кви! – щебетала ласточка, кувыркаясь в облаках.
А Дюймовочка чувствовала себя очень несчастной. Мышь запретила ей выходить на солнышко, а всходы на поле выросли и окрепли, стали настоящим густым, непролазным лесом для бедной крошки.
– Ты теперь невеста, – сказала полевая мышь. – Тебя, Дюймовочка, посватал наш сосед, крот. Удивительное везенье! Принимайся-ка за работу. Свадьба осенью, и ты должна успеть соткать себе приданое. Не хватало ещё, чтобы у избранницы такого солидного господина обнаружился недостаток в белье да чулках. Ну а уж замужем ты никакой нужды знать не будешь.
И полевая мышь засадила Дюймовочку за прялку. Каждый вечер наведывался жених и принимался рассуждать о том, что лето, слава богу, скоро кончится и солнце перестанет высушивать землю; тогда-то они и сыграют свадьбу! Бедной Дюймовочке такие речи вовсе не нравились. Крот казался ей глупым и самодовольным – как идти за такого замуж?
Каждое утро и каждый вечер девочка потихоньку выбиралась из мышиной норы. Ветерок шевелил колосья, и тогда Дюймовочка видела голубой лоскут неба и думала о том, как славно сейчас на воле, в роще или на лужайке. Вот бы снова повидать ласточку, мечтала Дюймовочка; но ласточка почему-то не появлялась – должно быть, жила теперь далеко от поля.
К осени приданое было готово.
– Свадьба через четыре недели! – объявила полевая мышь. – Ну, чего куксишься? Радоваться должна и меня благодарить! Быстро улыбнись, не то я тебя укушу! Этакого жениха себе отхватила, да ещё и недовольна! Даже король не носит такой чудесной бархатной шубы, а уж сколько у крота припасов – век голода не узнаешь!
Наконец настал день свадьбы. Крот явился за своей невестой, чтобы увести её в тёмное подземелье. Бедной Дюймовочке отныне следовало забыть про солнышко и свежий ветерок – ведь подобные вещи вызывали у крота отвращение.
Впрочем, жених позволил ей в последний раз выйти на поверхность земли, проститься с солнцем.
– Прощай, тёплое солнышко! – воскликнула Дюймовочка и протянула свои тоненькие ручки к небесам.
Как и год назад, колосья на поле были сжаты, и только жёсткая стерня окружала девочку.
– Прощай, прощай, солнышко! Прощайте все! – плакала Дюймовочка. Напоследок она обняла маленький красный цветочек, что рос у самого входа в мышиную нору, и сказала: – Кланяйся от меня милой ласточке! Никогда больше я её не увижу!
– Кви-кви! – раздалось откуда-то сверху.
Дюймовочка подняла взгляд, – и кого же она увидела? Свою старую подругу ласточку!
Дюймовочка рассказала ласточке, что её неволят выйти за противного крота; придётся ей жить под землёю и никогда больше не видеть солнышка. При этих словах бедняжка разрыдалась.
– Скоро зима, – заговорила ласточка. – Я должна лететь в тёплые края. Садись мне на спину, и я унесу тебя с собой, далеко-далеко от крота и его подземелья! Мы полетим за горы, за моря! Солнце там светит куда ярче, чем здесь, и лето не кончается, и кругом цветут дивные цветы. Соглашайся, милая Дюймовочка! Я хочу отплатить тебе добром за то, что ты меня отогрела в подземной галерее!
– Да, да, я полечу с тобой! – воскликнула Дюймовочка и по ласточкиному крылу взобралась к ней на спину.
Ласточка взмыла в воздух, полетела над лесами и озёрами, над высокими горами, где никогда не тает снег. Ох и холодно же было в небесах! Дюймовочка зарылась в ласточкины перья, только головку высунула, чтобы любоваться всякими диковинами, что проплывали внизу.
Наконец ласточка достигла тёплых краёв. Солнце там светило ярко-ярко, небо казалось вдвое выше, и всюду простирались виноградники, где зрел прозрачно-зелёный и тёмно-пурпурный виноград. А ещё были там апельсиновые и лимонные рощи, воздух благоухал миртом и мятой, а хорошенькие малыши бегали за огромными пёстрыми бабочками.
Всё дальше летела ласточка, и всё краше становился пейзаж. Вот возникло впереди чистое озеро. Мерцало оно в зелёной роще, а на берегу был дворец из ослепительно-белого мрамора. Стройные колонны обвивал кудрявый плющ, а под дворцовой крышей гнездилось множество ласточек. Одно из гнёзд принадлежало нашей ласточке.
– Здесь мой дом, – сказала она. – Только сейчас там не прибрано, и я не могу пригласить тебя в гости. Лучше выбери себе цветок, на нём и поселись.
– Ах, как это будет чудесно! – воскликнула Дюймовочка и захлопала в ладоши.
Одна колонна когда-то давно рухнула, разбилась на три крупных куска. Среди мраморных осколков цвели восхитительные белые цветы. Такой-то цветок и присмотрела для себя Дюймовочка. Но, когда ласточка усадила её на белый лепесток, выяснилось, что в серединке цветка уже кто-то живёт. То был юноша, сам подобный цветку – почти прозрачный, словно хрустальный, и с золотой короной на золотых кудрях. Ростом же юноша был под стать Дюймовочке.
Прежде она никогда не встречала эльфов – и вот встретила! Скоро из других цветов стали выглядывать другие эльфы – шутка ли, возле их короля уселась гигантская птица!
– Ах, что за красавчик! – шепнула Дюймовочка ласточке.
Король эльфов сначала очень испугался – ведь по сравнению с ласточкой он был совсем крошечным. Но вот он увидел Дюймовочку – и просиял. Никогда ещё не встречалась ему такая прелестная девочка! Король эльфов снял с головы корону, надел на Дюймовочку, начал расспрашивать, как её зовут, откуда она и не выйдет ли за него замуж, не согласится ли стать королевой цветов?
Да, вот это был жених так жених! Не какой-нибудь жабий сын или старый крот – скучный, даром что в бархатной шубе! Дюймовочка сразу сказала «Да», и тут из каждого цветка выпорхнул эльф и преподнёс ей подарок. Лучше всего была пара прозрачных крылышек, ведь теперь Дюймовочка тоже могла летать вместе с эльфами. Все желали ей счастья, а ласточка сидела в гнезде и исполняла свадебный марш, хотя на сердце у неё было грустно. Она успела привязаться к милой Дюймовочке, а теперь их пути разошлись.
– Мы не будем называть тебя по-старому, Дюймовочкой, – объявил король эльфов. – Это некрасивое имя, оно тебе не подходит. Отныне зовись Майей, а цветком твоим будет чистый и непорочный боярышник.
– Прощай, прощай! – пропела ласточка и с тяжестью на сердце полетела обратно в Данию. Долог был её путь, но всё-таки добралась ласточка до маленького гнёздышка под крышей дома, где жил сказочник. Ему-то и поведала ласточка о Дюймовочке, а уж от сказочника и мы узнали эту историю[53].
Соловей
В Китае, как вам наверняка известно, император – китаец, и все подданные тоже китайцы. История, которую я сейчас расскажу, произошла много лет назад, ну да послушать всё-таки стоит, пока она совсем не забылась.
Не было в мире дворца краше, чем у китайского императора: весь он был построен из бесценного фарфора, такого хрупкого, что знай осматривайся, как бы чего не расколотить. А в императорском саду цвели дивные цветы, и к самым красивым из них крепились крохотные серебряные колокольчики. От малейшего ветерка – например, от такого, который поднимают шёлковые одежды при ходьбе, – колокольчики звенели. Поневоле остановишься и залюбуешься!
Словом, всё в саду было устроено так, чтобы тешить взор, а сам сад простирался на огромное расстояние. Даже садовник не знал, где он заканчивается! Но если уж пройти сад насквозь, так обязательно очутишься в лесу. Деревья в том лесу росли сплошь вековые, озёра плескались хрустальные, и спускался лес прямо к лазурной морской бухте. Корабли, что стояли на причале, были затенены древесными ветвями; вот в этих-то ветвях и гнездился соловей. Пел он так сладко, что даже бедный рыбак останавливал свою джонку и заслушивался дивными звуками. Правда, вскоре рыбак вспоминал, зачем приплыл – сети на ночь раскинуть.
– Ох и сладко же поёт! – вздыхал рыбак и возвращался к своим занятиям, а назавтра соловей вновь заводил песню, и рыбак вновь замирал, очарованный, и повторял: – Ох и сладко же поёт!
В китайскую столицу прибывали путешественники со всех концов земли; дивились на императорский дворец и сад, но, когда слышали соловьиное пение, неизменно восклицали:
– И всё же главное чудо – соловей!
Вернувшись домой, путешественники охотно делились впечатлениями, а уж учёные люди с их слов писали целые трактаты. Не забывали они упомянуть и соловья; да что там упомянуть – его всячески превозносили, а поэты слагали изысканные стихи о соловье, что распевает по-над морем, среди изумрудных ветвей.
Эти трактаты издавались, переиздавались и неплохо продавались, и вот один из них попал в руки императора. Император восседал на золотом троне, читал с интересом и всё кивал головою, потому что приятно ведь читать о том, как чужеземцы восхищаются твоими сокровищами. «И всё же главное чудо – соловей!» – прочёл император.
– Главное чудо – соловей! – воскликнул он. – Почему мне до сих пор не доложили о соловье? Тут написано, что сия дивная птица обитает совсем рядом с моим дворцом – а я никогда её не слыхал и не видал! Безобразие! О своих же сокровищах приходится узнавать из чужеземных книг!
И он призвал к себе первого министра. А надо сказать, что первый министр был очень важной персоной. Если к нему обращался человек рангом пониже, первый министр раздувал щёки и говорил «П!», а это «П!» по-китайски ну ровно ничего не значит.
– Есть некая птица, именуемая соловьём, – начал император. – Говорят, этот самый соловей – величайшее чудо во всей моей империи. Так почему же мне до сих пор о нём не докладывали?
– Я никогда не слыхивал ни о каком соловье! – смутился первый министр. – Сию минуту выясню, ваше императорское величество!
Легко сказать – выясню! Первый министр бегал по дворцовым лестницам, залам и галереям и всех расспрашивал о соловье, но добиться ничего не мог. Никто из придворных не слыхивал про соловья! Отчаявшись, первый министр примчался к императору и высказал своё мнение: дескать, не всё правда, о чём пишут в книжках лукавые и коварные чужеземцы.