— Мисс Марпл, я плохо умею говорить нужные слова в нужное время, более того, считаю, что их произнесение большей частью лишено смысла. Но поверьте, я всей душой вам сочувствую. То, что произошло с вами, в высшей степени несправедливо. Впрочем, жизнь редко бывает справедливой, как ни прискорбно.
Джейн кивнула. И, помолчав, спросила:
— Вы верите, что Чарльз непричастен к убийству миссис Форсайт?
— Я в этом убеждён, — решительно ответил мистер Верниер.
Он покосился на Джейн и добавил:
— Скажу больше, я полагаю, что мистер Торнфилд вовсе не так плох, как хочет казаться.
— Война его очень изменила, — отозвалась Джейн.
— Не думаю, мисс Марпл, — покачал головой мистер Верниер. — Мне доводилось близко знать людей, прошедших настоящие бои. Подобный опыт не столько меняет человека, сколько очищает его от всего наносного и ложного. Именно так, после закалки огнём, порой получаются лучшие люди.
Джейн вздохнула.
— Чарльз, боюсь, не из них. Но я так рада, что вы ему верите. Только если ни Чарльз, ни Нед Харди не нападали на миссис Форсайт, кто тогда мог это сделать?..
Мистер Верниер внимательно посмотрел на Джейн. На солнце ореховые крапинки в его серых глазах казались ярче, да и серый цвет был не таким пасмурным, слегка отливал палой листвой.
— Вынужден признать, — начал, наконец, мистер Верниер, — это едва ли не самое странное дело среди тех, что мне попадались.
— Попадались? — изумлённо повторила Джейн. — Вы хотите сказать, что подобное с вами не впервые?
— Случалось и прежде, — сдерживая улыбку, произнёс мистер Верниер. — Искать истину — одно из самых увлекательных занятий на свете, мисс Марпл.
— И вы всегда её находите?
Мистер Верниер, наконец, улыбнулся.
— Раньше или позже. Впрочем, я часто не вижу загадки там, где все пребывают в растерянности, — и, напротив, нахожу её там, где окружающим всё кажется простым и понятным.
Джейн помолчала, обдумывая его слова, потом робко поинтересовалась:
— Вы когда‑нибудь разгадывали загадку, схожую с нынешней? Находили, кто убил?
Мистер Верниер склонил голову в знак согласия.
— Боже!.. — прошептала Джейн. — Но ведь это так жутко!..
— Повторю, мисс Марпл, — тихо сказал мистер Верниер, — жизнь редко бывает справедливой. Если в наших силах хоть как‑то это исправить, мы должны действовать.
Потрясённая Джейн не нашла, что на это сказать, но ей показалось, что перед нею открылся какой‑то неведомый, суровый и прекрасный мир, частью которого она на мгновение захотела стать — и тут же, испугавшись, отогнала от себя это видение.
— Мистер Верниер, — спросила она полминуты спустя, — вы знаете, кто убил миссис Форсайт?
— Мне нужно кое‑что выяснить, — ответил мистер Верниер. — Нынче вечером я на пару дней уеду из Апстока, а когда вернусь, думаю, смогу говорить вполне уверенно.
Такой привычный и понятный мистер Верниер: долговязый, сухощавый, с вечно прищуренными глазами, резким орлиным носом, скрипучим голосом и длинными подвижными пальцами. Джейн, однако, продолжала видеть внутренним взором сверкающие доспехи, пылающий на солнце меч и что‑то вроде белых крыльев за спиной жильца Риксов.
***
После обеда Джейн долго говорила с миссис Ленгстон. Та обещала, что доктор осмотрит Чарльза и постарается как‑то облегчить его страдания. Выслушав сетования Джейн на жалкое состояние одежды Чарльза, — рассказывая об этом, девушка снова расплакалась, — миссис Ленгстон приняла решение:
— Я пошлю ему пару рубашек и что‑нибудь из старых вещей доктора. Ему, правда, всё это будет не по росту, он ведь, как я поняла, много выше Роберта, но вещи хотя бы будут чистые и целые.
— Миссис Ленгстон!.. — всхлипнула Джейн. — Не знаю, как вас благодарить. Вы так добры ко мне. И к бедному Чарльзу.
Миссис Ленгстон ласково улыбнулась и погладила Джейн по плечу.
— Мисс Марпл, милая Джейн, если вы позволите вас так называть. Люди должны быть добры друг к другу. Мистер Торнфилд мог вести жизнь неправедную и порочную, он поступил с вами в высшей степени недостойно, но это не даёт оснований быть к нему жестокими. Он и так сурово наказан.
— Вы полагаете, что жизнь обошлась с ним справедливо? — печально спросила Джейн, вспомнив слова мистера Верниера.
Миссис Ленгстон покачала гладко причёсанной темноволосой головой.
— Я полагаю, что у всех наших поступков есть последствия. И, делая выбор, мы выбираем надолго вперёд. Чарльз Торнфилд сделал дурной выбор. Что ж, это повод задуматься для других.
В тот вечер, заплетая перед сном косу, Джейн вдруг ясно осознала, что мир, в котором она жила до сих пор, то ли полностью изменился, то ли вовсе исчез.
Дни до пятницы, на которую было назначено повторное слушание дела, тянулись невыносимо медленно. Мистер Верниер уехал, к Ленгстонам никто не захаживал выпить вечером чаю. Джейн занималась рисованием с Уильямом, — мальчик делал заметные успехи, — вязала в обществе миссис Ленгстон и прилежно составляла опись книг и богословских трудов, упомянутых в дневниках мистера Форсайта. О последнем её особо попросила мисс Митчем, с которой Джейн, к величайшей своей тоске, виделась теперь в доме викария ежедневно.
Мисс Митчем, судя по всему, вознамерилась взять компаньонку покойной подруги под своё покровительство. Покровительство состояло в том, что пожилая дама помыкала Джейн, как могла: посылала её то к аптекарю, то на почту, просила читать вслух скучнейшие брошюры, над которыми Джейн изо всех сил старалась не заснуть, а главное, бесконечно рассказывала о покойном мистере Форсайте, о его высоком призвании и значении его трудов.
— Если бы не болезнь Лавинии, из‑за которой он принял опрометчивое решение воспользоваться услугами местного колдуна, — говорила мисс Митчем, скорбно заламывая брови, — Джорджа ждало бы великое будущее. Когда обо всём стало известно, Джордж был вынужден оставить миссию, чтобы избежать скандала. Разумеется, его блестящий ум и редкостный дар проповедника от этого не пострадали, но, увы, высокое положение в церкви для него отныне было невозможно.
Наслушавшись в четверг за чаем о погубленной карьере мистера Форсайта, Джейн вернулась к Ленгстонам в расстроенных чувствах и застала в доме весёлую суматоху: только что приехал из школы на каникулы Руперт. Джейн, занимавшая комнату мальчика, почувствовала себя крайне неловко.
— Миссис Ленгстон, — прошептала она, отведя хозяйку в сторону, — мне лучше вернуться в Гаскин–Гейт. Я не хочу вас стеснять.
— Полно, дорогая Джейн, вы никого не стесняете, — ответила миссис Ленгстон. — И потом, вы ведь всё равно собирались к сестре, если коронер вынесет завтра решение. К чему лишние переезды.
Несмотря на сердечность миссис Ленгстон, на душе у Джейн не стало легче. Она тихонько ушла наверх, — это комната Руперта, напомнила она себе, — и, чтобы прогнать дурные мысли, по привычке взялась за бумаги мистера Форсайта. После разговоров с мисс Митчем ей хотелось заново перечитать историю о том, как заболела миссис Форсайт, и как мистер Форсайт сделал важнейший в своей жизни выбор, из‑за которого позже так пострадал.
Глаза Джейн скользили по давно знакомым ей строкам:
23 августа. Милой Лавинии всё хуже. Доктор Гийо, французский врач из Гран–Бассама, подтвердил наши самые страшные опасения. Болезнь Л. — лихорадка эдже'йара, которая около трёх месяцев назад поразила несколько деревень к северу от Аккры. Исцеления от этого недуга европейская медицина не знает, но, возможно, сказал доктор Гийо, имеет смысл обратиться к здешним знахарям, которые, по его словам, умеют облегчать течение болезни и продлевать жизнь больному. Прибегнуть к помощи колдовства…
Эдже'йара, повторила Джейн непривычно звучащее слово. Потом, смутно вспомнив что‑то, перелистала дневник на несколько дней назад и нашла нужное:
«От легчайшего прикосновения на коже Лавинии остаются синяки, — читала она, ведя пальцем по странице. — Она уже не может пить… Сижу подле неё до утра…».
— Боже мой, — прошептала Джейн. — Боже мой, это нужно показать доктору Ленгстону!.. Немедленно!..
Схватив дневник, Джейн бросилась вниз но, подойдя к двери гостиной, вдруг почувствовала, как у неё слабеют коленки. Войти, прервать мирный семейный разговор, отвлечь доктора от общения с сыном, которого он давно не видел, и высказать свои, возможно, пустые догадки… при мысли об этом Джейн растерялась. Она уже готова была уйти прочь, но потом взглянула на дневник мистера Форсайта, напомнила себе слова мистера Верниера: мы должны действовать — и решительно открыла дверь.
Миссис Ленгстон, рассматривавшая какой‑то камень, который ей с гордостью показывал Руперт, подняла голову.
— Джейн, дорогая, что‑то случилось?
— Пока не знаю, миссис Ленгстон. Но мне нужно срочно переговорить с доктором.
Доктор Ленгстон удивлённо взглянул на Джейн, потом на жену — и поднялся из кресла.
— Пойдёмте в кабинет, мисс Марпл.
8
— Слушаю вас, мисс Марпл.
Присев на краешек кресла, Джейн начала:
— Я, как вы знаете, работаю с бумагами мистера Форсайта и сейчас читаю его африканские дневники. Сегодня я нашла в дневнике описание лихорадки, которой переболела миссис Форсайт в Африке. Вот оно.
Джейн открыла заложенную пальцем страницу.
— Послушайте. «От легчайшего прикосновения на коже милой Лавинии остаются синяки. Горло так отекло, что она уже не может пить и дышит с большим усилием, особенно по ночам. Я сижу подле неё до утра, возвращая её на подушки, когда она мечется: без подушек Л. задыхается. Вчера начались судорожные припадки, настолько сильные, что доктор Крофорд опасается переломов».
Джейн подняла глаза от дневника. Доктор Ленгстон сидел, переплетя пальцы, и внимательно смотрел на неё.
— Что вы об этом думаете, доктор?
— Тропические болезни, — задумчиво произнёс доктор Ленгстон, — весьма разнообразны, для них характерны самые причудливые симптомы. Я не обладаю достаточными знаниями в этой области медицины, чтобы сказать, какова природа недуга, который перенесла миссис Форсайт. Однако она благополучно излечилась, прошло сорок лет, и я не вполне понимаю, что вас так встревожило.