– Сейчас к ним легко подобраться, – сказал Лидж, – и мы это сделаем. А потом убьем, не поднимая шума.
– А почему бы просто не застрелить их? Мы одним залпом уложим всех краснокожих.
– Мы можем это сделать, старый конь, но разве ты не понимаешь, что этого делать нельзя? Ты забыл о девушке, а ее освободить важнее всего. Если мы начнем сейчас стрелять, ее преследователи услышат, и тогда прощай девушка – конечно, если они к этому времени ее догонят.
– Я понимаю, о чем ты говоришь: ты прав. Мы должны убрать тех внизу, не поднимая шума; потом поставим ловушку для остальных.
– Точно, Харри.
– Как нам это сделать, Лидж? Мы вернемся туда, где оставили лошадей, и объедем по открытому концу равнины. Они у нас будут как овцы в загоне.
– Нет, Харри: у нас нет времени возвращаться за лошадьми. До того, как мы объедем этот конец, преследователи могут поймать девушку и вернуться. Я думаю, что знаю способ получше.
Блэк Харрис ждал его объяснений.
– Я знаю тропу, по которой мы можем спуститься, слегка напрягая руки. Если мы доберемся до дна незаметно, с остальным справимся быстро. Но нужно быть очень осторожными. Если хоть один из этих скунсов сумеет убежать, мы точно потеряем девушку. Нельзя терять ни секунды. Вернемся к парням и начнем спуск в долину.
Глава XIX. Оформление необычной сцены
Возвращаясь от края утеса с такой же осторожность, с какой приближались, два горных человека присоединились к засаде. Объяснив свой план, Лидж повел всех к тропе, о которой говорил – к наклонному ущелью, тому самому, по которому пытался бежать Снайвли.
Заслоненные кедровыми кустарниками, трапперы спустились незаметно для индейских часовых и пленных, которых эти часовые не слишком бдительно караулили.
Их неожиданное появление застало врасплох тех и других, но для пленных неожиданность была радостной, а для индейцев страшной: они увидели в ней предвестник своей смерти.
Нападающие не сделали ни одного выстрела. Коснувшись ногами дна, они отбросили ружья и поспешно, но молча, с ножами и кинжалами, бросились к часовым индейцам.
Были схватки и крики, но нападающих было больше, и менее чем через десять минут крики прекратились: не осталось ни одного живого индейца. На траве лежали мертвые тела с кожей цвета бронзы, покрытые ранами и окровавленные.
Пленные были охвачены радостью. Они видели, что их освободили. Белые, мужчины и женщины, вскочили и пытались освободиться от веревок, хотели освободить руки, чтобы обнять спасителей, а негры, которые оставались не связанными, в радостными криками выбегали из углубления в утесе, в котором их держали.
– Остановитесь и перестаньте кричать! – воскликнул Лидж, жестами отправляя их назад. – Не сходите со своих мест. Назад, назад, говорю я! Оставайтесь на месте, пока мы не скажем. И вот тоже, – он повернулся в другую сторону, чтобы остановить подбегающих белых. – Назад, и сидите, как раньше. Мы еще не кончили наше шоу. Будет еще одна сцена.
Белые и черные были удивлены тем, что им не дают поблагодарить спасителей. Но старый траппер говорил серьезно, товарищи поддерживали его жестами, и это произвело эффект: все пленники сели на прежнее место. Они не знали, с какой целью это делается, но, освободившись от страха, готовы были терпеливо ждать.
И вскоре увидели зрелище, такое необыкновенное, что к ним вернулись ужасные опасения. Тела индейцев поднимали, ставили рядом с воткнутыми в землю копьями, и привязывали к ним, так, чтобы они стояли вертикально. Их расставили в разных местах, чаще всего возле пленных, как будто они продолжают их караулить! Те тела, которые не использовались с такой целью, утащили за камни, лежащие у основания утеса.
– А теперь, – прогремел старый траппер, обращаясь к пленным, белым и черным, – если кто-нибудь из вас сдвинется с места и выдаст то, что здесь происходит, пока мы не разрешим, получит пулю в голову. Девушку нужно спасти, притом так, чтобы не причинить ей никакого вреда: она стоит больше, чем все вы остальные вместе взятые. Есть только один способ спасти ее, и для этого у вас рты должны оставаться закрытыми, а тела неподвижными; не шевелите ни пальцем. Если дорожите жизнью, не шевелитесь. Поняли?
Пленники находились под слишком строгим наблюдением, чтобы отвечать; но по тону старого траппера они поняли, что его приказ нужно выполнить, и молча согласились это сделать.
Закончив речь, Лидж повернулся к товарищам; все понимали, о чем он говорит, и молча бросились к своим ружьям, лежащим на земле.
За несколько секунд ружья были разобраны, а еще спустя пять минут на поляне не осталось ни одного траппера. Все исчезли с неожиданностью духов в пантомиме; и маленькая долина вернулась к тому состоянию, в котором ее оставили преследователи Клер Блекэддер. Тот, кто посмотрел бы на поляну в этот момент, увидел бы лишь пленников из каравана эмигрантов и караулящих их индейских часовых.
Глава XX. Гонка больше чем за жизнь
В страхе перед ожидающей ее ужасной судьбой пленница скакала на быстром коне, подбадривая его словами и прикосновениями.
Он знал ее голос и старался изо всех сил. Казалось, он понимал, почему от него нужна скорость; его подгонял не только инстинкт.
Конь Клер Блекэддер был охотничий, лучшей кентуккской породы, и мог уйти от любого мустанга, на которых ездили индейцы.
Но среди преследователей был еще один конь той же породы, больше по размеру, сильней и быстрей. Он принадлежал брату девушки и Голубой Дик присвоил его и теперь скакал на нем.
Клер не знала, кто за ней скачет. Знала только, что один из преследователей догоняет ее, видела, что остальные отстают. Но, к ее ужасу, одинокий всадник продолжал приближаться.
Если бы она была сильным мужчиной и была вооружена, она могла бы остановиться и схватиться с ним. Но она знала, что не справится с самым слабым индейским воином; если ее догонят, она вынуждена будет сдаться.
Вся ее надежда на скорость лошади, и она снова подбадривала ее, гладила по шее своими маленькими руками и била каблуками по бокам.
Кентуккская порода проявляла свои лучшие качества; лошадь скакала так, словно от этого зависела ее жизнь, но вторая лошадь ей не уступала.
Бежать бесполезно: девушка сделала еще одну милю по прерии, но стук копыт сзади говорил, что преследователь продолжает приближаться; оглянувшись, она увидела его за собой не более чем в ста корпусах лошади.
Она увидела также то, что еще больше обострило ее страх: ее преследует не индеец, а мужчина в хлопчатобумажной рубашке, тот, что был рабом на плантации ее отца. Желтый Вождь, сбросивший одежду индейского воина, тот, кого она должна считать своим братом.
И таким жестоким братом, таким неестественным! Она дрожала при мысли о встрече с ним.
Но ее не избежать. Через десять минут он был рядом с ней.
Перехватив ее узду, он заставил лошадь присесть и тем самым прекратил погоню.
– Нет, нет, мисс Клери! – насмешливо воскликнул он. – Так легко ты от меня не уйдешь. Теперь мы не расстанемся, и ты будешь служить мне и моим людям, как я служил тебе и твоим. Неважно, что я твой брат, как говорит старая Нэн. Ты поедешь со мной и на себе испытаешь, каково быть рабом. У индейцев тоже есть рабы, как и у гордых плантаторов с Миссисипи. Идем со мной, и сама увидишь.
Девушка не сопротивлялась и не сказала ни слова. По тому что видела и знала, она понимала, что это бесполезно; она отдала узду и позволила тому, кто легко ее догнал, вести лошадь.
Повернувшись, они двинулись назад по своим следам; победитель, торжествуя, сидел прямо, побежденная пригнулась и с отчаянием смотрела в землю.
Индейцы вскоре догнали вождя, и пленницу повезли на ту сцену, на которой она видела столько страданий.
А какой будет ее пытка? Она не могла сказать. Не могла даже думать об этом. Дух ее был сломлен, она больше не думала о сопротивлении.
Погоня заняла около получаса. На возвращение ушло вдвое больше времени. Солнце уже опустилось за Скалистые горы, и в маленькой долине царили сумерки. Но света было еще достаточно, чтобы различить лежащих на траве пленников и стоящих над ними часовых.
Так думал Желтый Вождь, когда, поднявшись не вершину хребта, идущему поперек входа в долину, посмотрел в нее и увидел всех оставшихся в ней.
Он ехал первым и уже собирался спуститься, когда восклицание в тылу заставило его натянуть узду и повернуться.
Несколько индейцев, тоже поднявшихся на хребет, остановились и смотрели как будто в удивлении или тревоге.
Но это не было связано с тем, что происходит в лагере. Они смотрели не туда, но в сторону гор на севере.
Вождь повернул и поехал на вершину; здесь он увидел то, что удивило воинов, а теперь и его самого. Со стороны гор, рассыпавшись по равнине, скакала группа лошадей без всадников. Их можно было бы принять за дикий табун с несколькими мулами, потому что мулы тоже были здесь. Но лошади были достаточно близко, и принять их за мустангов было невозможно.
К тому же на них были седла и упряжь, за большинством по траве тянулись поводья.
Краснокожие разбойники сразу поняли, что это значит. Сбежавшие в панике лошади из какого-то лагеря.
Лагерь белых или людей их цвета? Этот вопрос какое-то время занимал их, когда они стояли, глядя на бегущих лошадей.
Но на ответ не понадобилось много времени. Незнакомые лошади, вначале бежавшие в разных направлениях, постепенно собрались вместе и табуном скакали в том направлении, где стояли индейцы. И когда они подскакали ближе, седла и сбруя подсказали, что владельцами лошадей были не шайенны.
Увидев их, Желтый Вождь сразу приказал всем укрыться за деревьями, растущими на склоне хребта и закрывающими вид с севера. Отсюда они какое-то время наблюдали за передвижениями лошадей без всадников.
Странным казалось то, что за ними никто не гонится. Если они убежали из лагеря днем – а все еще светло, – их увидели бы и сделали попытку остановить. Но индейцы видели лошадей, но не видели их хозяев.