на это, но как быть с интересами шайки? Не буду скрывать от вас, милая девочка, что когда мы будем останавливаться в городах, ваши прелести будут служить ловушкой для легкомысленных мужчин.
— Однако, сударь, — ответила Жюстина, — коль скоро вам ясно, что я предпочту смерть этим ужасам, какую пользу я могу вам принести, и почему вы не позволите мне убежать?
— И никогда не позволим, мой ангел, — отвечал Железное Сердце. — Вы будете служить нашим интересам или нашим удовольствиям; ваши злоключения ставят вас в такое положение, и с этим надо смириться. Но знайте, Жюстина, все может измениться в этом мире; выслушайте же меня и сами решите свою судьбу. Согласитесь жить со мной, девочка, согласитесь принадлежать мне душой и телом, и я избавлю вас от печальной участи, которая вам уготована.
— Вы хотите, сударь, чтобы я стала любовницей…
— Продолжайте, Жюстина, вы хотели сказать: «любовницей разбойника», не так ли? Конечно, я не могу дать вам других титулов, так как вы понимаете, что люди нашей породы не могут жениться. Заклятый враг всех оков не свяжет себя с другим человеком, и чем больше супружеские цепи пленяют людей обычных, тем сильнее презирают их злодеи вроде нас. Однако поразмыслите немного: вам все равно придется потерять то, что для вас так дорого, так не лучше ли отдать это одному единственному человеку, который будет вашей опорой и защитой, чем отдаваться многим?
— Но, во-первых, почему у меня нет другого выхода?
— Потому что вы в наших руках, милочка, и потому что прав всегда сильнейший. Откровенно говоря, — продолжал Железное Сердце, — разве не абсурдно и не жестоко дорожить так, как делаешь ты, самым бесполезным, что есть на свете? Неужели можно быть настолько наивной и верить, будто добродетель зависит от размеров одного из отверстий женского тела? И какая разница для людей и для Бога, будет ли эта часть тела нетронута или потеряет невинность? Скажу больше: по воле природы каждый человек должен исполнять свое предназначение, для которого он сотворен, а поскольку женщины существуют только для того, чтобы служить утехой для мужчин, противиться ее планам — значит оскорбить ее; это все равно, что сделаться существом, бесполезным для мира и, следовательно, достойным презрения. Эта химерическая скромность, эта добродетель, которую вам вдолбили в голову с детства и которая не только не нужна ни природе, ни обществу, но и оскорбляет их, является не чем иным, как глупым и предосудительным упрямством, и такой разумной девушке стыдно цепляться за этот предрассудок. Впрочем, позвольте мне продолжить, милая девочка: я докажу, что искренне желаю вам понравиться и буду уважать вашу слабость. И не буду больше трогать призрака, преданность которому составляет всю радость в вашей жизни. Такая красивая девушка, как вы, имеет не одну возможность оказывать милости мужчинам, Венера справляла праздники не в одном храме, я же удовольствуюсь одним, самым узким. Вы, наверное, знаете, дорогая, что около лабиринта Киприды есть темная пещерка, где прячутся амуры, соблазняющие нас: это и будет алтарь, на котором я воскурю фимиам. Вы не будете испытывать никаких неудобств, если же вас пугает беременность, таким образом вы ее избежите; ваша прекрасная фигурка не испортиться, а то укромное местечко, которым вы так дорожите, останется нетронутым и мужчина, которому вы когда-нибудь его предложите, найдет вас девственницей. С этой стороны ничто не может скомпрометировать девушку, как бы ни были грубы и часты вторжения; едва лишь пчела выпьет нектар, чашечка розы тут же закроется, и никому даже не придет в голову, что она раскрывалась. Многие девственницы долгие годы наслаждались таким способом не с одним мужчиной, после чего счастливо выходили замуж. Сколько отцов, сколько братьев использовали так своих дочерей и сестер, отчего те были не менее достойны уз Гименея! Сколько исповедников пробирались по этой тропинке, и родители юных прихожанок об этом даже не догадывались! Одним словом, это есть прибежище сладкой тайны, где узы скромности связывают девушку с амурами. Ну что еще сказать вам, Жюстина? Разве только то, что насколько таинственен этот храм, настолько же он сладостен. Только в нем можно найти все, что нужно для счастья, и просторный вход в соседнюю пещерку не дает такого наслаждения, как это тесное помещение, куда проникают ценой больших усилий, где размещаются с трудом и где предаются неземным наслаждениям; женщины, испытавшие это, больше не думают ни о чем другом.Попробуйте и вы, Жюстина, попробуйте: впустите меня в вашу маленькую прелестную попку, и мы оба познаем блаженство.
— Сударь, — отвечала Жюстина, которая, как могла, уклонялась от натиска этого распутника, тем более опасного, что незаурядный ум и искусство обольщения соединялись в нем с большой физической силой и в высшей степени развращенным нравом, — поверьте мне, сударь, что у меня нет никакого опыта в этих мерзостях, о которых вы толкуете, однако я слышала, что этот столь восхваляемый вами порок оскорбляет и женщину и природу. Само небо наказывает его здесь на земле, и пять городов — Содом, Гоморра и прочие, — которых Господь уничтожил в пламени пожаров, являют собой яркий пример того, до какой степени Всевышнему не угодно это занятие. Человеческое правосудие по примеру небесного преследует этот порок, и несчастные, которые ему предаются, погибают от руки палача.
— Какая наивность! Какое невежество! Ах Жюстина, кто вдолбил в вас такие идиотские предрассудки? Еще чуточку внимания, дорогая моя, и я объясню вам, в чем состоит истина.
Единственным преступлением, которое можно усмотреть в данном случае, является растрата семени, служащего для продолжения рода человеческого. Если это семя дано нам только для целей размножения, я согласен с вами, что использование его не по назначению есть преступление, но если доказано, что помещая его в наши чресла, природа вовсе не заботилась о размножении, тогда какая разница, Жюстина, будет ли оно сброшено во влагалище, в задний проход, в рот или в ладонь? Мужчина, который проливает его в других местах, приносит не больше зла, чем сама природа. Разве не доказывает она нам свою расточительность на каждом шагу, и разве не должны мы брать с нее пример? Даже возможность наслаждаться таким способом является первым доказательством, что ее вовсе не оскорбляют подобные дела, ведь она достаточно сильна и мудра, чтобы не допустить того, что может ее оскорбить. Подобная непоследовательность повредила бы ее непрестанному движению, нарушила бы ее планы, доказала бы ее слабость и узаконила бы наши преступления. Во-вторых, потеря семени в сотнях миллионов случаев происходит сама по себе. Ночные поллюции, бесполезность семени при беременности женщины, его опасность во время менструации — разве все это не говорит о том, что природа одобряет эти потери и даже разрешает их и что, равнодушная к тому, что может получиться в результате излияния этой жидкости, которой мы по своей глупости придаем такое большое значение, она смотрит на них с тем же безразличием, с каким сама этим занимается каждодневно; что она допускает размножение, но вряд ли включает его в свои замыслы; что она, конечно, хочет, чтобы мы размножались, но поскольку ничего не выигрывает ни от размножения, ни от акта, ему противоположного, ей абсолютно безразличен наш выбор в этом смысле; что будучи вольны созидать, или не созидать, или, напротив того, разрушать, мы не угождаем ей и не оскорбляем ее, делая то, что нам больше подходит; и что, наконец, если любое наше решение является только результатом ее могущества или ее воздействия на нас, оно всегда будет ей по душе и никогда не будет противоречить ее планам? Поверь, милая моя Жюстина, природа безразлична к этим мелочам, которые мы самонадеянно возводим в культ, и пользуясь нашими слабыми законами, нашими мелкими уловками, она неуклонно идет к своей цели, доказывая ежедневно тем, кто внимательно наблюдает за ней, что созидает она для того лишь, чтобы уничтожать, и что уничтожение, как первейшая из всех ее заповедей, коль скоро без него не будет никакого созидания, угодно ей больше, чем размножение, которое некоторые греческие философы с достаточным основанием называли результатом убийства. Поэтому не сомневайся, дитя мое, что в каком бы из храмов мы ни приносили жертвы, уж если природа допускает, чтобы в нем курился фимиам, значит это ее не оскорбляет; что отказ от воспроизводства, напрасные потери семени, служащего для воспроизводства, удаление этого семени, когда оно созревает, уничтожение зародыша после его появления, его уничтожение даже после того, как он полностью созрел — одним словом, не сомневайся, Жюстина, что все это воображаемые преступления, до которых природе нет никакого дела и которые ее забавляют, как любые другие наши поступки и установления, бросающие ей вызов вместо того, чтобы служить ей. Теперь перейдем к тому Богу, который когда-то якобы наказывал эти сладострастные упражнения в несчастных городах Аравии, причем о их существовании не имеет ни малейшего понятия ни один географ. Здесь, во-первых, следовало бы начать с того, чтобы допустить существование такого Божества, от чего я очень далек, моя милая; затем допустить, что этот Бог, которого вы считаете господином и творцом вселенной, мог унизиться до такой степени, чтобы проверять, куда мужчины вставляют свои члены: во влагалище или в задний проход, но это же полнейший абсурд! Нет, Жюстина, никакого Бога не существует. Только из колодца невежества, тревог и несчастий смертные почерпнули свои неясные и мерзкие представления о божественности! Если внимательно изучить все религии, легко заметить, что мысли о могущественных и иллюзорных богах всегда были связаны с ужасом. Мы и сегодня трясемся от страха, потому что много веков назад так же тряслись наши предки. Если мы проследим источник нынешних страхов и тревожных мыслей, возникающих в нашем мозгу всякий раз, когда мы слышим имя Бога, мы обнаружим его в потопах, природных возмущениях и катастрофах, которые уничтожили часть человеческого рода, а оставшихся несчастных заставили падать ниц. Если Бог народов родился из необъяснимых опасностей, то отдельный человек сотворил из собственного страдания это загадочное существо: выходит, в кузнице ужаса и горя несчастный человек выковал этот нелепый призрак и сделал его своим Богом. Но нуждаемся ли мы в этой первопричине, если внимательное изучение природы доказывает нам, что вечное движение есть первый из ее законов? Если в