антропофага, который предложил мне травить людей ядом, я отказалась, и он швырнул меня в зловонное болото. Затем я увидела того, кого моя доброта спасла от бандитов, кто изнасиловал меня в знак благодарности: преследуемая нищетой, я молила его о милосердии, и он предложил мне его в обмен на участие в самых мерзких своих делах — он захотел, чтобы я искала для него жертвы. Возмутившись таким предложением, я с гневом отвергла его, тогда мстительный развратник еще раз заставил меня послужить своим мерзостям. Я сбежала из Лиона и первым человеком, которого встретила, оказалась женщина, просившая милостыню; я сжалилась над ней, она заманила меня в подземелье, где на меня обрушились новые беды и новые гнусности. Как условие моей свободы от меня потребовали совершить кражу, я отказалась, я выдала злодея — и вот он счастлив, а я наказана. Наконец обязательство участвовать в новом злодеянии разбило мои оковы — только после этого улыбнулась мне фортуна. Избавившись от всех этих негодяев, я направилась в Гренобль, увидела лежащего без сознания человека и пришла ему на помощь — неблагодарный заставил меня, как скотину, крутить колесо и утолять его прихоти; кроме того, этот сумасшедший захотел, чтобы я его повесила: второй раз оказавшись хозяйкой его жизни, я пожалела его, а он живьем бросил меня в яму с двумя сотнями трупов. Все его желания были удовлетворены, а я приготовилась умереть на эшафоте за то, что меня вынудили работать в его доме. Одна ужасная женщина, которую послало мне небо, захотела соблазнить меня и отобрать то немногое, что я имела, за то, что я хотела спасти сокровища ее жертвы… один добрый человек собрался стереть из моей памяти все несчастья, утешить меня, предложив мне руку и сердце — и вот он умирает у меня на руках, так и не успев сделать это. Мои слезы хотел высушить его друг, но моя преследовательница жестоко мстит: все змеи преисподней должны были растерзать меня за мою добродетельность. Меня похитили и увезли к человеку, который страстно любил рубить головы. Я избежала этой опасности, судьба вновь охранила меня, и мне показалось, что теперь-то все будет хорошо. Но вот загорается дом, я бросаюсь в огонь, чтобы вырвать из него невинного ребенка женщины, которую дали мне в спутницы. Я всегда была жертвой моих благодеяний, и погубила меня та, кому я оказала услугу. Брошенная в темницу, обвиненная в немыслимых преступлениях, я молила о помощи одного священника: он подверг меня своей гнусной похоти и ушел, оставив меня в тюрьме. Я обратилась к человеку, которому спасла состояние и жизнь — он отдал меня своим друзьям-распутникам, среди которых я испытала ужасы, каких не знала за всю жизнь. Они, как свора диких зверей, думали ускорить мою погибель после того, как истерзали меня до полусмерти. Сейчас они наслаждаются подарками судьбы, а я ожидаю казни.
Вот что претерпела я от людей, вот чему научила меня их жестокость. Так удивительно ли, что душа моя, изъязвленная несчастьем, возмущенная бесчинствами, истерзанная несправедливостями, мечтает лишь о том, чтобы проститься с многострадальным телом!
Не успела Жюстина завершить эти тягостные размышления, как вошел тюремщик с заговорщическим видом.
— Выслушайте меня внимательно, — начал он вполголоса, — вы внушаете мне доверие и сочувствие, и если вы сделаете то, о чем я вас попрошу, я спасу вас от смерти.
— О сударь, объясните скорее…
— Видите того толстяка, погруженного в свои страдания? Он, как и вы, ожидает казни, у него есть бумажник с большими деньгами… Видите, торчит уголок из его кармана?
— И что дальше, сударь?
— Что дальше! Я знаю, что в данный момент он озабочен только тем, как передать эти деньги своей семье: украдите у него бумажник, принесите его мне, и вы свободны. Но держите язык за зубами: независимо от того, согласитесь вы или откажетесь, вы никому не скажете, что я вам предлагал… Итак, решайтесь…
— О Боже! — вздохнула Жюстина, вновь оказавшаяся между пороком и добродетелью. — Неужели путь к счастью открывается передо мной только тогда, когда я соглашаюсь на гадости?.. Да, сударь, да, я согласна; вы предлагаете мне злодейство, и я совершу его… Да, я это сделаю, чтобы избавить от другого злодеяния, еще более чудовищного, людей, которые обрекли меня на смерть.
Тюремщик удалился, время шло, где-то уже раздались первые мрачные удары колокола, который извещает обреченных о том, что им остается жить несколько мгновений[74]. Наша героиня незаметно подошла к своему собрату по несчастью, вытащила у него кошелек, отдала его стражу, который тотчас отворил ей двери и дал на дорогу один луидор.
— Бежим! Бежим! — повторяла бедняжка. — Скорее вон из этой страны, где вожделенное счастье с таким усердием и постоянством отворачивается от меня.
Наступила ночь; темнота благоволила к ней, и скоро Жюстина уже шла по дороге на Париж, куда влекла ее неожиданная надежда разыскать свою сестру, разжалобить ее своими злоключениями и найти в ней хоть какое-то участие в своем жутком нищенском положении.
Такие мысли питали нашу Жюстину до самых окрестностей Эссона.
Было около четырех часов вечера; она шагала по обочине дороги, когда заметила очень элегантную даму, которая безмятежно прогуливалась в эту чудную погоду в сопровождении четверых мужчин.
— Меня поразило лицо этого создания, аббат, — обратилась дама к одному из спутников. — Можно вас на одну минуту, мадемуазель? Будьте добры сказать ваше имя… Кто вы?
— Увы, мадам, перед вами самая несчастная из женщин!
— Но скажите же ваше имя.
— Жюстина.
— Жюстина! Уж не дочь ли вы банкира Н?
— Да, мадам…
— Друзья мои, это моя сестра… да, моя сестра скрывается под этими жалкими лохмотьями. Впрочем, такой и должна была быть ее участь — я сама предсказала ее. Она была кроткой и послушной, так разве могло у нее получиться иначе? Пойдем, дитя мое, пойдем ко мне в замок, я сгораю от любопытства узнать, какой случай снова свел нас вместе.
Когда они пришли, Жюстина ослепленная роскошью, которую увидела, горько воскликнула:
— Я с трудом добываю себе пропитание, а вас, сестрица, окружает такое богатство!
— О глупая дева, — ответила Жюльетта, — не надо удивляться: я давно тебя предупреждала. Я шла по дороге порока, милое дитя, и находила на ней одни лишь розы; у тебя нет много философского ума, твои проклятые предрассудки ослепили тебя химерами, и вот куда они тебя завели! Аббат, — продолжала блестящая и знаменитая сестра нашей героини, — пусть ей дадут приличную одежду и приготовят для нее прибор за нашим столом, завтра мы послушаем ее рассказ о пережитых горестях.
На следующий день Жюстина, отдохнувшая, пришедшая в себя, рассказала обществу о приключениях, изложенных в этой книге. Хотя прекрасная дева была истощена и измучена, она всем понравилась, и наши распутники, рассмотрев ее как следует, не могли не отдать ей должное.
— Да, — заметил один из них, тот самый, кто скоро будет фигурировать в приключениях сестры Жюстины, — да, друзья, вы видите перед собой «Злоключения добродетели», а это, — продолжал он, показывая на Жюльетту, — это, дорогие мои, «Торжество порока».
Остаток вечера посвятили отдыху, наутро Жюльетта объявила своим друзьям, что желает рассказать сестре свою историю, дабы, прибавила она, бедняжка осознала, как надежно небо защищает и всегда вознаграждает порок и в то же время попирает и унижает добродетель.
— Послушай меня, Жюстина. А вас, Нуарсей и Шабер, я не призываю еще раз выслушивать подробности, к которым вы слишком причастны, чтобы не знать их. Проведите несколько дней в деревне, а когда вернетесь, мы решим, что делать с этой девушкой. Вас же, маркиз, и вас, дорогой шевалье, я прошу послушать мой рассказ, чтобы вы могли убедиться, что не зря Шабер и Нуарсей говорят, что на свете очень мало таких выдающихся женщин, как я.
Они прошли в великолепный салон. Компания разместилась на диванах, Жюстина села на простой стул, и Жюльетта, улегшись на оттоманку, приступила к повествованию, которое читатели найдут в следующих томах.