Потом я иду в ванную комнату, где читаю шесть-семь страниц из романа «Незнайка на Луне» (там шрифт очень крупный).
После этого я обтираюсь зелёным полотенцем, усаживаюсь в кресло, раскуриваю трубку и читаю Священное Писание. Никакой книги лучше чем Священное Писание никогда не было и не будет: она смешная и страшная одновременно. Но за один раз не нужно читать больше, чем одну страницу: очень там всё концентрированно — примерно как есть бульонные кубики.
После этого я размышляю над прочитанным, захожу в интернет, отвечаю на некоторые письма и снова ложусь спать — утро-то уже кончилось.
Иногда сам себе завидую: как пиздато я всё же тут у вас в конце концов устроился.
Да, тут меня на днях жж-юзер Леонардовна пытала на тему того, как я отношусь к преподаванию Православия в школах.
А я и не знаю что на это ответить. Мне, как Русскому Православному Человеку этот вопрос, в отличие от атеистов, протестантов и иудеев, совершенно не интересен. Хотите преподавайте, не хотите — не преподавайте.
Нет такого человека, который не мечтал бы жить в Москве. И если кто-то говорит, что терпеть не может Москву, то москвичам с этим человеком нужно быть особенно осторожными: как раз он больше всех и хочет в ней жить, но его туда не берут и он от зависти всех ненавидит. Такого человека если пустить в Москве в свою квартиру переночевать, он наутро попросит его временно зарегистрировать (будто бы для того, чтобы милиция не арестовала), а потом и рот разинуть не успеешь, как он уже прописал на твоей жилплощади всех своих родственников из Медвежьегорска и требует размена квартиры. Таких надо сразу гнать в три шеи.
Нормальный же человек просто не может не хотеть жить в Москве — так было всегда и всегда так будет. Если бы в Москве с давних пор не было ограничений на прописку и регистрацию, в ней давно бы уже жили все двести пятьдесят миллионов жителей бывшего Советского Союза. Московская прописка всегда была самой лучшей наградой — лучше любого, самого почётного ордена.
Сколько нашествий желающих поселиться в Москве было отбито её жителями! Татары, поляки, французы, немцы — все хотели в ней жить. Орды и полчища. И все отбиты — лишь немногие бежали назад в свои европы и азии в одних подштанниках, стуча зубами от горя и холода.
Потом, уже совсем в мирное, казалось бы, время рязанские женские отряды штурмовали Москву в стальных электричках и жадно рвали изо ртов коренных жителей докторскую колбасу и сливочное масло — и их тоже отбили.
И по сей день миллионы приезжих из самых отдалённых краёв света каждую секунду высаживаются на московских вокзалах, аэродромах, идут из Сибири пешком, едут в телегах и тарантасах со своими матрасами, юртами, чумами и саклями. Абитуриенты из Крыжополя, девушки для фабрики звёзд, вебдизайнеры, да кого только нет — все мечтают хотя бы поставить ногу на московскую землю, уцепиться зубами, пустить маленький тоненький корешок.
И это понятно. Во-первых, конечно, культура: театры, музеи, Третьяковская галерея, Мавзолей.
Во-вторых, люди — именно потому, что поселиться в Москве всегда было очень непросто, в ней поселялись только самые лучшие и талантливые люди. Где ещё, как не в Москве, можно встретить любимого артиста, писателя или телеведущего вот так запросто — где-нибудь в супермаркете? Стоишь, например, в очереди в кассу, а за тобой пристраивается с тележкой Лолита Милявская или Максим Галкин.
Кроме того, Москва — очень красивый город. Только в нём растут электрические деревья и на каждых двух жителей приходится один эксклюзивный бутик.
Ну и деньги, конечно. Деньги, хотя и не в них счастье, тоже, что ни говори, не самое последнее дело. А через Москву ведь проходит самая толстая в мире денежная труба. Каждый москвич, у которого есть хотя бы десять метров жилплощади — миллионер. У москвичей вообще нет никаких денег мельче, чем тысяча рублей. Они за всё всегда дают тысячную бумажку — за чай, кофе, жетон в метро. Если им вдруг дают сдачу, они очень удивляются: что это ещё за мятые бумажки? А если видят у какого-нибудь приезжего монетку в один рубль, то смеются и просят подарить для коллекции.
Понятно, что такого счастья для всех быть не может. Но не стоит опускать руки. Просто, если хочешь жить в Москве, нужно много работать, ходить в фитнес-центр, к стоматологу, в солярий. Брить ноги и подмышки. И тогда всё получится. Мечты — они ведь иногда сбываются.
Да, тем, кому это может быть по каким-то причинам интересно: в нынешнюю пятницу я буду в Городе Счастья, то есть в Москве в кафе «Свой Круг» на презентации книжки Саши Торина — вот тут — http://community.livejournal.com/svoy_krug/29662.html подробнее.
Поскольку это презентация именно Сашина, а не моя, я буду сидеть в самом дальнем углу и что-нибудь выпивать из большой кружки. Однако если вдруг кому-нибудь хочется подписать книжку, вручить мне букет или тому подобное — это можно, только тихо. Желающим дать мне в рыло лучше пока не приходить — как-нибудь в другой раз, когда я сам буду что-нибудь презентовать, а в этот раз лучше не портить людям праздник.
Утром спросонья зашёл в кухню и прочитал на пачке, что стоит на подоконнике: ЙОБОНЫЙ КЛЕЙ.
Всем привет. Уехал в сторону Москвы.
В первый раз в жизни пользуюсь вайфаем. Зато по закону равновесия в природе не работает телефон. И это правильно, потому что больше одного дивайса на человека работать не должно.
Вчера увидел воочию, что город Москва делает с живыми людьми: в Свой Круг заходила Лукас. Не пьёт, не курит. Вежлива. Приветлива. Ужас.
Да, а вечер с Ториным прошёл очень хорошо: народ был, но не чрезмерный, под конец все напились, но никто не безобразил. В общем хорошо.
«Я банкрупт!» — подумал граф и хотел было застрелиться.
Но тут вспомнил, сколько стоят пуля, порох и пыж.
В Москве говорят так: «Станция Нагорная». Затем, выдержав подходящую к случаю паузу: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Нагатинская».
В Петербурге же говорят: «Пионерская. Следующая станция — Удельная». После этого тоже делают паузу и говорят «осторожно, двери закрываются».
Тот человек, который не заметил, в чём тут разница, он может и дальше её не замечать.
Да, а визит в Москву был очень удачный.
Во-первых я напиздил полный карман разноцветных зажигалок и одну фиолетовую шариковую ручку.
Во-вторых, мы со Славой (малсинком) после продолжительной беседы, в которой самым приличным словосочетанием был «пиздец кровавый», кажется договорились, что следующим летом совершаем тур Киев-Львов-Одесса-Николаев. Последовательность, продолжительность и состав участников — произвольные.
У меня уже всё давным-давно получилось.
«Приват-доцент, а отчего же мне так грустно?».
Полез искать эту цитату в интернете, а её, оказывается, никто никогда и не говорил.
Последний день фестиваля юмористических писателей Балтийского моря в городе Юрбаркас заканчивался моим выступлением. Было воскресенье, местным жителям было абсолютно нехуем заняться, так что на выступление пришёл весь город (десять тысяч человек).
По счастью организаторы заранее меня предупредили, что собственной персоной я читаю только первый абзац по-русски, чтобы зрители оценили мелодический рисунок чуждой речи, а затем в дело вступит переводчик на литовский язык (рижский еврей).
Я, слегка трясясь от чувства ответственности прочёл абзац из рассказа про айкидо и сел на лавку возле камина. Далее читал Еугенас или не помню как его там звали. Из его речи я понял только «трикратос нахуйос» (перевод, похоже был правильный). Публика смотрела на меня прищурившись, вспоминая, где она меня уже встречала за последние три дня.
Я незаметно вышел на лужайку.
Изнутри бывшей церкви, где я только что выступал, раздавались взрывы литовского хохота (читали рассказ про влюблённых).
«Водки можно?» — спросил я у суровой блондинки за стойкой передвижной палатки и вынул из штанины два лита. Блондинка утвердительно кивнула головой и налила пятьдесят. В плазменном телевизоре по евроньюз показывали осаду школы в Беслане. «Родина» — подумал я с нежностью. Ветер носил по лужайке использованные одноразовые пакеты от гамбургеров.
Через некоторое время публика стала расходиться по домам, ну и я тоже пошёл, хотя в тех местах у меня никакого дома не было.
До обитаемых районов идти было довольно далеко — минут сорок наверное. Ну и чтобы было не скучно, со мной всю дорогу пиздел американский литовец: русского языка он никогда не знал, но зато и того литовского, которому его научили родители в Америке, никто тут в бывшей колонии не понимал, так что проще всего ему было разговаривать со мной: я всё же когда-то проработал пять лет в американском офисе в Казахстане.
Ну пришли мы в ночной бар (у них там на десять тысяч жителей есть ночной бар — европа, хули там) и сели бухать. Они, значит, все бухают, а я один сел сбоку и не то чтобы затосковал, а просто взял сразу двести и задумался.
«Господи! — задумался я. — Господи, Боже ж ты мой. Ну сделай, пожалуйста, какое-нибудь чудо, что-нибудь прекрасное, потому что иначе это ведь жопа какая-то! Пожалуйста!»
Ну и что происходит? Нихуя ничего не происходит: просто подсаживается к моему столу блондинка, уже вторая в этом небольшом тексте (блондинок в Литве ровно столько же, сколько не блондинок, на них никто не обращает внимания) и говорит: «А вы разговариваете по-русски?» Это я?! Разговариваю ли я блядь по-русски?!