Я вот сдохну скорее, чем сумею написать предложение, в котором тире следует после запятой, а у него два раза подряд.
Зависть, да. И не жить мне никогда в Большой Морской улице и не ездить в первый класс на нынешний Суворовский проспект. Печальной судьбой определено мне век вечный коротать в окрестностях лечебницы имени Скворцова-Степанова для душевнобольных да пугать ворон новыми ботинками от магазина рибок.
А продайте мне кто-нибудь фотоаппарат никон за гуманные деньги? Честное слово, я не буду засорять им информационное пространство.
А вот почему меня-то это так страшно раздражает?
В принципе-то мы одно и то же, если не вникать в оттенки,
Мало ли, что пьют они шутя, а я глотком давлюсь как фраер.
Или что у меня на стенке Вермеер, а у них на стенке
ярмарочный супермен из фильма фирмы метро-голдвин-майер
Это я нового Щербакова слушаю, если кто не понял.
Когда-то очень давно, году в девяносто первом что ли когда ещё половина вас не умела толком разговаривать и правильно пользоваться туалетной бумагой, дали мне несусветную какую-то сумму денег: тысячу долларов или около того. Можно было конечно употребить эту сумму на что-нибудь тоскливое, например заплатить за электричество за последние пять лет или купить себе зимние ботинки (тем более, что была как раз зима). Но скажите: какая радость может быть человеку от зимних ботинок, кроме того, что они на натуральном меху? Никакой.
В общем я решил сделать что-нибудь смелое и сильное и зашёл в единственный в нашем городе компьютерный магазин. Год, я ещё раз напоминаю, был девяносто первый и никакого компьютера я до той поры в глаза не видел и вообще смутно представлял себе, что он мог бы делать.
У продажной стойки стоял молодой человек неопределённой наружности (это сейчас достаточно сказать «менеджер торгового зала» и все уже понимают, о ком идёт речь).
«Есть ли у вас компьютеры?» — спросил я его решительно. «Да! — обрадовался молодой человек. В глазах его загорелся нездоровый огонь. — А вам какой бы хотелось: эй-ти или экс-ти? Тут вот только что подвезли икс-восемьдесят шестые белой сборки». «А вот это, — сказал я тупо, — чего вы сейчас сказали: эй-ти, экс-ти — они вообше чем друг от друга отличаются?»
Огонь в глазах молодого человека медленно угас: «Да ничем особенно не отличаются — серенькие, беленькие. Да посмотрите там сами в торговом зале — может быть что-нибудь приглянется». Тут молодой человек с сомнением посмотрел на мои старые зимние ботинки.
В общем не купил я тогда себе компьютера, и в принца персии сыграл только год спустя.
Тут вот русский публицист Крылов завидует казахскому народу, сбросившему с себя жидовское иго и наконец зажившему так, как это и следует делать всем другим народам: то есть построить над собой хрустальный купол, или в данном случае войлочную юрту и перестать обращать внимание на погодные капризы.
В городе Столица я в последний раз побывал в девяносто девятом году и, пожалуй, это был первый случай непрерывно меня с тех пор преследующего когнитивного диссонанса, которым я уже заебал всех своих знакомых. Вместо знакомых со младенчества улиц с социалистическими именами наподобие «сакко-и-ванцетти», «гастелло» и «дризге» там теперь прорублены скоростные автострады. В том месте, где мы с другом моего детства Мишей Мартьяновым ставили мормышки на карасиков, забили уже сваи под строительство нового турецкого небоскрёба в семьсот этажей по самой последней сингапурской моде семидесятых годов прошлого века.
Матушка вот позвонила: деньги уже не нужно слать на улицу Пушкина, нужно слать на улицу Мухтара Ауэзова.
Вам-то смешно. А ведь это когда-то была моя Родина.
Да, кстати о переименованиях городов. Когда в девяносто первом к казахскому народу вдруг вернулось чувство национальной самоидентичности, всем городам, ранее неправильно нанесённым на карту понаехавшими русскими были возвращены исконные их казахские имена: Петропавловск стал Петропавл, Усть-Каменогорск — Ускемен, Семипалатинск — Семей, Уральск — Орал. Ну и для заключительного оскорбления чуждых правил правописания город Чимкент стал называться Шымкент и никак иначе.
Да, меня можно и наверное нужно обвинить в имперском снобизме — за тридцать пять лет жизни в Казахстане я выучил на местном языке две фразы: «Дай закурить» и «Я твоего папу ебал». Бабушка моя до самой смерти называла казахов киргизами. Бабушку мог бы хоть немного оправдать тот факт, что в Казахстане она поселилась совсем небольшой девочкой в двенадцатом году прошлого века — как раз в год обретения казахским народом своей собственной личной письменности, но, увы, это её уже не оправдывает: во-первых, она давным-давно умерла, а во-вторых столичным учёным Олжасом Сулейменовым неопровержимо доказано, что казахский народ весь происходит от египетских фараонов, а если быть точнее, то от древних шумеров, они же ацтеки. Показательно, что именно в девяносто первом году в древнем кургане в окрестностях города Кустаная был обнаружен основоположник всего на свете — Золотой Воин с нечеловеческих размеров Золотым Хуем в чешуе от змея Кецалькоатля. Воина этого категорически запрещено показывать кому бы то ни было и поэтому сейчас он лежит в самой дальней комнате бывшего Дома Советов на бывшей площади Ленина, накрытый ковром, самолично вышитым супругой Президента Сарой Алпысовной.
А про Дом Советов я не буду вам ничего рассказывать, хотя и бывал в нём внутри ещё в те времена, когда он ещё был единственнм в городе семиэтажным зданием. Сейчас-то только подземных гаражей в нём четырнадцать этажей, не считая прачешных и походных кухонь. Рассказывают, что будто бы сам Никита Сергеевич Хрущёв забивал в его основание деревянный колышек и колышек этот сломался, а через два дня Никиту Сергеевича уволили с должности.
Да много всякой дряни рассказывают: если всю её слушать, точно охуеешь.
Пушкинисты допрашивают дантеса:
А в единственное лето уходящего года я поймал первую и последнюю свою Рыбу. Биг Фиш, как выразились бы англоговорящие пользователи всего, что бывает на этом свете.
Мы тогда с братьями Новиковыми (один писатель, другой — железнодорожник) дошли по Белому морю и нескончаемым озёрам до конца лабиринта. Была когда-то такая картина времён раннего постмодернизма — на ней была изображена женщина, стирающая трусы в рояле. То есть пиздец: приехали.
Но в конце этого конкретного лабиринта ничего такого не было — ни женщины, ни рояля, а стояла там охотничья избушка из толя на деревянной раме, насквозь провонявшая прокисшими гондонами и утренним таёжным перегаром. На столе, тем не менее, по поморским обычаям, торжественно стояли пачка соли и коробка спичек. Полянка вокруг нехорошей избушки была усыпана бутылками водок от самых разнообразных производителей: Петрозаводск, Кингисепп, Архангельск, Псков, Ливиз, Ванна Талллиннн, и даже что-то неразборчивое финляндское.
Байдарошники, блядь. Впрочем мы и сами приплыли на байдарке, так что можно было бы и промолчать.
По какой-то причине братьям Новиковым эта стоянка чрезвычайно понравилась. Внимательно понюхав избушку, они её к счастью отвергли в качестве места для ночлега и воздвигли палатку у ближайшей сосны. На ужин мы съели сначала щуку, пойманную старшим Новиковым на Среднем озере, затем щуку, пойманную младшим Новиковым на озере Верхнем. Я никакой щуки (которую логично было бы ловить на озере Нижнем) не поймал, так что третьего блюда не было.
На дессерт рыбу щуку по сложившейся уже традиции запили жидкостью из белой и пластмассовой десятилитровой канистры с фломастерной надписью на боку «СМЭ» (спирт медицинский этиловый, если кому неизвестна эта аббревиатура). Эту канистру подарила писателю Новикову какая-то почитательница его литературного таланта и одновременно прозектор. Во всём нашем багаже это был самый драгоценный предмет. Время от времени даже возникали кратковременные паники: «СМЭ! СМЭ забыли!!» Да не забыли — вот оно под жопой лежит — хуй его где забудешь. Само выползет и догонит. Оно ведь даже и в воде не тонет. Горит, кстати, хорошо — я один раз, когда меня никто не видел, разводил при его помощи костёр: лучше, чем бензин. Загорается споро и шибко, но без фанатизма — то есть брови им не сожжёшь.
И на самом деле это действительно волшебная жидкость, присланная нам с Той Стороны — не чета новомодным и бессмысленным водкам. Уже на четвёртый или пятый день я умел её разводить озёрной водой в разных соотношениях и изготавливать всякие целебные смеси: Напиток Для Утреннего Подвига, Напиток Для Вечернего Отдохновения, Напиток Чтобы Попиздеть о Возвышенном, Напиток чтобы дойти вон дотуда, и так далее.
Да сложно вообще придумать что-нибудь такое, чего нельзя было бы изготовить из жидкости, предназначенной для нужд городского морга. Мёртвая вода — самая что ни на есть настоящая, хули там.
Ну вот опять получается длинно — до Рыбы брести ещё и брести. Ладно, потом как-нибудь.
Вдумчиво наблюдал работу стиральной машины. Она целый час чем-то там внутри себя булькала, переливала жидкости из одного места в другое, шуршала, вздыхала, снова булькала. И всё это для того, чтобы в самом-самом конце на несколько секунд вообразить себя боевым истребителем, выбить головой окно и улететь к звёздам.
Но увы! — злые люди всё заранее предусмотрели и установили ей пропеллер в противоположную сторону да ещё и приковали шлангами к вонючей канализации.