Где? Почему? Какими кривыми путями обходила меня эта чудесная книжка последние сорок с лишним лет? Почему далась в руки только тогда, когда я стал злобный и больной? Нет ответа.
А между прочим тут в деревне даже есть интернет.
Правда это очень-очень медленный интернет, каким ему и положено быть в деревне. Мировое Информационное Пространство каплет из глубин космоса тоненькой струйкой через инфракрасную чепуху на боку мобильного телефона, каковая чепуха соглашается работать только под особым углом и будучи уложена на толстый и столь же неторопливый, как наша деревня, роман графа Толстого. Иногда работает на шахматах (у белых отсутствует король и поэтому они непобедимы), но существенно хуже.
В прошедшую неделю несколько раз думал заглянуть в остальной мир — мало ли что там происходит: Война может быть, вон за горизонтом чего-то посверкивает, но всякий раз так и махал рукой так и не дождавшись загрузки той страницы, которая об этом бы сообщала. Всегда ведь есть дела поважнее: из сарая хлам вынести, спалить на огороде старинные нейлоновые шубы, истопить баню, прикрутить куда-нибудь лампочку, да мало ли чего. Деревня тем и прекрасна, что во всякую секунду у тебя обязательно есть какое-нибудь неотложнейшее дело.
А сегодня вдруг все разъехались по домам: и младенец, и дети, и неутомимо шуршавшие на сеновале гости. И тишина. Баня простыла, посреди двора валяется доска со страшными торчащими гвоздями, в огороде скрипит полынь: растёт, сволочь. Живительный порошок из неё делать. В общем, запер я ворота, растопил одну печку (у меня их три: русская, голландская и просто печка, хотя нет, даже четыре, если считать с баней) и решил нихуя сегодня больше полезного не совершать. Завтра, всё завтра. И вообще у нас полнолуние, не знаю уж как у вас.
Спокойной ночи.
Тут спрашивали, зачем мне нужны четыре печки на один дом. Отвечаю.
Во-первых, печка, которая в бане, не считается, так что всего остаются три.
Из трёх одна — это не печка, а плита. Запарить пшеницу для порося, чугунок вскипятить для стирки. Честно скажу, я её даже ещё ни разу не растопил. Остаются две: русская и голландская.
Голландская хороша, когда надо быстро прогреть помещение: вот, затрещали дрова, потекла смола и пошло тепло и уже можно скинуть тулуп и закурить. Но, увы, остывает она так же быстро, как нагревается. Не так быстро, как буржуйка, но к утру уже из-под одеяла вылезать так себе.
А в русскую закинул очень много дров и они сгорели. И ничего не произошло. Потом ещё раз закинул и опять ничего не произошло. И ещё раз, и ещё, и вообще глупый перевод дров, и давно уже потухла, а пощупаешь: тёплая. И завтра тёплая и послезавтра. Подбросишь ещё дров, теплее не станет, но зато останется тёплой и в после-послезавтра. Моя самая любимая печка.
C течением жизни стали раздражать одухотворённые люди. Ну, те, у которых в каждом слове подтекст и в каждом вздохе подвох.
Простого хочется: если «пошёл нахуй», то значит пошёл нахуй, других вариантов нет.
Все сколько-нибудь работящие мужики уехали из нашей деревни в Белоруссию. Остались Серёга, дядя Витя, да дед Пахом, но, про них как-нибудь в другой раз.
А до Белоруссии двенадцать километров и все знают что страшнее места, чем Белоруссия нет. Ничего там нет: ни оппозиции, ни свободы слова, ни педерастии, ни прогрессивного искусства, ни макдональца, и вообще ничего нет, что бы не нравилось заскорузлому Батьке с фальшивым начёсом на лысине, но всё равно почему-то едут. И едут по одной причине: там в каждой деревне есть такая штука, которая называется «приём излишков сельскохозяственной продукции».
Вот вы задумайтесь: лично вам нужно куда-нибудь сдавать эти излишки? Или может быть кому-то из ваших знакомых это нужно? Готовы ли вы пожертвовать за возможность сдавать излишки вашей сельскохозяйственной продукции драгоценной возможностью пиздеть всё, что вам придёт в голову? И это при том, что вам никогда, вы слышите, никогда не позволят пройти по центральной улице города Минска в разноцветных колготках.
Попытался сегодня вырваться из заколдованного этого леса. То есть встал ни свет ни заря, умылся и даже почистил зубы (причесаться правда не нашлось чем, так что и так сойдёт), уложил в рюкзак то, что ношу с собой, запер ворота на потешный навесной замок и отправился на железнодорожную станцию Изоча к дизелю до Невеля. Там в Невеле планировалось совершить решительно мне непонятные действия с причитающимися мне 0.6 га сельскохозяйственных угодий (это страшное слово «кадастр»), а потом исследовать собачий маршрут: Невель-Дно-Оредеж-Петербург. В случае неудачи сесть на давно и хорошо изученные поезда из полюбившейся мне страны-украины: львовский, херсонский или одесский.
Я честно шёл! Ни разу не присел передохнуть и даже вспотел, карабкаясь с горки на горку. И всё равно опоздал к дизелю ровно на десять минут и остался стоять на пристанционной площади посёлка Изоча: слева почтовое отделение с надписью «киберпочта», каковое я ещё ни разу не видел открытым, справа магазин бакалейных продуктов и ещё один, который раньше назывался бы «смешанные товары»: в нём продают всё от галош, керосина и цемента до мороженного и водки.
Махнул на всё рукой, купил в бакалейном магазине толстую бутылку креплёного пива красный восток, от которой с ужасом отшатнулся бы в городе Петербурге, дошёл до безымянного, ровно на полпути, озера, скинул рюкзак, откупорил пиво и уселся на берегу. И никого: купальный сезон закончился позавчера.
Простучал над моей головой дятел и совершил надо мной круг летучий хищник, но я его не заинтересовал, и обследовала мою шею одинокая землеройная оса и тоже не впечатлилась.
Завтра ещё раз попробую.
Сентябрь
Школьницы в белых бантиках покупали в магазине разноцветные пива: зелёный туборг и просто красный редз. День Знаний значит опять наступил.
На границе псковской и ленинградской областей стоит вывеска: Феофилова пустынь. Шаверма «Емеля».
Сосед по сиденью вышел в Луге поссать и не вернулся, оставив громко тикающий пакет с надписью «домовой». Доехали впрочем благополучно.
Вернулся домой: в кухне, оказывается, во время моего отсутствия взорвался пакет со сметаной. Очень холодно и нигде нет печки. Отопление включат в октябре.
Дальше про деревенскую жизнь. Картинки, довольно большие, а то жалко красоты.
Вот так выглядит наша деревня, если возвращаться к ней, опоздавши на дизель. Для идиотов устроен специальный пригорок.
А это клуб, и не надо смеяться, потому что это самый настоящий клуб. Там жгут костры, пьют пиво и Ругаются Матом.
Ну и хватит пока, потому что картинок много и над всеми не задумаешься.
А это последняя летняя картинка из моей деревни.
А дальше будет осень, зима и ещё неизвестно что.
Жалко, что у меня вокруг дома никогда не расцветёт образцовое хозяйство, потому что я слишком уж люблю сидеть на крыльце, курить трубку и смотреть в облака или млечный путь (зависит от времени суток, но зато их много).
Жить становится всё благоустроенней: в детском саду напротив моего дома за время летнего отсутствия детей выкорчевали всю растительность до последней травинки и разбили территорию на прямоугольники из трамбованного песка и гаревого покрытия.
На открытие приезжал тот самый Депутат Мещеряков, чьими проектами преобразования дворцовой площади и летнего сада украшены все трансформаторные будки в нашем районе. Детский сад и соседняя школа были оцеплены омоном, я уж думал, что опять террористы.
Теперь на благоустроенной территории чинно стоят озадаченные дети, жмутся друг к другу под присмотром воспитательниц, потому что заняться среди всей этой красоты им решительно нечем.
А чего я собственно ебанулся с этой деревней? Я родился в городском роддоме и матушка моя была первой из всей семьи, кто вырвался наконец в Город. Туда, где течёт из крана горячая вода, где тёплый сортир и где не нужно каждый день топить печку.
Она поступила в педагогический институт и дети её, то есть я, через двадцать лет тоже поступили в педагогический институт, и жить бы, казалось бы, да жить, в наше время вообще очень много возможностей для достойной жизни.
А я вот сейчас смотрю в окошко на небо, отражающееся из окон расположенного напротив фальшиво-кирпичного элитного дома и мечтаю об одном: поехать бы сейчас в деревню и копать там яму под сортир, а то в старом говна очень много насрано.
— Товарищи! — сказал Господин Президент и зеленовато забронзовел. Товарищи икнули, кому чем Бог послал на завтрак.
— Товарищи! — повторил Господин Президент и левая икра его дрогнула. Товарищи надули на лбу желваки и громко задышали сквозь широко раздвинутые ноздри.
— Товарищи! — в третий раз повторил Господин Президент уже без всякого юмора. — Дорогие мои товарищи! Как же я по вам соскучился! Родные мои! Любимые! Что ж вы заневестились? Замуж пора!
Товарищи высыпали на сцену и жадно хватали серыми волосатыми губами табачные крошки из добрых ласковых рук.
— Товарищи, эх, товарищи вы мои единственные! — сказал Господин Президент в пятый и шестой раз, и ушёл домой, впервые в жизни подняв воротник пиджака.
А вот такой вопрос:
Нет ли у кого в городе Петербурге на примете пустующей комнаты где-нибудь в коммуналке? В смысле для меня. Разумеется за деньги.
А то я сейчас снимаю отдельную квартиру, дабы удовлетворять в ней свою хроническую социофобию, но на нынешний момент это сильно для меня роскошно, тем более, что бываю я там всё реже, а дальше и вовсе собираюсь перебираться в деревню. Да и с хозяйкой квартиры, ровесницей Великого Октября, отношения так и не сложились, особенно после того, как она прочла несколько абзацев из книги сволочи.