Но тем не менее, место для одиночества и размышлений мне всё же настоятельно нужно.
Пожеланий к жилью очень немного: меня мало волнуют бытовые удобства. Хотелось бы только самых минимальных контактов с соседями. Ну, и если бы была такая роскошь, как возможность курить, не выходя на лестницу, это было бы просто замечательно.
В общем если вдруг у кого-то что-то — пишите.
Есть на свете такие люди, которые умеют убегать.
Сидят, сидят вместе со всеми за дружеским столом, едят, пьют, смеются — и вдруг вскакивают, хлопают дверью — и бегут!
За ними гонятся, кричат, извиняются, уговаривают, а они бегут, бегут, убегают. А потом уже падают в траву и плачут.
Мне такие люди не очень нравятся, но я, между прочим, и сам такой человек. Не знаю почему, но порой я и сам тоже вскакивал и убегал, прятался и плакал, а потом уже бежал дальше. Где бы я ни был, где бы я ни жил, я в конце концов обязательно оттуда убегал, только скорость убега была разной — то помедленнее, то побыстрей.
Это я дочитываю книжку про самую лёгкую лодку в мире детского писателя Юрия Коваля.
Огромная для меня загадка: а кто это решил, что он детский писатель? Или что Носов детский писатель. Потому что всё понятно даже для идиотов, как в Газете Для Дураков из города Давилона?
Эдак и я тоже могу быть детский писатель.
Всегда удивительно, когда какой-нибудь человек ждёт оценки своего труда от кого-то другого.
Ну, печник там или плотник понятно почему ждёт: если его труд не понравился другим людям, то и не получит он свою поллитру или на сколько они там договаривались.
А вот композитор? Или нет, писатель — про писателей я лучше знаю. Нахуя ему чьё-то мнение? В издательстве ему и так денег заплатят — все знают, что в издательствах никогда никаких книг никто не читает, потому что ебануться можно, если все их читать. Так зачем ему?
Ведь если он сам знает, что написал хрошую книжку, то пусть хоть миллион идиотов соберётся у него под окном и будет скандировать «ГАВ-НО!!! ГАВ-НО!!», он будет стоять за тюлевой занавеской, скрестив на груди руки и только усмехаться: не для таких людей, как вы это писано! А может быть даже и вовсе не для людей!
Зато если он написал хуёвую книжку, то ему страшно интересно, что про неё думают другие: вдруг кто-нибудь да не заметил, что это хуёвая книжка? Кто их этих читателей знает? А вдруг их много и все они уважаемые люди?
Потому что себя-то наебать просто, нет вообще ничего проще, чем наебать самого себя. Но там же ещё что-то сидит и бубнит монотонным голосом без знаков препинания: гав-но гав-но гав-но. И жрать (чтобы сказать: «а не дам, пока не заткнёшься») не просит и вообще ничего ему не надо — бубнит. А вот если сто тысяч уважаемых людей скажут, что не говно, то оно может быть и не начнёт кричать ура, но тоже скажет: «ну ладно-ладно, не говно. Так себе, конечно, но ничего, сойдёт». И заткнётся.
И будет тогда всем до единого хорошо и приятно.
Разрешил младенцу постучать по клавиатуре. Младенец немедленно вышел в гугль, напечатал очень длинное слово из буквы эн и нажал на ввод. Гугль выдал 733 результата.
А может ну его нахуй, этот футбол? Нахуя нам эта сраная игрушка, которую придумали чужие нам люди? Пусть они в неё и играют. А мы будем играть в стоклеточные шашки или во что-нибудь ещё, чего мы сами придумали.
Снова техническое для тех, кому это интересно:
С завтрашнего вечера мои нынешние домашний телефон и адрес станут недействительными.
Почта остаётся прежней.
Да, и ещё послезавтра уезжаю в деревню и буду там до конца сентября. Но и там почта остаётся той же самой.
Беседовали с дедом Пахомом о насущных вещах, типа, где тут можно купить оконного стекла. Ну и бабка его конечно участвовала, бывшая бригадирша доярок, очень бодрая, очень.
Речь, как водится, постепенно переключилась на соседей и их сына-алкаша. «И наркомана» — добавил дед Пахом, хитро улыбаясь. Он всегда вообще хитро улыбается, он сам очень хитрый фрукт, непьющий.
«Да ладно тебе старый! — возмутилась бабка. — Чего болтаешь-то! Скажешь тоже — наркоман! Алкаш он! Чистый алкаш!»
Долго-долго я отдавал обратно квартиру. От меня требовали, чтобы я вернул её в точности в том же виде, в котором взял, как будто бы меня тут никогда не было, но я же так не умею. Выткнул гвоздик, который воткнул и воткнул тот, который выткнул и получилось похоже, но не очень. Я всё-таки там жил некоторое время и всё сделал не так.
Сел в поезд, приехал в город Невель, сидел семь часов в присутствии и семь часов за мной следили: не наебу ли? не сбегу ли? Отдал им все деньги, все вздохнули с облегчением: надо же — не наебал! и я остался стоять один на базарной площади. Купил чебурек у узбеков — понравилось, купил ещё самсу, понравилось ещё больше, сфотографировал церковь. Внутрь зайти постеснялся ибо местная достопримечательность.
Поехал потом ездить по невельскому району с другими людьми и каждая следующая деревня была гаже предыдущей, везде крадут, и там, где в прошлом году просили десять тысяч, теперь просят сто.
Уехали оттуда, заблудились, пересекли железнодорожный путь, повернули налево — а там — киберпочта написано! Я теперь всё знаю! Я теперь дома! Вот сюда надо ехать — тут у нас озеро, мы в нём купаемся. А тут можно хоть по левой дороге, хоть по правой — один хуй. А вот тут я живу. Тазик новый пластмассовый на месте — никто не украл, вода только в нём заржавела. Недопитый мой чай заплесневел в кружке. Ввинтил лампочку — горит, принёс дров и растопил сразу две печки, потому что в городе всё время холодно. Вышел в огород и надкусил яблоко: хуёвое. У соседа-серёги вскрикнула без любви выебанная на сон грядущий курица. Сел на крыльцо, закурил.
Ну и всё, в общем-то.
В купе слева от меня (сам я предпочитаю боковые полки) ехала семья до Херсона — мама и дочка. С ними ехал ещё мужчина, но очень неважный: когда мама с дочкой на него смотрели, они морщились. Кажется он был мужем какой-то их родственницы.
Тем не менее, женскую сущность никуда не денешь, они проявляли о нём какую-никакую заботу: «Николай! — говорила старшая женщина. — Вы наверное хотите кушать?» «Нет, — отвечал Николай, — я сегодня уже кушал, то есть пил ряженку. И ещё мне давали макароны. А вчера я наелся котлет, так что я ничего не хочу больше». «Ну и ладно, — говорила тогда старшая женщина, — Тем более, что всё равно скоро Херсон, давайте спать».
Сентябрь! Тот самый паук в сортире, чью паутину я совсем ещё недавно поджигал зажигалкой, после чего он панически рушился в самое говно и тогда мне казалось, что нанесённое ему оскорбление он уже не переживёт. Но он его всякий раз переживал и наутро паутина и её создатель ухмылялись в том же самом углу.
А теперь он валяется на полу дохлый и сухой, не шевелится. И мне немного обидно, потому что это ведь не я его победил.
Купил себе недавно устройство для выхода в интернет откуда попало. Самое дешёвое устройство стоило четыре тысячи рублей и было оснащено абсолютно ненужными мне способностями. Например, в нём есть фотографический аппарат, диктофон, органайзер и радиоприёмник. Радио я слушаю только из чужого радиоприёмника, когда еду на вокзал в такси, интервью я ни у кого никогда не беру, жизнь моя никакой организации не подвержена, а фотоаппарат у меня уже есть, спасибо.
Почему какой-нибудь умный человек не заработает себе вполне заслуженный миллиард долларов, начав продавать устройства без этих нелепых функций?
Не знаю, как у вас, а у нас тут осень.
Научился бить мух. То есть я и раньше это умел, но делал всё неправильно: я подкрадывался к мухе на цыпочках, бил её из всех сил по голове газетой и обычно промахивался. А правильно — это совсем не так. Правильно муху нужно бить равнодушно, потому что она тебе похуй. Тогда муха тебя не почувствует, и ей пиздец.
Утром выключилось электричество. Решило попугать: что, мол, страшно? Тут тебе не город, тут можно и неделю и месяц его обратно дожидаться.
Ну я поразмыслил: для освещения у меня есть керосиновая лампа. Еду можно (и даже лучше) готовить на третьей моей печке. Продукты из холодильника легко спустить в подпол. В фотоаппарате батареи хватает на полмесяца. В телефоне — на два дня, да и хуй с ним, с этим телефоном, равно как и с интернетом. А больше у меня ничего электрического нету.
Электричество тут же испугалось своей ненужности и включилось обратно.
Завёл компьютер, включил интернет и тут же сквозь всемирную сеть под моим носом проплыла в какой-то мутной барахолке блистающая вспышка прямо на мой фотоаппарат и считай даром, но жадная пучина тут же поглотила ея. Вот так оно — одно за другое: сначала электричество, потом интернет, потом что-нибудь из интернета, а там и до детской порнографии недалеко. Тьфу, анафема!
Пойду лучше сажать Зимний Чеснок, мне соседская бабушка подарила. Скоро ещё хрен для посадки прибудет. А Чорную Редьку посажу уже весной. И будет тогда в моём дому всё хрен да полынь, что не может не радовать.
Съездили в Новосокольники, я впервые увидел там работающий рынок. Все прошлые разы, когда я там бывал, ветер носил по этому рынку пустые пачки из-под чая-ахмад. А тут попали под самое закрытие — продавцы радостно паковали товар в клетчатые сумки: ура-ура! можно уже не торговать. Всем магазины в городе Новосокольники закрываются во время так называемого уикенда в три часа дня при том условии