Эдакая игрушка, вроде ГТА в реальном времени. «А ты сколько отдал от Питера до Москвы?» «Тысячу» «А я пятьсот» «Да ну нахуй!» «Да бля буду!»
Жалко, прада, что деньги всегда получают те, с палочками, ну да это ладно.
А убери это всё, так сразу станет скучно и уныло как в какой-нибудь чухонской Финляндии.
Май
Морально готовлюсь к подвигу: доехать с соседями до станции, там они сядут в поезд, а мне нужно будет вернуться на том же коню в деревню, самостоятельно его распрячь и поставить в конюшню.
Это вам не рецензию на роман Геласимова писать — тут дело серьёзное. Тем более что тут сейчас затеяли какой-то ебучий автопробег из Опухликов в кремль и еле успеваешь уворачиваться от уродов в тюнингованных автомобилях.
По пути от станции до дома (ходил утром заказывать трактор) за сорок всего минут встретил целых аж четыре автомобиля, что для наших мест совершенно противоестественно.
Эх, сорвался подвиг. Поехали они в автомобиле.
Как сообщил в пятницу «Интерфаксу» представитель ГУВД города, задержанные — представителей неформальных и экстремистских организаций и движений. В их числе 20 националистов и 100 антифашистов и анархистов, которые, по данным правоохранительных органов, готовили провокации в отношении нацболов.
Статистика забавная, но я не о том.
Я вот тут сегодня шёл как раз от станции до дому, никуда не торопясь, и рассматривал обочины дороги.
Летом эти обочины заросшие травой, а зимой, понятное дело, засыпаны снегом. А в мае всё очень хорошо видно. Какая бутылка из-под пива прошлогодняя, позапрошлогодняя, а какая только что выброшенная из окошка проезжающего автомобиля.
Лес — он мощный, он всё переварит. То, что сразу не разложит, то засыплет иголками, листьями, ветками и этого хотя бы не будет видно и пускай оно там разлагается ещё сто или сколько там лет. Для леса это не срок.
Но ведь сыплют всё новое и новое — блестящие банки, которые явно не пережили зиму, бутылку жигулёвского с непотускневшей этикеткой. То есть вот буквально вчера.
И очень хочется применить к этим людям какие-нибудь страшно бесчеловечные меры. Самая из которых лучшая — это рассадить на всём пути (там не очень много) людей с бейсбольными битами. Ну и, когда вдруг из какой-то проезжей машины выпадет пустая банка пива-балтика, эти люди выскакивают из кустов и вдребезги хуячат эту самую машину. И если сидящие внутри неё подонки начинают чего-то пищать, то тридцать два зуба на одного человека — это роскошь, хватит и двенадцати коренных. И двадцать пальцев, опять же, на одного, пожалуй, многовато. А если он уже после этого никогда не сможет водить машину и выкидывать банки — так это только польза для нашей с вами экологии. Заодно и негра не обидит.
Вот это и будет гринпис и антифашизм.
Кстати, никому не нужен сценарий сериала? Чистая мексика, только в интерьерах псковской области, поэтому лучше.
У меня за воротами сейчас идёт как раз его тридцать вторая серия в реальном времени.
Коровье бешенство. Птичий грипп. Свиной грипп.
Неспортивно как-то — два раза подряд грипп.
Похоже, что у Всемирной Организации Здравоохранения, минздравов разных стран и фармацевтических компаний иссяк креатив.
Для дальнейших смертоносных пандемий предлагаю такие названия как: баранья проказа, овсяная холера, комариная оспа, кошачья чума, муравьиная язва, рыбий столбняк, ну и проч. и проч.
Учусь потихоньку управлять кобылой, то есть, мерином.
Конь — это очень интеллектуаьное транспортное средство, оснащённое довольно нехуёвым естественным разумом. Он сам, если хозяин напился пьян и заснул, доставит его домой при том условии, что хозяин не свалился с телеги. Он сам объедет пешехода и разминется со встречным автомобилем.
Но, как правильно предполагали писатели-фантасты, когда некоторое устройство делается слишком умное, у него заводятся собственные Мнения.
В частности, когда конём управляю я, он в целом слушается, но даже по ушам его можно прочесть это самое Мнение: «А ЧТО ЭТО ЗА ХУЙЛО ТАМ НОКАЕТ? ОН ВООБЩЕ БЛЯ ХТО ТАКОЙ?»
Вот выйдешь утром во двор. Покуришь, умоешься, пожжёшь мусор в бочке, покормишь скотину Степана, уберёшь за ним говно, нальёшь коту Осе молока в блюдце, поколешь немного дров, поговоришь с соседкой про погоду, посидишь бесцельно на крыльце, любуясь на распустившийся дуб, послушаешь кукушку, тут как раз придёт Ося со свежепойманной мышью (он почему-то не может их жрать в одиночестве), вернёшься в дом — и всё это заняло ровно один час.
Включишь компьютер, почитаешь почту, жж и прогноз погоды (дождя сегодня опять не будет). Глянешь на часы: ёб твою мать! — трёх часов как не бывало.
Машинка для пожирания жизни.
В деревенской жизни есть две штуки, одну из которых я ненавижу, а другая меня вполне устраивает.
Ненавижу я то, что они тут живут друг с другом какое-то немыслимое количество лет и за это время у всех накопилось огромное количество обид и претензий. Ну, как если бы на каком-нибудь летучем голландце экипаж был бы живой и так они там на нём живут и живут несколько тысяч лет. Спроси любого жителя деревни про другого жителя и тебе расскажут такую кучу про него гадостей и мерзостей, что ты потом будешь ворочаться до утра.
А устраивает меня то, что никто не хочет быть кому-то чего-то должен. Если я поменял бабушке газовый баллон, она мне обязательно даст два десятка яиц или насыплет ведро картошки. И мы разошлись.
Я сначала этого не понимал и наливал соседу просто так. А потом понял, что это неправильно, и он страдает.
Сейчас я стал умнее и, если он зашёл утром похмелиться пивом, то я говорю, что, мол, пива-то я налью, а косу отобьёшь? «Отобью!» — радостно говорит сосед и пьёт потом пиво с чистой совестью.
Маленькому мальчику в деревне хорошо.
Это в городе поход на улицу является целым предприятием, а тут граница между домом и двором — это всего лишь очень скрипучая дверь. Понятие «гулять» совершенно исчезает. Мальчик сам где-то там жужжит, приносит родителям выкопанных из навозной кучи червяков, гремит кочергой в бане, гоняется по картофельному полю за котом Осей и обнимается с собакой Степаном. В огороде ходит конь, которого мальчик поначалу панически боялся, но проехавшись в телеге до соседней деревни, очень одобрил, но впрочем знает, что близко подходить не надо. За огородом пасётся коза, у соседей непрерывно вопят два петуха, в сарае трещат ласточки, в небе полнолуние, в соседнем саду орут соловьи и только бы добраться до койки, а там хлоп — и мгновенно заснул.
Беседовал недавно с одной симпатичной барышней в городе москва.
Баню, говорит, хотим построить на участке. Девять на девять. Нарисовала план: вот тут бассейн, тут бильярдная, тут санузел, тут душ. Во втором этаже живёт персонал.
«А чем топить?» — задал я практический вопрос. «Газом, конечно».
Вспомнил свою баню три на три. Печка треснутая, потолок весь в саже. Когда растапливаешь, дымит страшно. В предбаннике ветер. Санузел в крапиве, до ближайшей бильярдной пятьсот километров. Но я это впрочем перетерплю, потому что в бильярд наигрался с майорами ещё в советской армии до полного к нему отвращения.
В общем так: и моя баня хорошая, и та баня тоже хорошая. Просто жанры разные.
Ещё раз, боюсь не в последний, про жизнь в деревне.
Есть два метода существования вне города: загородный дом и дом в деревне. В первом случае люди пытаются перетащить за город всё то, что у них есть в городской квартире: ванну, стиральную машину, посудомоечную, плазменную панель, интернет в двести килобит, тостер, шесть холодильников и голубой унитаз.
Второй случай — это просто дом в деревне: с дыркой в сортире, крапивой за забором, щавельным супом из огорода и водой из родника с лягушками.
Интересно, впрочем, другое. У тех людей, которые умеют без героизма жить по второму сценарию, есть, как мне кажется, одно важное преимущество: они не очень сильно страдают, когда их кормят пищей, согретой в микроволновой печи, или шашлыками из пластмассового ведёрка, изжаренными на закупленных в гипермаркете углях.
Вот и ещё один государственный человек убился на вертолёте во время охоты в заповеднике.
А старухи всё падали и падали.
Я без злорадства, упаси Господи, но совсем что-то гнилое стало наше королевство.
Когда мне случается попасть на васильевский остров, я непременно иду в чебуречную на шестой линии. За те десять лет, которые я прожил в Петербурге в ней не изменилось ровно ничего: всё та же недовольная тётушка за кассой, те же самые влажные чебуреки и те же самые посетители. Старожилы говорят, что в точности так же там было и пятьдесят лет назад и, может быть, даже двести.
Там я заказываю два чебурека, сто грамм синопской и стакан томатного сока.
Когда я уезжаю из города Петербург в деревню с Витебского вокзала, я обязательно покупаю два блина в блинном киоске и после этого захожу в рюмочную «за бетонным забором». Там, опять же, всё неизменно: крепко клюкнувшая продавщица за стойкой и роняющая стулья уборщица, которая притворяется, что будто бы протирает пол шваброй.
Там я заказываю бутерброд с сёмгой, сто грамм водки Санкт-Петербург, потому что синопской у них не бывает и полстакана томатного сока.
Когда я приезжаю в город Невель, я первым делом иду на базарную площадь и покупаю там у узбеков самсу с картошкой и банку пива-балтика. И только потом иду уже по своим делам.