Чудесный голос Янки привёл парня в чувства. От волнения даже заломило в висках, а во рту пересохло. Но Митька отыскал силы ответить:
– Люба, люба! Ты моя суженая, ты моя ряженая! Я ждал тебя с того дня, как вернулся на вольный воздух!
Они обнялись и долго смотрели друг на друга и всё никак не могли отвести глаз. Время остановилось, звуки большого мира стихли, но только для двоих. В эти минуты казалось, ничто на земле не сможет их разлучить.
– После дождя ты не воротишься обратно в реку? – в надежде услышать только отрицательный ответ, спросил портной.
– Я хочу вечно быть рядом с моим суженым Митькой.
Русалка закрыла глаза ладонями, и портной заметил у неё такие милые перепоночки между пальцами. Но оттого, что он узнал одну из тайн русалок, Янка стала ему ещё ближе и дороже.
– Но ты же вышла замуж за зибровского водяного! Значит, ты сбежала от мужа?
– Нет, как только ты возвратился к людям, моё сердце поведало – один ты мне люб, и я расстроила свадьбу. Хватит об этом, не желаю я больше ворошить прошлое.
Русалка умолкла и закрыла глаза, Митька успел взглянуть через слезу на краешек серо-голубой бездны. Бессловесная тоска спряталась внутри Янки – вся её прежняя жизнь осталась на окском дне.
– Я так скучала без тебя и зимой, подо льдом, даже сочинила глупые стишки, – прогнав грустное наваждение, молвила девушка.
– Прошу, прочти.
– Ладно, но только поклянись, что не будешь хихикать и никому о них не расскажешь, а то надо мной будет смеяться вся река!
– Клянусь молчать, прямо как рыба!
Русалка улыбнулась, но потом все же смутилась и, отвернувшись к Оке, словно ища поддержки у родной реки, прошептала:
Сердце девы речной
Никому не спасти.
Пусть уйдёт водяной
Стаи рыбок пасти.
На цветущей земле
или в милой Оке
только Митька один
навсегда нужен мне!
– Здорово! Какая ты молодец! Ая вышил несколько дюжин русалок на полотенцах и скатертях. Меня из-за этого в Серпухове даже прозвали водяным.
Влюблённые умолкли и обнялись, их первые, ещё не объезженные временем чувства стучали в висках и сердцах. А где-то далеко-далеко, на западе, показалась румяная луна, и за миллионы вёрст от Земли, в космическом холоде, что-то дрогнуло…
– Как стемнеет, мы отправимся ко мне домой, тьфу… к нам домой. А куда делся твой милый хвостик? – прервал молчание Митька, он не видел луны, она была за спиной, но тени стали сливаться в поздние сумерки.
– Ты не знаешь, что русалки весной и летом часто выходят на берег и гуляют по окрестным лесам и полям? У вас, людей, есть даже поверье – где пройдёт русалка – там вырастает обильный урожай. Нас можно увидеть даже на деревьях! Мы превращаем свой хвост в человечьи ноги, но ненадолго и только днём. Хотя, если сказать честно, хвост мне нравится больше, и с ним мне легче в воде, чем с ногами, но…
– Что «но»? Скажи, Янка.
– На рассвете я выходила на пустынный берег и подолгу училась ходить по земле! Сперва мне было очень больно, я часто падала на камни и от этого сбила все руки в кровь. Но что такое боль, когда в сердце поселилась любовь!
– Мы будем вечно любить друг друга и на земле, и в воде. Где бы ни пришлось нам в жизни оказаться – я буду рядом с тобой. Веришь мне?
– Верю, Митенька!
– Яночка!
Они умолкли – пришло время выйти к людям.
Выбравшись из укрытия, они пошли в город. Янка не выпускала из рук ладонь Митьки, и от волнения перед новой жизнью каждый шаг давался ей с трудом. Влюблённым повезло – они незамеченными пробрались домой.
Митька вскипятил самовар и напоил Янку чаем. Впервые в жизни речная дева пила горячий чай с пирогами и ватрушками. Особенно ей понравился сладкий творог из ватрушки, и она попросила портного научить её печь разную сдобу.
– Митя, я никогда не научусь так вкусно готовить, – предположила русалка. – А потом – я страшусь огня.
– Тогда готовить буду я! – ответил портной, и они рассмеялись.
– Скажи, Янка, правду люди болтают, мол, тешиловская русалка осерчала на род людской из-за того, что я сбежал из подводного царства? Теперь всех ждёт неурожай и даже страшный голод! Поведай: это ты сделала весну холодной и дождливой?
– Ох, люди-человеки, всегда найдут, на кого напраслину возвести, да хоть за непогоду, хоть за неудачный клёв в дождь при восточном ветре. Нет, не тревожься и успокой земляков: по всем приметам нынешнее лето будет тёплым, и хлеба уродится даже больше, чем в прошлом году Мои сестрички постараются изо всех сил угодить крестьянским посевам.
– Замечательно, тогда про меня все забудут и люди опять пойдут с заказами! Не бойся, с голода не умрём! – пообещал Митька, а потом замолк и через несколько минут с грустью произнёс:
– Яночка, но нам не удастся сыграть свадьбу Гости сойдут с ума, когда увидят, как на закате у тебя появится хвост! Что я скажу, как объясню? Мне придётся тебя прятать, люди не поймут, если узнают, что моя жена – настоящая русалка! Они выгонят нас из дома и города, да ещё изобьют в кровь или того хуже – убьют. Поэтому я не смогу познакомить тебя с моей роднёй и друзьями. Тем паче пригласить к нам в гости твою родню!
– Я думала об этом, и липицкий водяной предупреждал меня, что всю жизнь мне придётся прятаться от посторонних глаз. Ваш мир ещё жесток и нетерпим, а наш слишком скрытен из-за вечной ненависти к человеку.
– Но у нас нет другого мира. Главное – ты и я будем вечно рядом, рука к руке, чего бы это нам ни стоило! Правда, Янка, ты думаешь, как я?
– Да, милый, мы теперь всегда будем вместе! Только ради этого я покинула отчий дом и свой привычный мир. Ты же не разлюбишь меня и не бросишь через десять лет, не убежишь в Рязань с молодой полюбовницей, как это бывает у вас, людей?
– Никогда!
– Мить, а ты веришь в вечную любовь?
– Во что?
– В любовь, ну, что между парнем и девушкой, водяным и русалкой.
– Не знаю, мне кажется, что любовь водится только в книгах да ещё в песнях, да, может, у князей и бояр, а в домах у простых людей она не частая гостья.
– А я верю, что нас она связала своим узелком заговорённым, никому не разорвать его вовек.
– Вовек…
Под городом река утихла и стала совсем ручной, как младенец в люльке у доброй матери. От бурных потоков остались только пена и мусор, лишь ласковые волны по-прежнему целовали прибрежный песок.
Так русалка поселилась в доме у портного на окраине города Тешилова. Митька для Янки приладил к дому осиновый сруб, где обустроил баню. В корыто из дубовых досок, скреплённых коваными обручами, он натаскал аж семьдесят семь вёдер с ключевой водой. После справил надёжный забор, так легче укрыться от посторонних глаз.
Митька дал зарок, что в жизни не оставит гостей ночевать в своей избе. И когда в дверь стучались заказчики или знакомые портного, русалка пряталась в бане и надёжно припирала дверь. Никому в голову не приходили мысли о проживании по соседству необычной горожанки – самой тешиловской русалки.
Миновал год. В конце августа в городке проходила ежегодная ярмарка, на которую съезжались не только крестьяне с окрестных сел и деревень, но и купцы почитай со всей Руси. В это время весь окский берег у Тешилова был заставлен несметным количеством кораблей и лодок! По улицам в толчее было невозможно протиснуться из-за сотен подвод с мешками, горшками, курами и поросятами. Кругом шла бойкая торговля – кто-то торговал дорогими и знатными товарами, а кто продавал выращенное на полях или сделанное в мастерских. Были и бедняги, что спускали на торгу последнее с себя.
Купцы и приказчики расхваливали свой товар. Кто давал пробовать невиданный инжир и сладкий изюм, кто поил китайским чаем, а кто армянским вином. Следом за выгодными сделками спешили вприпрыжку хмельное пиво и сладкий мед – ведь купцы и крестьяне весело обмывали сделки. По улицам частенько рыскали женщины, разыскивающие загулявших мужей, братьев или сыновей.
Портной Митька на улицу почти не выходил, а всё время работал не покладая рук. Лишь раз он выбрался на ярмарку, где закупил новых иголок и крепких ниток, бисера и кружев, всякой материи и парчи. Теперь дённо и нощно доделывал срочные заказы – четыре платья для купеческих дочерей и два красных кафтана для городских стрельцов – Федота-Усача и Родиона по прозвищу Смелый.
– Мить, ты отчего такой грустный, а? – после обеда спросила Янка. – Почему печалишься? Может, мои щи не нравятся или гурьевская каша не сладка?
– Да не грустный я, – не поднимая головы от шитья, отвечал портной. – И каша отменная, я ж ещё добавки просил. Аль запамятовала?
– Да не забыла… Может, сходишь на ярмарку, развеешь там свою грусть-печаль да прогонишь из сердца злую тоску, – неожиданно предложила Янка и засмеялась. – Посмотришь на озорных скоморохов в дурацких колпаках с бубенчиками. Мне-то нельзя на веселье, поэтому хоть ты сходи. Только пообещай, что обо всём мне подробно расскажешь. Мне ведь страсть интересно, как люди веселятся и песни поют.
– Эх, жаль нельзя взять тебя на улицу, вот бы мы гульнули… Ну ладно, так и быть, схожу на торжище. Но что-то на сердце у меня тревожно, чувствую, словно внутри меня спит поганая змеюка, чуть только я шелохнусь – тотчас разбужу гадюку!
– Милый, какая гадюка! Собирайся-ка поскорей да надень-ка новую рубашку, что я своими руками вышила огненными нитками, где олени под деревом! Ведь все пальчики поколола, пока робила.
– Ладно, обновлю рубаху, эх! Была не была, чай один раз живём-то, правда, Янка? Моё дело ребячье – весёлое да хмельное!
– Так и я о том же, милый. Гулять – наука не хитрая!
– Вернусь, обо всём тебе расскажу да ещё гостинцев принесу – настоящих медовых пряников! Работу доделаю завтра, глядишь, за ночь никуда не убежит, чай не волк! А когда завершу шитьё, махну на зибровский берег, нарву тебе цельную охапку жёлтых тюльпанов!
– Летом ночи коротки, не задерживайся. А цветы я буду ждать!