ебезги. Два других повисли в воздухе.
— Отлично! — закричали гости, ожидая продолжения веселья.
Довольный своей шуткой, карлик Отто вернул мячи на землю. Он прикрыл глаза, что-то прошептал и, сжав в кулачки маленькие ладони, трижды ударил себя по коленям. Карлик Отто умел и любил колдовать. Все знали: если он вступал в игру или состязание, жди самого невероятного, самого удивительного, что запомнишь навсегда.
Оглядев быстрым взглядом гостей, карлик Отто задержал глаза на Кримхильде. А затем, будто для нее одной, повел свой дивный долгий рассказ, дав понять всем, к кому сегодня будет обращено его пророчество.
СИГМУНД
Однажды в далеком нидерландском храме, — начал свой рассказ карлик, — было торжество в честь достойной памяти принца. Богомольцев сошлось к храму великое множество, и толкотня была страшная. Неподалеку находилась лавка оружейника по имени Кото. Возле выставленного в лавке доброго товара остановился один рыцарь. По внешности было ему года двадцать два, лицом — белый, брови красивые, взгляд прямой и смелый, как у человека с несколько запальчивым нравом, волосы уложены строго и аккуратно. Одет он был в прекрасное платье, носил отличные латы. Его сопровождал слуга, подпоясанный нарядным поясом, с деревянным мечом, обитым медью. Поглядев на выставленные мечи, рыцарь сел перед ними и сказал:
— А ну, хозяин, покажи-ка вон тот меч с черной рукоятью и с гардой из старого заморского железа… шнур у него не то черный, не то синий… Кажется, добрый клинок.
— Сию минуту, — с готовностью отозвался хозяин. — Эй, кто там, подать господину чай!.. Нынче у нас в храме торжество, народ валом валит, а вы, верно, совсем замучились… — Он обтер меч. — Вот здесь отделка немного попорчена.
— Действительно попорчена, — согласился рыцарь.
— Зато клинок, как сами изволите видеть, хоть куда. Он не подведет, если будет у вас за поясом. Товар отменный, что и говорить, из хороших рук вышел… Да вот, извольте сами взглянуть.
С этими словами хозяин протянул меч рыцарю, и тот принялся его разглядывать. В старину, когда рыцарь, выбирая себе в лавке оружие, вытягивал его из ножен прямо тут же, на улице, лучше было держаться от него подальше. Что уж тут хорошего, если молодой горячий воин, распалившись душой, принимается вовсю размахивать обнаженным мечом. Но наш рыцарь был настоящим знатоком оружия. Ему даже не нужно было пробовать клинок на изгиб, чтобы определить, не пережжена ли сталь. Он прежде всего прикинул, как меч будет выглядеть за поясом, попробовал острие, осмотрел головку рукояти и все прочее, — словом, сразу было видно, что он из господ, а не из каких-нибудь простых рыцарей.
— Да, — сказал он, — вещь, кажется, весьма хорошая. Работы кузнеца Регина?
— Ну и глаз у вас! — воскликнул хозяин. — Я просто в восхищении! Мы, оружейники, тоже считаем, что это меч работы Регина. К великому сожалению, в те времена он не ставил своего клейма на изделиях.
— И сколько ты за него просишь, хозяин? — спросил рыцарь.
— Спасибо, господин, — ответил хозяин. — Запрашивать я не буду. Цена этому мечу была бы очень большая, если бы на нем, как я только что говорил, было клеймо. Но ничего не поделаешь, клейма нет, и я уступлю вам меч за десять золотых.
— Как? — удивился рыцарь. — Десять? Что-то очень уж дорого. А не уступишь ли за семь с половиной?
— Да ведь я тогда останусь в убытке! Он мне самому достался недешево…
Пока они усердно торговались, какой-то пьяница за спиной рыцаря вдруг сцепился с его слугой. Схватив слугу за шиворот, он заорал: «Т-ты как с-сме-ешь?..» — пошатнулся и упал, шлепнувшись задом о землю. Затем он кое-как поднялся на ноги, исподлобья грозно уставился на слугу и, взмахнув кулаками, принялся его колотить. Слуга терпеливо сносил побои, понимая, что тот дерется спьяна. Он уперся руками в землю и пригнул голову, бормоча извинения, однако пьяница его не слушал, свирепел все больше и бил все сильнее. Рыцарь, видя, что избивают его слугу Тото, очень удивился, вежливо поклонился пьяному и сказал:
— Я не знаю, какой проступок совершил мой слуга, но прошу у вас за него извинения. Простите его пожалуйста.
— Так этот болван — твой слуга? — вскричал пьяный. — Грубый нахал, мерзавец! Раз уж сопровождаешь рыцаря, должен, само собой, быть подле него и вести себя тише воды ниже травы! А он что? Расселся тут возле этой вот бочки, загородил всю улицу — ни пройти, ни проехать… Пришлось, конечно, ему всыпать.
— Я вас очень прошу, — сказал рыцарь, — простите этого тупицу. Я сам прошу у вас прощения вместо него.
— Иду это я себе, — продолжал пьяный, — и вдруг — бац! — натыкаюсь. Что такое, думаю, собака, что ли? А тут, оказывается, холуй этот вытянул ноги на всю улицу, а я, изволите видеть, всю одежду из-за него в пыли вывалял! Ах ты, думаю, невежа, нахал! Как ему начал давать. Может, скажешь, нельзя? А ну, подай мне его сюда, я ему еще добавлю!
— Примите во внимание, — терпеливо сказал рыцарь, — это же тупой и невежественный человек, все равно что собака. Пожалуйста, простите его.
— Вот тебе и на! — завопил пьяный. — Впервые такое слышу! Да где это видано, чтобы рыцарь разгуливал с собакой? А раз он у тебя все равно что собака, так отдай его мне, отведу его домой и накормлю крысиным ядом… Нет, как ты там ни проси, не будет ему моего прощения. Ведь как хозяин должен просить прощения за невежество своего слуги? Как положено, уперев руки в землю и низко кланяясь, и приговаривать при этом: «Признаю свою вину, очень виноват…» А ты что? Кто же просит прощения с мечом в руке? Рыцари так не поступают. Ты уж не рубить ли меня собрался?
— Да нет же, — сказал рыцарь, — я покупаю этот меч, и как раз осматривал его, когда вы схватились со слугой, вот и все.
— А мне что до этого? — сказал пьяный. — Какое мне дело, покупаешь ты или нет?
Пьяница бранился, рыцарь все пытался его образумить, а в толпе зевак, что собрались вокруг них на улице, говорили:
— Ну, сейчас подерутся…
— Что, драка?
— Ух ты, оба же рыцари, быть беде…
— И из-за чего это они?
— Да очень просто, ругаются, кому покупать меч, а кому не покупать… Вот тот пьяный рыцарь приценился первым, да цена высокая, купить не смог, а тут подходит этот молодой рыцарь и тоже стал прицениваться, ну пьяный и рассвирепел… Как, мол, смеешь, не спросясь меня, прицениваться к вещи, которую я сам хочу купить… Тут все и началось.
— Да совсем не так это было. Здесь ссора из-за собаки. Ты, мол, отравил крысиным ядом мою собаку, так отдавай мне свою, я ее тоже отравлю… Ссоры из-за собак исстари ведутся.
И вовсе не так. Эти рыцари — родственники, дядя и племянник. Вон тот, красномордый и пьяный, это дядя, а молодой красивый рыцарь — его племянник. А ссорятся они потому, что племянник не дает дяде карманных денег.
— Да нет же, просто вора поймали.
— Этот пьяница живет в подворье храма, — сказал тут один человек. — Прежде он был в вассалах короля, но потом сбился с пути, пьянствует и развратничает. Иной раз бродит с мечом наголо по городу, пугает людей, безобразничает. А то ввалится в харчевню, нальется водкой, набьет брюхо закусками, а за деньгами, говорит, приходите ко мне в подворье. Зовут этого бесчестного рыцаря Куро, он привык всюду жрать и пить бесплатно, и к молодому рыцарю, видно, пристал, чтобы тот купил ему выпивки.
— Вот оно что! Ну, другой на его месте давно уже зарубил бы этого пьяницу, да молодой рыцарь на вид что-то немощный, где уж ему рубить!
— Что вы, просто он не умеет! Рыцарь, если он не умеет драться, всегда трус.
Говорилось это все вполголоса, но некоторые слова дошли до слуха молодого рыцаря. Он так и затрясся от ярости, лицо его покраснело, будто залитое киноварью, на лбу вспухли голубые жилы. Он подошел к пьянице вплотную и сказал:
— Итак, несмотря на все мои извинения, вы не желаете покончить дело миром?
— Заткнись! — заорал пьяный. — Напугал, тоже мне! Ай-ай-ай, как же это вы, ваша милость, такой великолепный рыцарь, — не знаю только, прямой ли вы вассал дома короля или изволите принадлежать к какому-нибудь иному могучему клану, — как же это вы унизились до презрения к бедному? Ну а если я и не желаю покончить дело миром, что ты сделаешь? — и с этими словами он харкнул молодому рыцарю прямо в лицо.
Тут уж терпение молодого рыцаря лопнуло. Лицо его исказилось гневом.
— Подлая тварь! — вскричал он. — Ты посмел плюнуть в лицо рыцарю?! Ну ладно, я был с тобой учтив, я хотел разойтись с тобой по-хорошему. Не хочешь? Получай!
Рука его рванулась к рукоятке меча Регина. Миг — и блестящее лезвие сверкнуло перед самым носом пьяницы. Толпа зевак испуганно раздалась. Никто не ожидал, что этот слабый на вид юноша обнажит меч. Словно осенние листья под ветром, все бросились врассыпную, вопя и причитая, спеша укрыться в домах и переулках. Торговцы спешно позакрывали свои лавки, и кругом воцарилась тишина. Один лишь оружейник Кото, которому бежать было некуда, ни жив ни мертв остался сидеть на месте.
Куро был пьян, да ведь всем известно, что вино обнажает суть человека. Устрашенный блеском меча, он повернулся и, пошатываясь, побежал. Рыцарь бросился его догонять, бряцая тяжелыми латами. «Стой! — кричал он. — Трус! Хвастун! Позор воину, который показывает противнику спину! Стой! Вернись!» Тогда Куро понял, что ему не убежать. Он остановился, ноги его тряслись. Он схватился за облезлую рукоять своего меча и обернулся. В то же мгновение молодой рыцарь набежал на него и, пронзительно вскрикнув, глубоко погрузил меч в его плечо. Куро со сдавленным воплем упал на одно колено. Стоя над ним, молодой рыцарь вновь ударил его, разрубив левое плечо до самой груди. Двумя косыми ударами Куро был рассечен на три части. Молодой рыцарь быстро нанес точный завершающий удар и, помахивая окровавленным мечом, вернулся к лавке Кото. Рыцарь был совершенно спокоен, — ведь противник сам накликал на себя беду.
— Возьми меч, Тото, — сказал он слуге, — и смой с него кровь из этой бочки.