— Где наши сыновья? Где сыновья?
Но старуха не отвечала.
Одна из женщин взглянула в сторону леса и увидела веревку, конец которой терялся в тучах, и на веревке длинную вереницу детей, взбиравшихся на небо.
Женщина позвала других, и все побежали в лес и стали громко звать сыновей и ласково просить, чтобы те спустились назад. Но сыновья не захотели слушать и продолжали взбираться все выше и выше. Тогда матери принялись плакать и сетовать, и плача, умоляли сыновей вернуться, чтобы снова счастливо зажить с ними вместе. Но сыновья оставались глухи к мольбам и, напротив, стали взбираться еще быстрее.
И тогда женщины, видя, что просить бесполезно, сами принялись взбираться вверх по сосне, а когда сосна кончилась, стали взбираться по веревке, чтобы поскорее догнать сыновей. Мальчик, укравший орехи, подымался последним и потому последним достиг неба. Вступив на небо, он глянул вниз и увидел на веревке длинную вереницу женщин. Тогда он обрезал веревку, и женщины попадали на землю кто куда и обратились в разных животных и диких зверей.
А злые дети, в наказание за свою жестокость, осуждены с той поры ночи напролет смотреть на землю и каждую ночь вновь и вновь видеть то, что произошло с их матерями. Глаза этих злых детей и есть звезды.
Зигфрид вдруг увидел, как огромные блестящие глаза золотой змеи смотрят на него откуда-то из небытия.
— Как красиво, — прошептал он, потрясенный.
— Я кое-что расскажу тебе еще, послушай, — снова заговорила птица. — В те времена, когда люди северного края еще не знали, как пашут землю, и не умели выращивать ничего, а питались только лесными плодами, разной дичью да рыбой, жили-были в одной семье две сестры. Старшую звали Имаеро, а младшую — Денаке.
Как-то поздним вечером, взглянув на звездное небо, Имаеро залюбовалась на большую звезду. Звезда сияла таким нежным золотистым светом, что девушка не удержалась и сказала:
— Отец, какая красивая звезда!.. Как бы мне хотелось достать ее и поиграть с нею…
Отец посмеялся над странным капризом дочери и сказал, что звезда очень высоко — никому не добраться. Все же он добавил:
— Разве что, услышав твои слова, звезда сама к тебе придет, дочка.
И вот глубокой ночью, когда все уже спали, девушка почувствовала, что кто-то подошел и лег с нею. Она испугалась и спросила:
— Кто ты и чего хочешь от меня?
— Я — вечерняя звезда, я услышал, что ты зовешь меня, и пришел к тебе. Ты выйдешь за меня замуж?
Имаеро зажгла огонь в очаге и разбудила родных. И что же? Вечерняя звезда оказалась древним-древним старичком: лицо его было все в морщинах, а волосы и борода белые, как хлопок.
И увидев его в отблеске пламени, Имаеро сказала:
— Я не хочу, чтобы ты был моим мужем, ты стар и уродлив, а я хочу красивого, сильного юношу.
Старик опечалился и заплакал.
Тогда Денаке, у которой сердце было доброе и нежное, сжалилась над бедным стариком и решила его утешить. И она сказала своему отцу:
— Отец, я выйду замуж за этого человека.
И они поженились, к великой радости тихого старика.
После женитьбы старик сказал Денаке:
— Жена, я должен работать, чтобы содержать тебя, я расчищу эту землю и посею на ней добрые семена, каких еще не было.
И он пошел к реке, и обратясь к ней, произнес какие-то слова, и вошел в реку, и встал, раздвинув ноги так, чтобы воды реки проходили между ними. Река текла и, склонившись к воде, старик погружал время от времени руки в волны и набирал полные пригоршни добрых семян, плывущих вниз по течению. Так река подарила ему полезные семена овощей и злаков. Придя домой с реки, старик сказал Денаке:
— Я пойду вырубать лес, чтобы расчистить землю под посевы. Но ты не ходи смотреть на мою работу; оставайся дома и готовь пищу, чтобы, когда я приду усталый, с натруженными руками, ты смогла утолить мой голод и восстановить свои силы.
Старик — вечерняя звезда — ушел. Но он так долго не возвращался, что Денаке, испугавшись, не упал ли ее муж где-нибудь от усталости, и боясь уснуть, не дождавшись его, решила нарушить запрет и тайком ото всех отправилась его искать.
О, какая неожиданная радость!
Вместо хилого старика она увидела на свежерасчищенной поляне прекрасного юношу, высокого, статного и сильного. Тело его было все разрисованно, и на нем были такие украшения, каких в ту пору еще не знали люди. Денаке не могла удержаться: вне себя от радости она подбежала к нему и крепко обняла. Потом она повела его домой, счастливая, чтобы показать родным супруга таким, каким он был на самом деле.
Тогда-то старшая сестра Имаеро позавидовала младшей и тоже пожелала этого юношу и сказала ему:
— Ты — мой муж, ведь ты пришел ко мне, а не к Денаке.
Но отвечала ей вечерняя звезда:
— Денаке оказалась такой доброй, что пожалела бедного старика и приняла его, тогда как ты — презрела. Я не хочу тебя; одна Денаке — моя подруга.
Имаеро закричала от зависти и злобы, упала на землю и исчезла. На месте, где она упала, все увидели только птицу, черную птицу, что с тех пор каждую ночь испускает крик такой пронзительный и печальный, что заставляет дрожать случайного путника, услышавшего ее голос.
Так люди северного края научились у вечерней звезды выращивать овощи и злаки, которых не знали раньше, — закончила птица.
Зигфриду показалось необычайным то, что он понимает птичий язык.
— Отчего, милая пташка, — сказал он, — мы с тобой разные по роду, а понимаю я тебя, как если бы ты говорила со мной на одном языке?
Птица что-то просвистела, а потом сказала:
— Придет час, когда ты, Зигфрид, вырастешь и, выковав меч Грам, разобьешь им наковальню. Ты отправишься в далекий путь. Ты победишь дракона. И когда капля его крови попадет на твой язык, ты по-настоящему станешь понимать язык птиц. И тебе откроется великая тайна…
Птица вспорхнула и исчезла.
Зигфрид остался опять один на один со своей судьбой, заключенной в железном молоте, кующем волшебный меч. Но чей-то до боли знакомый голос все чаще по ночам тревожил его слух. Голос этот тихо-тихо напевал:
Молви из дали,
Мир неземной,
Милы мне стали
Встречи с тобой.
В час, когда зори вечерние тонут
И беззаботные гаснут цвета,
Лоб затененный мерцаньями тронут,
Словно сплетает венок темнота.
В бездне вселенной
Искры светил,
Трепет священный
Ты ощутил.
В час, когда лунные слезы
Скорбь пробуждают в ночной тишине,
Всюду покой, и загробные тени
На золотом проплывают челне.
Светлое пенье
Словно волна —
Взлет и паденье,
Высь, глубина.
В час, когда полночи страх всемогущий
Тихо крадется сквозь темень лесов,
В чащах кусты и древесные кущи
Шепчут задумчиво, тихо, без слов:
Поздней порою
В дебрях, в тени
Нежной игрою
Рейте, огни.
Все — в единенье, в собратстве, все рады
Руку подать, в утешение мне,
В черном пространстве мерцают лампады,
Все вековечно в родной глубине.
Молви из дали
Мир неземной,
Милы мне стали
Встречи с тобой.
Огромная золотая змея со звездным венком на голове смотрела на него из небытия материнским взглядом.
И снова всходило солнце. Как и предсказала птица, Зигфрид вырос, окреп, возмужал. И в один из дней он закончил свою работу, выковал меч Грам. Размахнувшись раз и другой, он рассек мечом наковальню кузнеца Регина. Потом внимательно огляделся кругом и спросил у колдуна:
— Что же теперь?
С трясущимися руками кузнец-колдун подошел к Зигфриду, обнял его и зашептал:
— Ты должен этим мечом убить дракона, моего брата — дракона Фафнира. Ты убьешь дракона, ты завладеешь богатством, сокровищем богов и карликов! На нем проклятье, ты избавишь это золото от проклятья, ибо ты другого рода…
— Но мне не нужно золото! — сказал Зигфрид.
Регин, странно нахмурившись, ответил:
— Ты должен убить дракона. Иначе… я убью тебя.
Спорить было больше не о чем. И Зигфрид отправился в путь.
ЗИГФРИД И ПАСТУШКА
Много прекрасных и опасных приключений поджидало Зигфрида на этом пути, прежде чем достиг он мрачной пещеры, в которой обитал дракон Фафнир.
Проходя через леса, Зигфрид наслаждался пением и сказками птиц, а также играми, танцами и беседами с прекрасными лесными феями, нимфами и пастушками.
Когда он танцевал с ними, их колокольчики, украшения и браслеты издавали очень приятные мелодичные звуки. Зигфрид казался юным троллем с зеленоватым сапфиром в глазах. В танцах Зигфрида с пастушками ярче выступала необыкновенная красота девушек. Движения их ног, то, как клали они руки друг на друга, движения бровей, их улыбки, волнующие груди, одежды, серьги, щеки, волосы, украшения — все это, в их танце и пении сливаясь вместе, казалось подобным тучам, грому, снегу и молнии. Зигфрид казался скоплением туч, а их песни были подобны грому. Красота пастушек напоминала молнии в небе, а капли пота, заметные на их лицах, казались падающим снегом. Так пастушки и Зигфрид целиком отдавались танцу.
Щеки девушек, лесных красавиц, слегка покраснели — так велико было их желание наслаждаться Зигфридом еще и еще. Чтобы удовлетворить их, Зигфрид хлопал в ладоши в ритм их пению. И весь лес, весь северный край, казалось, был заполнен пением Зигфрида:
Хотел бы для тебя я
Нарвать цветов в саду,
Но скрыла тьма ночная
Цветы, как на беду.
Я в клевер опустился
И слез сдержать не мог,
И тихо распустился
В саду один цветок.
Но лишь за ним нагнулся
В зеленый клевер я,
Как вдруг цветок качнулся:
Ты не губи меня.
Не рви меня до срока,