С потаенным перезвоном.
И с блаженным содроганьем
Пчелам внемлет он медовым,
В дальний путь своим жужжаньем
Пастуха вести готовым.
Вот минует он ворота,
Вот в саду стоит чудесном,
В ожидании чего-то
Полон счастием небесным.
И внезапная обманка, —
Ах, как сон ему слукавил, —
Появляется смуглянка,
Хоть беглянку он представил.
Отдает он ей корзину,
Стрелы, сладко заточенны…
Не от них ли я и сгину —
Он вздыхает обреченно.
И глядит в колодец темный
И таинственно дрожащий,
Ее глаз — головоломный,
Пагубный, сердцекружащий.
О пастушке возмечтавший
С чаровницей повстречался,
Лишь венки плести желавший
В женских косах заплутался.
Фея, стрелами играя,
В грудь ему одну вонзила.
Пела слаще звуков рая,
А взглянула — пошутила.
Навсегда проститься с нею
Он решил — и удалился.
Глянул издали на фею,
Затворил врата и скрылся.
Там, где гуще стали чащи,
Отрок вслед ему смеется:
Не по нраву взор горящий?
Греза с явью не сойдется?
Лишь одно прикосновенье —
И охвачен ты дурманом.
Сторожу ее владенья
Я, Эрот, малыш с колчаном.
Распознав погибель поздно,
Скрылся юноша в дубраве,
А над ним все небо звездно,
А вокруг — из сна и яви —
Голоса ему повсюду,
Мир волшебно благозвучен,
И пастух — свершилось чудо —
С нею в мыслях неразлучен.
Он цветы собрал невольно,
Разложив их со значеньем,
И отправил безглагольно
В край, объятый дивным пеньем.
И цветы рекли: была ты
В грезах золотоволосой,
Пламень страсти сжег то злато
И как уголь стали косы.
Покарай меня за это
Черной тьмой ночного взора, —
Две звезды в ночи воздеты,
И зайдут они нескоро.
И, не вымолвив ни слова,
Снова он предстал пред нею.
Ее взоры не суровы,
Не назвать гордячкой фею!
Но увы! Мужчина в келью
Дерзко вторгся к чаровнице —
А в глазах ее веселье
Пуще прежнего искрится.
Весь оружием увешан,
Весь рубцами изукрашен —
Чистый рыцарь! Хоть и грешный,
Но волшебнице не страшен.
Час триумфа для героя!
По цветам идет державно.
По цветам ступает, кои
Пастушок собрал недавно.
И пастух спешит подале, —
Для троих в светлице душно, —
И смуглянка без печали
Говорит ему радушно:
Пропадать и впредь не надо
Без ответа и привета.
Приходи, я буду рада
Знать значение букета.
И пастух сказал: Святая,
Пусть не мне ходить в героях,
Но опять приду когда я,
Будь добра, прими обоих!
Девушки были так поглощены пением Зигфрида и Аттованда, что почти забыли про себя; волосы их распустились, одежды пришли в беспорядок.
Пока они пребывали в таком отрешенном состоянии, почти в безумии, там появился демон, один из хранителей сокровищ, которые охранял сам дракон Фафнир. Этого демона звали Кувера. Появился он на пути Зигфрида, конечно же, с одним намерением — погубить сына славного короля Зигмунда, не дав ему продолжать путь к пещере дракона Фафнира.
Демон Кувера обернулся прекрасным рыцарем и забрал девушек, сопровождавших Зигфрида и Аттованда, и повел их за собой на север. Он приказывал им, будто был их властителем и супругом, несмотря на присутствие Зигфрида и Аттованда. Силой уводимые девушки стали звать Зигфрида и Аттованда на помощь. Оба доблестных рыцаря, схватив мечи, немедля бросились им вдогонку.
— Не бойтесь!
— Не бойтесь! — кричали они девушкам. — Мы сейчас расправимся с демоном!
Они очень скоро настигли демона Куверу. Сочтя, что Зигфрид и Аттованд слишком сильны вдвоем, демон оставил девушек и бросился прочь в страхе за свою жизнь. Но Зигфрид не позволил ему убежать. Он поручил девушек заботам Аттованда и устремился вдогонку за Куверой. Зигфрид хотел забрать с головы демона драгоценный камень, напоминающий морскую раковину. Скоро Зигфрид поймал его, ударил по голове кулаком и убил. Затем он взял драгоценный камень и вернулся. В присутствии девушек он подарил драгоценный камень королю Аттованду и сказал:
— Дорогой Атли-Аттованд, прежде, чем мы простимся с тобой и разойдемся в разные стороны, ведь у тебя и у меня, у каждого из нас, свой путь… прими этот камень, как знак связующей нас дружбы. Связь наша очень крепка, я это чувствую… И наверное, ты, Аттованд, чувствуешь тоже. Богу было угодно, чтобы мы встретились с тобой. Пускай помогает тебе этот волшебный камень и убережет от опасностей и проклятий!
Зигфрид крепко обнял своего друга, и, простившись с девушками, оба рыцаря разошлись в разные стороны.
Не знал тогда Зигфрид, при каких необычных обстоятельствах придется еще раз услышать ему имя славного Аттованда-Атли и понять глубокую связь их судеб.
ЗОЛОТОЙ БЫК
Двигался ли Зигфрид дальше или нет, плыл ли, говорил ли он, или не он, думал ли, грезил ли, или грезили лучащиеся во сне своды судьбы, грезило недостижимое, неисчерпаемые своды света, то вдруг зловеще застывшие, зловеще стынущие и неподвижные, недвижно влившиеся в кристальные каскады света… То были своды непостижимой его души, сотканной из грез и сна, как и все, что его окружало, как и весь облик той северной части земли, словно утопавшей в гигантском кольце озера, где лишь на мгновение раскрывались острые шпили дворцов, замков и башен. Выступали на поверхность и снова, коснувшись утреннего солнца, тонули в кольце сна. Зигфрид, как и вся история его края и его рода, был соткан из этого непостижимого красивого сна. И поэтому то, что приходило к нему во сне или в грезах, в самых необычных обстоятельствах, казалось особенно значительным, исполненным особого смысла, значения и тайны.
Сверкающий, непроницаемый, недвижный и необозримый, простирался вокруг него звенящими голосами сон, сверкающий бедою, коей подвластны и боги, неотвратимый, всеобъемлющий, упраздняющий творенье, сплавлены друг с другом добро и зло, нет числа переплетеньям, нет конца лучистым дорогам, и неземной был свет.
Ничто не вспоминалось и все же целиком было воспоминаньем, погруженным в зловещий и прекрасный свет без святости и без тени, свет неразличенья, свет непреодолимого пограничного пространства, погруженным до самых глубин воспоминанья в переливчато-недвижную пограничную игру судьбы, границу которой, однако, можно переступить, должно переступить, как только игра исчерпает себя, исчерпает до последних глубин.
Взошло солнце. Впереди забелели скалы.
— Эй, рыбак! — окликнул Зигфрид кого-то, кто качался неподалеку в небольшой лодке.
— С нами крестная сила! — ответил человек. — Я думал, что ты — призрак.
Лодка причалила к пустынному берегу. Человек ступил на землю. Поклонился Зигфриду.
— Чья это земля? — спросил Зигфрид.
Рыбак улыбнулся, прищурился и ответил:
— Здесь был город Кэр-Ис.
— Кэр-Ис?
— Да.
— Но где же он теперь? — удивился Зигфрид.
— Видишь ту кучу камней на берегу?
— Вижу. Впереди — лев, потом — конь…
Рыбак засмеялся, обнажив редкие зубы.
— Никакого там нет коня, а просто — камни. И в камнях заводь. Туда летом заплывают самые жирные крабы. Вот там, говорят, и ходит каждый сочельник Святой Гвеннолэ.
— Гвеннолэ? — прошептал Зигфрид, пытаясь понять смысл этого имени.
— Ну, а тебя откуда Бог занес? — улыбался рыбак.
— Я издалека, — ответил Зигфрид, — из королевства славного отца моего Зигмунда.
— Не слыхал что-то, — рыбак пристально рассматривал Зигфрида.
— Ведь здесь недалеко Аберврак? — спросил Зигфрид.
— Ну да, монастырь…
— Так если идти мимо монастырского сада — к колодцу, оттуда в горы, через лес…
— Хватит, — внезапно прервал его рыбак, — сам-то ты кто? Как твое имя?
— Зигфрид.
— Ты рыцарь?
— Да.
— Не верю! — рыбак явно провоцировал Зигфрида обнажив меч. И горячая молодая кровь ударила в голову королевского сына.
— Я докажу тебе, что это правда! Берись за меч!
Как только Зигфрид нанес первый удар, его противник стал просить пощады.
— Постой, Зигфрид, — закричал он, — я не хочу, чтобы ты зарубил меня, как когда-то твой названый отец рыцарь Сигмунд, зарубил твоего деда — брата дракона. Спрячь меч, доблестный воин! Я укажу тебе путь! Я знаю, ведь ты идешь к пещере дракона Фафнира, это брат моей матери. Он строго-настрого приказал мне запутать тебя в лабиринте скал, чтобы ты встретил здесь свою смерть вместо золотых сокровищ.
— Вот как! — удивленно воскликнул Зигфрид.
— Послушай меня, Зигфрид, я старше дракона Фафнира и потому мне известно больше, нежели ему, хотя он приходится мне дядей. Так вот, я знаю, ты убьешь Фафнира мечом работы кузнеца Регина. Но золотые сокровища принесут тебе не мало страданий. Лучше утопи их глубоко-глубоко в море, чтобы никто из смертных не знал о месте их захоронения.
Зигфрид усмехнулся.
— По правде сказать, мне совершенно не приходило в голову забирать с собой проклятое золото. Я лишь выполняю то, что велел мне Господь.
Рыбак, посмотрев в сторону одинокой скалистой вершины, упирающейся в поднебесье своей острой пикой, сказал:
— Неподалеку ожидает тебя смерть. Но если тебе удастся избежать ее, может быть, все обойдется. А теперь ступай вот по этой горной тропе, — и рыбак махнул рукой в сторону восточного склона непрерывающейся скалистой гряды.