А одна ласточка добавила:
— Следуй за нами, сын Зигмунда, мы покажем тебе, где спрятаны сокровища Андвари.
Зигфрид вспомнил недавний свой сон, перекрестился и пошел за ласточками. Рядом с широкой и глубокой норой, служившей жилищем дракону Фафниру, находился небольшой песчаный холм. Ласточки подлетели к нему и хором воскликнули:
— Копай здесь, Зигфрид, копай здесь!
Юноша послушно раскинул мечом песок и невольно замер на месте. Перед ним, ослепляя глаза своим блеском, возвышалась целая груда золотых слитков, среди которых лежало маленькое, но искусно сделанное кольцо. Оно-то и приковало к себе внимание Зигфрида. Юноше казалось, что он никогда и нигде не видел ничего более прекрасного.
— Не трогай кольцо! Бери золото, но не трогай кольцо! Это Андваранаут, на нем лежит проклятье! — перебивая друг друга, взволновано щебетали ласточки.
Но Зигфрид, не слушая их, уже надел кольцо на палец.
— Ах, он взял Андваранаут, он погибнет! — горестно воскликнули птицы.
— Все мы когда-нибудь погибнем, — улыбаясь ответил молодой богатырь, и оглядевшись вокруг, пронзительно свистнул.
Издали послышалось громкое ржание, и через минуту к юноше галопом подскакал Грани, все еще пугливо поводя ушами и раздувая ноздри: он чуял запах дракона.
Зигфрид отвязал от седла уже заранее приготовленные Регином большие кожаные мешки — гном вез эти мешки из самой Дании, наполнил их золотом и взвалил на спину своего жеребца. Они были намного тяжелее трех закованных в броню воинов, и юноша, боясь что Грани не выдержит такого груза, решил идти пешком. Он взял коня под уздцы, но тот не двинулся с места.
— Ну, пойдем же, Грани, пойдем, — уговаривал его Зигфрид, не понимая, в чем дело.
Умное животное резким движением вырвало из рук узду и повернулось к нему боком, словно приглашая сесть в седло. Удивленный юноша исполнил его желание, после чего могучий конь, радостно заржав, крутой рысью помчался вперед.
— Молодец, Грани, ты достоен своего хозяина! — ласково сказал Зигфрид, поглаживая шею скакуна.
В это время одна из ласточек опустилась на его правое плечо и шепнула ему в самое ухо:
— Брат мой, к югу отсюда, между страной Франков и страной Готов, на вершине горы Хиндарфьялль, стоит шатер, и в нем спит прекраснейшая девушка на свете. У нее темно-синие глаза и густые каштановые волосы. Она ждет тебя, о Зигфрид!
— Не слушай ее, брат мой, — прошептала другая ласточка, садясь на его левое плечо. — Ты слушай то, что скажу тебе я. Далеко к югу от Гнитахейде есть страна, которой правил король Гьюки. У него осталась дочь — прекрасная Кримхильда, а сам он умер. У нее белокурые волосы и глаза цвета северного неба. Ты будешь ее мужем, о Зигфрид!
— Хорошо, хорошо, ласточки. Я увижу и ту и другую, — смеясь, отвечал Зигфрид.
И он повернул Грани на юг.
БРУНХИЛЬД
Снова дремучими лесами, потом полями, долинами рек, и наконец, невысокими, каменистыми горами ехал Зигфрид, к горе Хиндарфьялль, держа путь между землей франков и землей готов. На восьмой день он заметил вдалеке гору выше и круче других, на самой вершине которой, как будто, горел большой костер и время от времени доносилось, казалось, из самого пламени гортанное гулкое эхо. Юноша погнал Грани вскачь и, подъехав ближе, увидел шатер, сложенный из больших блестящих щитов, ярко сверкавших в лучах солнца. «Уж не спит ли в нем та девушка, о которой мне говорили ласточки?» — подумал Зигфрид. Он спрыгнул с коня, и, оставив его внизу, стал быстро подниматься в гору. Ее склоны были обрывисты, а порою почти отвесны, но юноша, хватаясь руками за уступы скал, продолжал смело лезть вверх и вскоре добрался до самого шатра. Однако, к своему удивлению, он нашел в нем не девушку, а воина в высоком золоченом шлеме, броне и кольчуге. Тот лежал на простой деревянной скамье, и закинув руки за голову, крепко спал. «Видно, ласточки меня обманули, — сказал сам себе Зигфрид, — или обещанная ими девушка ждет меня где-нибудь в другом месте?»
— Проснись, друг! — крикнул он, хлопнув воина по плечу. — Проснись, пора вставать!
Но тот даже не шевельнулся.
— Крепко же ты спишь, — сказал Зигфрид и резким движением стащил с него шлем.
В то же мгновение к его ногам упали золотистые волны густых каштановых волос. Воин оказался девушкой. Затаив дыхание, и все еще держа в руках шлем, Зигфрид наклонился над спящей и взглянул ей в лицо.
— Нет, я ошибся, ласточки мне не солгали, — прошептал он. — Сама богиня любви Фрейя, наверное, не так красива, как ты. Но как же мне тебя разбудить?
После некоторого раздумья он попытался снять с девушки панцирь, но его застежки проржавели и не поддавались усилиям юноши. Тогда Зигфрид вытащил из ножен Грам и быстро, но осторожно, чтобы не поранить лежавшую перед ним красавицу, разрезал им ее латы, кольчугу, наколенники и нарукавники. Тяжелые доспехи с глухим звоном упали на камни. Одновременно бледные веки спящей дрогнули. Огромные темно-синие глаза с удивлением взглянули на юношу.
— Кто ты? — спросила девушка, поднимая голову.
— Я Зигфрид, сын Сигмунда, покойного короля франков.
— Покойного короля франков? — переспросила девушка. — Долго же я спала! Когда я заснула, он был безбородым юношей. А ты, Зигфрид, наверное, великий герой?
— Я еще слишком мало живу на свете. Хотя мой род происходит издавна… и как я знаю… от вольных птиц — королей. Деда моего звали Вольсунг, — волнуясь, произнес Зигфрид.
— Вольсунг… вольная птица… — повторила за ним девушка, точно эхо.
— Меня воспитывала сама богиня птиц, Бхуми, — Зигфрид поднял глаза к небу, точно прося помощи у птиц, которые не замедлили тотчас появиться.
— Бхуми, богиня птиц, — шептала девушка, вглядываясь и вслушиваясь в самое сердце Зигфрида.
— Да, — улыбнулся он.
— Бхуми… твоя мать… моя мать… я из рода птиц… лебедей… — вспоминала девушка, прислушиваясь к звенящим высоко в небе птицам.
Они щебетали весело и задорно:
— Бхуми!
— Бхуми!
— Ты сын!
— Ты дочь!
— Бхуми!
— Твоя мать!
— Его мать!
— Брат!
— Сестра!
— Бхуми!
— Так — ты — лебедь? — спросил взволнованный Зигфрид, протягивая к девушке руки, сам того не замечая. — Как же ты попала сюда, на эту гору?
Девушка засмеялась и оправила на себе слежавшееся под броней платье.
— Вот и поцеловал ты меня… и я проснулась… хотя и так знаю, что ты смел, — сказала она. — Разбудить меня должен был самый храбрый человек на свете.
— От которого восстановится род птиц!
— Королей птиц, — щебетали птицы.
Девушка на мгновение задумалась. Но потом вдруг потянулась к Зигфриду и замерла в его объятиях.
— Я валькирия Брунхильд, — с улыбкой отвечала красавица, — и в те годы, когда твой дед, Вольсунг, был еще в цвете лет и сил, не раз сражалась рядом с ним на коне Грани, хотя он меня и не видел. Да, Зигфрид, во многих битвах принимала я участие и, покорная воле Бога Одина, поражала насмерть тех, кого он решил забрать к себе в Валгаллу. Но вот однажды воевали друг с другом два короля. Один из них, его звали Гиальгуннар, был уже пожилой и опытный воин, другой Агнар, был молод, хорош собой и совершал свой первый в жизни поход. Я не знаю почему, но Один за что-то любил старого короля и обещал ему свою помощь.
«Послушай, Брунхильд, — сказал он мне, — ты отправишься на землю и будешь сражаться на стороне Гиальгуннара. Когда же его враг падет, ты принесешь его ко мне в Валгаллу».
«Хорошо, все будет сделано так, как ты сказал», — отвечала я и послушно полетела выполнять его поручение.
Однако, Зигфрид, когда я увидела Агнара, мужественно бившегося со своим искусным противником, мне стало жаль этого славного юношу, которому боги отказали в защите.
«Почему в Валгаллу должен уйти тот», кто еще не изведал жизни на земле, а остаться тот, кому эта жизнь уже наскучила?» — подумала я. И тут, Зигфрид, моя рука как-то сама собой поднялась и вместо того, чтобы поразить молодого короля, поразила старого. Агнар одержал победу, дружина его врага разбежалась, а я, захватив с собою тело Гиальгуннара, поднялась с ним в Валгаллу. Ах, Зигфрид, если бы ты видел, в каком гневе был Один, когда увидел меня с моей ношей! «Ты посмела ослушаться воли богов, дерзкая! — прогремел он. — С этого часа ты больше не валькирия! Ты сегодня же отправишься к людям и выйдешь замуж за того, кого мы тебе выберем».
«Я отправлюсь к людям, о великий, — ответила я, — и выйду там замуж, но клянусь тобой, клянусь всеми богами, клянусь ясенем Игдразилем и священным источником Урд, что моим мужем будет лишь тот, кто еще ни разу не изведал чувство страха».
Услышав мои слова, Один рассердился еще больше и изо всех сил вонзил в землю свое копье.
«Ты надеешься перехитрить богов, Брунхильд! — воскликнул он. — Ты думаешь, что никогда не выйдешь замуж, потому что такого человека нет на свете, но ты ошибаешься. Придет день, и он родится. А чтобы ты не состарилась до этого времени, ты будешь спать, спать, пока он сам не разбудит тебя».
Я испугалась и обрадовалась, а старейший из Асов, помолчав немного, добавил с недоброй усмешкой: «Я сказал, что он тебя разбудит, но не сказал, что он будет твоим мужем, Брунхильд. Боги не помогают тем, кто непокорен их воле».
После этого Один привел меня сюда, в этот шатер, и уколол шипом волшебного терновника, который усыпляет на долгие годы. Вот почему я здесь, Зигфрид, и вот почему я знаю, что ты храбрей всех на свете… Я много раз рождалась, об этом мне рассказывала в детстве моя мать… Твоя мать… Богиня птиц… Бхуми… — девушка вздохнула. — Я многое узнала от нее, Зигфрид, вот послушай, я расскажу тебе о далеких птичьих краях.
Бог грома Тор еще не вернулся из далеких краев, где он продолжал воевать с Гримтурсенами, когда Хеймдалль, стоя на страже у радужного моста, увидел, как к воротам птичьего Асгарда приближается какой-то великан.
Сбежавшиеся на его зов Асы уже собирались было позвать Тора, но потом, видя, что великан безоружен, решили сначала спросить у него, кто он такой и чего ему от них нужно.