В тот же вечер старая королева вышла из замка и ушла далеко в лес. Она вернулась только к ночи, скрывая под плащом пучок каких-то трав, и сразу же прошла к себе в спальню, приказав служанкам оставить ее одну. Всю ночь из покоев Уты разносился пряный запах неизвестного зелья и слышалось монотонное зловещее бормотание. А наутро одна из служанок заметила над изголовьем своей повелительницы небольшой глиняный сосуд, который королева тотчас же поспешно спрятала.
После полудня в замок начали съезжаться многочисленные гости, которых созвал Гунтер, желая получше отпраздновать победу над врагом, и к заходу солнца пиршество уже было в полном разгаре. На самом почетном месте сидел Зигфрид. И хозяева и гости осушили в его честь не один рог с медом, но сам богатырь пил мало и был молчаливей, чем обычно. Он думал о Брунхильд. Прошло около пяти месяцев с тех пор, как они расстались, и приближался срок, когда он должен был отправиться за ней ко двору короля Аттованда-Атли.
«А может быть, — говорил себе юноша, — Брунхильд меня уже забыла или Атли нашел ей другого мужа?»
— О чем ты задумался, Зифгрид? — прозвучал рядом с ним чей-то сладкий голос, и он увидел королеву Уту, протягивающую ему рог с медом.
— Выпей за счастье нашей семьи, отважный и великодушный сын Сигмунда, — сказала она, ласково улыбаясь. — Выпей за то, чтобы боги благоволили к нам так же, как они благоволят к тебе, счастливейший из смертных.
Боясь обидеть ее, Зигфрид взял рог и, поднявшись во весь рост, выпил его одним духом. «Какой странный вкус у этого меда» — подумал он, но в тот же миг в голове у него так зашумело, что он поспешил снова сесть на свое место.
— Что с тобой? — спросил Гунтер, наклоняясь к нему.
— Ничего, — отвечал юноша. — Просто у меня закружилась голова.
— Хорош же у нас мед, если он может свалить с ног даже такого богатыря, как ты! — засмеялся Гьюкинг.
Но Зигфрид не ответил на его смех. Он чувствовал, что забыл что-то очень важное, и не мог припомнить что.
Стоя поодаль, Ута со злорадной усмешкой на бледных старческих губах несколько минут молча смотрела на его озабоченное лицо, а потом приказала слугам позвать дочь.
— Поднеси Зигфриду мед, дитя мое, — сказала она девушке, когда та явилась, и подала Кримхильде второй рог.
Опустив глаза Кримхильда нерешительно приблизилась к богатырю.
— Выпей этот мед, Зигфрид, — еле слышно проговорила она.
Молодой Вольсунг поднял голову, и их глаза на мгновение встретились.
«Какая же она красивая!» — пронеслось в голове у Зигфрида. — Удивительно красивая! А я почти пять месяцев не обращал на нее внимания! Хотя, может быть, это и есть то, о чем я забыл?»
— Спасибо, Кримхильда, и будь счастлива, — сказал он вслух, беря у нее из рук рог.
— Будь счастлив и ты, — ответила девушка.
Их глаза встретились снова, и, когда Кримхильда возвращалась к матери, ее лицо впервые за последние несколько месяцев было довольным и радостным.
Прошло еще несколько дней, Зигфрид уже не вспоминал больше о Брунхильд. Теперь ему казалось, что он из Гнитахейде приехал прямо сюда, а когда однажды Гунтер спросил у него, зачем он едет к Атли-Аттованду, юноша был очень удивлен.
— Я? К Атли?! — воскликнул он. — Разве я собирался к нему ехать? Нет, Гунтер, я останусь у вас пока. Скажи лучше, чтобы ты ответил, если бы я посватался к твоей сестре, Кримхильде?
Услышав это, Гьюкинг в восторге схватил его за руку и увлек за собой. Так они проследовали через весь замок и наконец оказались на женской половине.
— Мать! — громко объявил Гунтер, подводя к Уте молодого Вольсунга. — Мой названый брат просит руки вашей дочери. Что вы на это скажете?
— Я очень рада, Зигфрид! — поспешно воскликнула королева, — и мне кажется, что и дочь моя будет рада. Позови сестру, Гунтер!
Гьюкинг стремительно бросился за Кримхильдой и тут же привел ее, счастливую и смущенную.
— Зигфрид просит твоей руки, — сказала ей Ута. — Согласна ли ты стать его женой?
— Я была согласна раньше, чем он попросил вас об этом, — тихо отвечала Кримхильда и поспешно отвернулась.
— Ну как, Гунтер, разве я была не права? — засмеялась королева, оставшись наедине с Гунтером. — Вот видишь, Зигфрид сам посватался к твоей сестре.
— Да, ты права, — согласился Гунтер. — А все-таки, — со вздохом добавил он, — здесь таится какой-то обман. А где есть обман, не может быть счастья, и я боюсь за свою сестру и Зигфрида, мать!
За окном тихо вскрикнула птица и жалобно запела:
Молви из дали,
Мир неземной,
Милы мне стали
Встречи с тобой.
В час, когда зори вечерние тонут
И беззаботные гаснут цвета,
Лоб затененный мерцаньями тронут,
Словно сплетает венок темнота.
В бездне вселенной
Искры светил,
Трепет священный
Я ощутил.
В час, когда лунные слезы и пени
Скорбь пробуждают в ночной тишине,
Всюду покой, и загробные тени
На золотом проплывают челне.
Светлое пенье
Словно волна —
Взлет и паденье,
Высь, глубина.
ЖЕНИТЬБА ГУНТЕРА
Со дня свадьбы Зигфрида и Кримхильды прошло не более года, когда старая королева Ута тяжело заболела и скончалась. Перед смертью она приказала позвать к себе своего любимца Гутторна и о чем-то долго с ним говорила, после чего тот стал еще более скрытный, чем прежде.
А дружба Зигфрида с Гунтером, который после смерти матери был провозглашен королем, становилась еще крепче.
— Тебе незачем возвращаться в Данию, — сказал Гунтер однажды, — пока ты живешь в нашей стране, ею правят два короля. Да и для нее это лучше, — улыбнулся он, — потому что со дня битвы с готами ни один враг не осмеливается напасть на страну, которую ты защищаешь. Правда, у тебя нет собственного королевства, но я не женат, Хогни тоже, и твои дети наследуют наше королевство.
— А почему бы тебе не жениться? — спросил его Зигфрид. — Неужели тебе не хочется иметь детей, которым бы ты смог передать свое имя?
— Говоря по правде, я и сам давно об этом подумываю, — отвечал Гунтер, но не знаю, на ком остановить свой выбор.
— Послушай, Гуннар, — сказал младший Гьюкинг, — только что из страны гуннов приехал путник. Он рассказал, что король Атли-Аттованд хочет выдать замуж свою сестру, которая по слухам, так прекрасна, что ни одна красавица не может с ней сравниться. Но она дала богам клятву, что мужем ее будет самый смелый человек на земле, и окружила свой замок стеной из огня. Тот, кто сумеет туда пробраться, станет шурином короля Атли-Аттованда.
— Вот бы тебе к ней посвататься, Гунтер, — заметил Гутторн с хитрой усмешкой. — Ведь ты, наверное, не побоишься пройти через пламя.
— Скажите лучше, как зовут эту красавицу? — взволнованно спросил Гунтер, вспоминая о прошедших временах, когда Зигфрид рассказывал ему о какой-то девушке, сестре короля Аттованда, на которой он собирался жениться.
— Ее зовут Брунхильд, — отвечал Гутторн, искоса поглядывая на Зигфрида.
— Брунхильд? — повторил молодой Вольсунг, невольно вздрогнув. — Мне знакомо это имя, но я не могу припомнить, где я его слышал.
Гунтер опустил голову, но вдруг неожиданная радостная улыбка озарения появилась на его лице:
— Где ты его раньше слышал, теперь мы с тобой — братья, Вольная птица, и тебе придется слышать это имя гораздо чаще! — засмеялся Гунтер. — Я твердо решил жениться на этой недоступной деве, Зигфрид! И для этого пройду хотя бы сквозь три огненные стены. Не поедешь ли ты со мной вместе к Атли?
— Охотно! — воскликнул Зигфрид. — Я очень хотел бы побывать у этого могущественнейшего короля и еще больше хочу, чтобы ты добился руки Брунхильд. Когда ты хочешь ехать?
— Завтра же, — сказал Гунтер, вставая. — Надо торопиться, чтобы нас кто-нибудь не опередил.
— Разрешите и мне вам сопутствовать, — попросил Гутторн. — Я тоже хочу побывать у Атли, а Хогни будет тем временем охранять замок.
— Хорошо, — промолвил молодой король, который хотя и не любил Гутторна, не хотел его обидеть. — Я согласен и оставлю в замке одного Хогни-Гернота. А теперь прощайте, я иду собираться в дорогу.
«Брунхильд, — снова и снова повторял про себя Зигфрид, — Брунхильд… Мне очень кажется, что я забыл что-то очень важное, но что, не могу припомнить».
Где-то рядом запела птица:
Путь пилигрима
К вершинам, вдаль,
Где сладким жалом
Станет печаль;
Являя небо,
Внушил мне склон,
Что для восторгов
Там нет препон.
В бессмертной жизни,
Вечно любя,
Смотрю оттуда
Я на тебя.
На этой вершине
Сиянью конец —
Дарован тенью
Прохладный венец.
С любовью выпей
Меня скорей,
И я почию
В любви моей.
АСГАРД
Большая луна плыла вдоль разорванных облак.
То здесь, то там вставали возвышения, поросшие молодыми березками.
Виднелись лысые холмы, усеянные пнями.
Иногда попадались сосны, прижимавшиеся друг к другу в одинокой кучке.
Дул крепкий вечер, и деревья махали длинными ветками.
Зигфрид сидел у ручья и говорил:
«Как?.. Еще живо?.. Еще не уснуло?»
«Усни, усни… О, разорванное сердце!»
И ему в ответ раздавался насмешливый хохот: «Усни… Ха, ха… Усни… Ха, ха, ха…»
Это был грохот великана. Над ручьем он увидел его огромную тень…
И когда он в испуге поднял глаза к шумящим, мятежным вершинам, из сосновых вершин глядел на него глаз великана.
Зигфрид сидел у ручья и говорил:
«Долго ли, долго?..»
И ему в ответ раздался насмешливый хохот.
Это был грохот великана. Над ручьем стояла его огромная тень…
И когда он в испуге поднял глаза к шумящим вершинам, меж сосновых вершин кривилось лицо великана…