Зигмунд вошел в свой дом, окинул влажным от переполняемых его эмоций взглядом вестибюль…, свой застекленный шкаф, где висело его пальто из светло-зеленого габардина…, полки, на которых лежали его пенсне, обручальное кольцо с выгравированным именем жены и салфетка с их свадьбы, а затем привычно направился в комнату, где находился его кабинет. Обойдя ограждение, он подошел к своему рабочему столу, нежно проведя рукой по стоявшим на нем любимым статуэткам. Трогательно улыбнувшись, он погладил иголки бронзового дикобраза, притаившегося на краю стола, и осторожно прикоснулся к своим очкам в тонкой, круглой оправе. Опустившись на кожаное кресло с причудливой спинкой в виде человеческой фигуры, он, как в старые времена, развернулся боком и, перекинув ноги через подлокотник, закинул за голову руки и блаженно закрыл глаза. С чувством выполненного долга, Дэвид остался стоять в стороне, удивляясь отсутствию людей в доме. Впрочем, появление еще одной живой души не заставило себя долго ждать. Шаркая, в вестибюль вошла смотрительница музея – старушка преклонных лет. Наткнувшись на стоящего у кабинета Дэвида, она скрипучим голосом вежливо обратилась к нему:
– Извините, но музей сегодня уже закрыт… Что вы делаете?! – тут же возмущенно взвизгнула она, заметив пожилого наглеца, оккупировавшего кресло Фрейда.
– Немедленно покиньте комнату, иначе…
Внезапно гневная речь оборвалась, и в комнате раздался глухой стук.
– Что-то произошло? – спокойно поинтересовался Зигмунд, не открывая глаз.
– Кажется… она шлепнулась в обморок… – растерянно промямлил Дэвид, наклонившись над старушкой.
– Посмотрите на кухне. Где-то там должен быть аммиак, – невозмутимо распорядился Зигмунд, даже не думая открыть глаза и встать с кресла.
К счастью, старушка вскоре зашевелилась и заохала.
– О господи! – настороженно приподняла голову смотрительница, проверяя, не померещился ли ей призрак.
– С вами все в порядке? – заботливо спросил Дэвид, помогая ей встать на ноги.
– Вы его видите?! – вцепившись в его руку, она заклинающим взглядом впилась в него, будто умоляя рассеять ее сомнения.
– Вижу, – испуганно признался Дэвид. – Но вам не стоит бояться!
– Прошу извинить нас за столь внезапный визит. – Зигмунд опустил затекшие ноги с подлокотника вниз и, поднявшись с кресла, направился к пострадавшей.
– Эммануил, – представился он не своим именем. – Эммануил Фрейд.
– Боже… – простонала смотрительница. – Как вы похожи на Зигмунда Фрейда! – все еще не веря своим глазам, она понемногу стала приходить в себя.
– Действительно! – радостно подтвердил Зигмунд. – Мне об этом часто говорили! – он хитро посмотрел на Дэвида, пытающегося скрыть свое восхищение находчивостью Зигмунда.
– Так вы, значит, родственник Фрейда! – облегченно вздохнула смотрительница музея.
– Да…, дальний… – ненадолго задумался старик. – Фрейд был двоюродным братом моему прадеду. Хотя мой прадед был старше Фрейда на двадцать лет. Отец Фрейда женился во второй раз, когда мой прадед был уже юношей. То есть мой прадед приходился сыном племянника отца Фрейда. В общем, путаное это дело! – отчаявшись разобраться в хитросплетении родственных связей, махнул рукой Зигмунд.
– Удивительно! – старушечьи глазки заблестели фанатичным огнем.
– Музей закрыт, – на этот раз несколько восторженно повторила она. – Но для вас я сделаю исключение! – великодушно произнесла старушка, задрав кверху седую голову.
– Хотите, я покажу вам дом вашего… эээ?
Она беспомощно посмотрела на гостя, так и не разобравшись, кем же в итоге приходился ему великий психоаналитик.
– Дальнего родственника, – избавил ее от мучений Зигмунд.
– Да, – хлопнула она ртом и обвела рукой помещение. – Это последнее пристанище Фрейда! Здесь он обрел свой приют! Как он сам сказал: «Я приехал сюда, чтобы умереть в свободной стране!».
Ее иссохший крючкообразный палец торжественно пополз вверх. Зигмунд сосредоточился. Начало повествования ему понравилось.
– Несмотря на то что Фрейд прожил и проработал более сорока лет в Вене, на улице Бергассе 19, а в Лондоне ему выпало прожить всего лишь один год, именно здесь, в этом доме сохранилась вся аура его жизни. Во многом благодаря его вещам и коллекциям, которые он сумел сюда перевести, – поведала старушка двум джентльменам.
– Доктор Фрейд был заядлым коллекционером и всю жизнь собирал статуэтки и диковинные вещицы. В доме хранятся собранные им коллекции восточных, греческих и римских древностей. Кроме того, в его обширной библиотеке представлены самые разнообразные авторы… Гете, Шекспир, Гейне, Мультатули, Франс… Как говорил сам Фрейд, поэты и философы описывали бессознательное еще до того, как этим явлением заинтересовалась наука. Метод психоанализа лишь систематизировал знания о бессознательном, которые давно были известны поэтам…
Смотрительница внимательно посмотрела на своих нежданных посетителей и, убедившись, что оба с неподдельным интересом следят за ее повествованием, продолжила:
– Конечно же этот музей, в известном смысле, место паломничества… но все-таки люди приходят сюда далеко не затем, чтобы полюбоваться коллекциями Фрейда, а чтобы с их помощью заглянуть в его подсознание… – поделилась она своими наблюдениями и подвела джентльменов к столу.
– Взять, к примеру, его коллекцию статуэток. Для Фрейда они были чем-то особенным, иначе он не держал бы их перед собой на письменном столе. Он относился к ним как к своим друзьям, окружил себя ими и часто с ними разговаривал. Посмотрите хотя бы на эту статуэтку! – обратила она их внимание на небольшую фигурку богини Афины. – Она выглядит очень незначительной, но сам факт того, что она стоит в самом центре стола, показывает, насколько она важна была для Фрейда! Когда он покидал Вену, то еще не был уверен, удастся ли ему перевезти все свои вещи, и тогда его приятельница, принцесса Мари Бонапарт, тайно вывезла именно эту фигурку Афины. На пути из Вены в Лондон Фрейд остановился в Париже, где принцесса отдала ему статуэтку, таким образом Афина первой приехала вместе с ним сюда. Почему именно Афина была так дорога Фрейду? – задалась логичным вопросом старушка. – Возможно, она импонировала ему как образ сильной женщины. А может, ему нравился тот факт, что она родилась без участия матери, прямо из головы своего отца Зевса… Такое исключительно духовное появление на свет как будто бы повторила и младшая дочь Фрейда Анна… – предположила смотрительница и остановила взгляд на «Эммануиле». Тот удивленно повел бровью и кивнул, словно вполне допускал такую интересную интерпретацию.
– Вы знаете… – гордо сообщила смотрительница. – Анна Фрейд, ставшая продолжательницей великого дела своего отца, была хранителем его памяти и прожила в этом доме сорок четыре года… Мне посчастливилось знать ее лично…
– Правда? – воскликнул Зигмунд.
– Да! – мельком улыбнувшись, похвасталась та. – Мы были почти соседями… Я часто бывала у нее в гостях. Люди очень хорошо относились к мисс Фрейд… Она была очень энергичным и занятным человеком… Основала Хэмпстедскую клинику – первое учреждение для лечения детей методом психоанализа, а также она занималась развитием в Лондоне детских терапевтических курсов… Она никогда не была замужем и не имела собственных детей, потому что была полностью поглощена своим делом и сохранением наследия отца… И умерла в одиночестве… К сожалению, в доме почти нет вещей, принадлежавших ей, – печально призналась старушка. – Из всего музея лишь одна комната наверху посвящена ей. Но мы собираемся расширить экспозицию, посвященную Анне Фрейд и ее работе! – добавила она.
– Это было бы очень уместно и справедливо! – растроганно одобрил инициативу Зигмунд.
– Страшно представить, что могло бы стать с этими великими людьми, если бы Фрейд не захотел покинуть Вену! – сокрушенно покачала головой старушка. – Его преданный ученик, доктор Эрнест Джонс, спас Фрейда и его близких от страшной участи!
Понизив голос и слегка наклонившись к джентльменам, будто в целях конспирации она поведала ел едущее:
– Как только нацисты вторглись в Австрию и над семьей Фрейда нависла угроза, он предпринял все меры, чтобы вывезти своего учителя из Вены в Лондон. Он обил пороги всех инстанций, чтобы получить для Фрейдов британские визы и разрешение на работу. В тот печальный период Англия неохотно принимала беженцев. Они должны были располагать материальной поддержкой британских граждан, а разрешение на работу давалось крайне редко. Но доктор Джонс обратился к Королевскому обществу, которое хоть и не вмешивалось в политические дела, но, ввиду исключительности и важности вопроса, выдало рекомендательное письмо министру внутренних дел сэру Сэмюелу Хору. Джонс блестяще изложил дело Фрейда, благодаря чему министр одобрил документы и разрешил въезд профессору Фрейду, его семье, домашнему врачу и всем тем, кто еще ему потребуется. Однако идею переезда Фрейд воспринял пессимистично. Он понимал, что в случае отъезда за границу ему придется повторить путь своих предков, которым столь часто приходилось прозябать на чужбине. Поэтому даже в такой критический момент, как оккупация Австрии, он все еще не желал обсуждать тему переезда и намеревался остаться в Вене. На довод доктора Джонса о том, что он не один в мире и что его жизнь дорога многим людям, он со вздохом ответил: «Один… Да если бы я только был один, я бы давно уже свел счеты с жизнью». Фрейд считал, что он слишком слаб, чтобы осилить долгое путешествие. К тому же он высказал основную причину, почему он не может покинуть родину… Он верил, что это будет похоже на дезертирство… Тогда доктор Джонс привел в пример случай, произошедший с Лайтоллером, помощником капитана «Титаника», который так и не покинул свой корабль, но которого выбросило в океан, когда взорвался котел… Его спросили: «В какой момент вы покинули корабль?», на что тот гордо ответил: «Я никогда не покидал корабля, сэр; он покинул меня»… В итоге Фрейд согласился с аргументами своего ученика и дал добро на отъезд… Бесчинства оккупантов и поборников нацизма в Вене, а главное арест его дочери Анны, которую чудом удалось вырвать из лап нацистов, убедили Фрейда в необходимости по