– Прикольно, – хмыкнул парень, заслушавшись началом истории пожилого человека. – Это такая армейская служба была в Англии? – изумился он.
– Нет. Это было в Австрии. До войны… – пояснил Зигмунд, не вдаваясь в подробности того, что это было не только до начала Первой мировой войны, но и еще в позапрошлом веке.
– Понятно… – кивнул парень.
– Хотя незадолго до окончания срока службы со мной произошел казус! – Зигмунду вспомнился забавный случай. – Я попал под арест за то, что несколько дней отсутствовал без увольнительной. Это произошло в день моего рождения. Я сбежал к своей невесте, – захохотал он.
– Нормально! – одобрил парень поступок старика, хорошо его понимая. – На свой день рождения к своей девчонке – самый лучший подарок!
– Это точно! – подхватил Зигмунд и продолжил: – Кстати, пятью годами позже на званом вечере я познакомился с генералом Подратски, которому был обязан тем арестом, но я уже не испытывал к нему какой-либо неприязни, поскольку действительно нарушил дисциплину.
Парень согласно кивнул. Солдатская жилка старика вызывала у него все большее уважение.
– Когда же меня призвали в армию во второй раз, то в течение месяца мне пришлось находиться на маневрах, проводимых в Ольмюце, небольшом городке в Моравии. Но вскоре меня перевели офицером медицинской службы в ландвер, где я пробыл до конца следующего года. Я занял должность медицинского обер-лейтенанта, но со временем дослужился до звания полкового врача. На этот раз служба требовала больших усилий и очень утомляла даже мой крепкий организм. После подъема в 3.30 утра мне приходилось маршировать до полудня, после чего следовало выполнять непосредственно мои медицинские обязанности. Моя невеста в своих письмах советовала мне не заниматься строевой подготовкой во время жаркой погоды, быть осторожным и, по возможности, не слишком усердствовать. Признаюсь, я и сам не был в восторге от военной профессии и был по горло сыт и ею и той отвратительной дырой, куда меня загнали. Мы все время играли в войну. Однажды мы даже осаждали крепость, а я исполнял роль армейского врача, раздавая записки, на которых были указаны ужасные раны. Помню, как в то самое время, когда мой батальон атаковал, я лежал на каком-то каменистом поле со своими подопечными. На них была дурацкая форма, да и у командования она была не лучше. Все это меня порядком раздражало… Единственной терпимой вещью в Ольмюце было первоклассное кафе с мороженым, газетами и хорошей выпечкой! Хотя, подобно всему окружавшему нас, и на обслуживание в нем оказала влияние военная система. Когда в кафе собирались два или три генерала, то вся группа официантов окружала их, словно более никого не существовало. Однажды, в отчаянии, мне пришлось прибегнуть к хитрости. Я схватил одного из официантов полу фрака и заорал: «Посмотри сюда, я тоже могу когда-нибудь стать генералом, поэтому принеси мне стакан воды». Как ни странно, это помогло, и официант шустро сбегал за водой для меня. Хотя ни о каком чине я и в помине не мечтал. Наши генералы вызывали у меня неоднозначные чувства. Они всегда напоминали мне длиннохвостых попугаев, ибо млекопитающие обычно не одеваются в такие цвета, разве что ими сверкают бабуины на своих задних частях тела! Но самым несчастным созданием у нас был офицер. Каждый завидовал коллегам, задирал своих подчиненных и боялся старших по званию; чем выше они были по званию, тем более он их боялся… В общем, я не любил свою армейскую службу… Мне была ненавистна сама мысль о том, чтобы на моем воротничке указывалась моя стоимость, как если бы я был товарным образцом. Впрочем, в нашей военной системе были свои недостатки. Помнится, около нашего гарнизона был расквартирован командир части из Брюнна, и, когда он пошел в бассейн, я был изумлен, заметив, что на его спортивных трусах не было знаков отличия!
– Знаки отличия на трусах?! – не поверил молодой человек.
Зигмунд без комментариев ухмыльнулся.
– Прикольная у вас была армия, – почесал затылок парень. – В Австрии, говорите?
– Да, – довольно подтвердил Зигмунд. – Конечно же! Было бы неблагодарным не признать, что военная жизнь с ее неизменным «должен» оказалась очень полезной для исчезновения моей неврастении, которая возникла из-за разлуки с моей невестой… Неврастения полностью исчезла в первую же неделю… – правды ради, признался он, намекая на весьма интимную деталь, о которой молодой человек сразу же догадался.
– Это да! Без девушек в армии тяжело!
– И все же, после возвращения домой я без сожаления позабыл о том сумасшедшем времени, что провел в армии, – без какой-либо ностальгии поведал Зигмунд.
– Да… Каждому свое. Армия не всем подходит, – мудро подметил парень.
Зигмунд отрешенно кивнул головой.
– Еще я очень хорошо помню солдат… вернувшихся с войны… – мрачно произнес Зигмунд. – С обрубками вместо рук и ног, с искаженными от ужаса лицами, с нечеловеческим страхом в глазах… Они бежали от войны…, от своих воспоминаний…, от самих себя… Ослепшие и оглохшие, они бились в конвульсиях, моля лишь об одном… о смерти…
Зигмунд замолчал. Парень испуганно сглотнул ком и растерянно посмотрел на старика.
– Нас скоро отправят в Афганистан, – дрожащим голосом сказал он, будто это был его последний шанс услышать чей-то опытный совет и сделать верный выбор. – Если быть честным…, то я боюсь смерти… Я не хочу умирать… Я не могу понять, почему мир и люди так устроены, что мы не можем жить в добре и согласии. Что нам делить? Нам всем хватит для счастья одного солнца, одного воздуха, одной планеты… Почему кто-то решает, кому жить, а кому нет? Вероисповедание…, политика…, деньги… Никто и ничто не вправе лишать жизни другого. Убийству нет оправдания ни перед людьми, ни перед Богом… Все что я хочу, так это жить нормальной жизнью… Любить, радоваться жизни, искать свой путь и делать хоть что-то полезное для других, на что я сгожусь… Еще… я просто хочу быть с ней…
Он вытащил телефон и показал фотографию своей девушки, опустив на нее грустный взгляд.
– Очень хорошенькая, – оценил девушку Зигмунд.
– Да, – вздохнул парень и показал другую фотографию, где они, как два юных птенца, стояли тесно прижавшись друг к другу щеками.
– Вы красивая пара! – последовал комплимент от Зигмунда.
– Спасибо! – засиял парень, скользя большим пальцем по экрану и демонстрируя одну фотографию за другой. – А это мы на отдыхе на Канарских островах.
Показал он старику еще одно совместное с девушкой фото, на котором их влюбленные лица, озаренные солнечным светом, излучали счастье и беспечность.
– Ой! – смутившись, парень быстро перескочил со слишком откровенной фотографии обратно на предыдущую и, вспомнив, что там идет дальше, убрал телефон.
Зигмунд откинулся на спинку скамейки и хитро улыбнулся, делая вид, что ничего не успел разглядеть.
– Рядовой Аттвуд! – раздался над ними грозный голос. Оба резко подняли головы и увидели чернокожего, крепкого телосложения военного в звании старшего капрала. За его спиной тревожно замаячил Дэвид, недоуменно косясь на человека в военной форме и вопрошающе взирая на Зигмунда.
– Присоединитесь к команде! – коротко приказал капрал своему подчиненному.
Парень схватил свой мешок и, резво вскочив на ноги, обернулся на старика.
– Спасибо за беседу! Было приятно с вами поговорить… Всего вам доброго… – словно отрапортовал он и вытянулся по струнке около старшего капрала.
– Мне тоже было приятно с вами побеседовать, – не торопясь его отпускать, медленно сказал Зигмунд, вглядываясь в юное лицо.
– Берегите себя… – напутственно попросил он.
Парень неловко поджал губы и обещающе кивнул. Вышколенно развернувшись, он последовал за своим командиром в сторону платформы к сбившейся в кучку группе молодых ребят, решивших посвятить свои жизни служению на благо государства.
– Бедный юноша, – с горечью провидца произнес Зигмунд.
– Да…, жизнь военных – не сахар, – согласился Дэвид, подсев к нему на освободившееся место. – Мир полон тревог и бед… Люди так ничему и не научились, – сокрушенно вздохнул он. – Влечение к смерти… Кажется, вы так это назвали?
– Влечение к смерти… – повторил за ним Зигмунд то ли подтверждая, то ли задумавшись о чем-то своем. – Это безумие… – прошептал он.
Интервенция
– Это безумие! – замотал головой Зиг, с ужасом глядя вперед себя.
Как будто только сейчас он осознал, какую роковую ошибку совершил.
– Это был выбор мужчины! Выбор настоящего патриота Америки! Теперь ты ее солдат и должен оставаться таковым! – повернувшись лицом к нему и перекрикивая гул пропеллеров, прорычал в ухо сидящий сбоку от него Джейсон.
В каждом его слове слышались решительность и презрение к слабостям.
– Это ошибка! Мы совершаем ошибку! – Зиг схватил его за рукав.
– Перестань! – безжалостно оборвал его Джейсон. – Посмотри на этих парней!
Он с маниакальным исступлением показал рукой на салон военного самолета Фэйрчайлд YC-123H, набитого молодыми новобранцами, добровольно шедшими на войну во Вьетнам.
– Ради чего? – взмолился Зиг.
– Как?! – Джейсон сделал вид, что потерял дар речи, а после притворно зашлепал дрожащими губами: – Ради Лоры… Ради Америки… Ради чертовою будущего! – с ненавистью зыркнув на Зита, гаркнул он и гневно напомнил об их споре: – Мы же обо этом говорили! Ты же сам согласился!
– Послушай…
Тут же решив, что он слишком перегибает с эмоциями, Джейсон вынужденно смягчился:
– Год назад я бы тоже задумался, «а может, не стоит нам суваться на эту войну?», но эти коммунисты сами напросились! Это они напали летом на два наших эсминца, это они продолжают экспансию против Южного Вьетнама, как чуму распространяя идеи коммунизма! Не забудь, что сказал президент: «Это не просто война в джунглях, но борьба за свободу на всех фронтах человеческой деятельности». Конгресс обязан был принять Тонкинскую резолюцию, и теперь мы должны спасти не столько этих узкоглазых, сколько будущее нашей страны! Будущее наших сем