Между тем представление об этом комплексе содержалось в работах некоторых мыслителей задолго до того, как аналогичная идея была высказана основателем психоанализа. Не случайно в ряде своих публикаций он ссылался на исторические источники и писал о том, что более чем за столетие до появления психоанализа французский философ Дидро указывал на значение эдипова комплекса.
Психоаналитическая концепция эдипова комплекса вызвала резкую критику со стороны тех, кому претила сама идея отцеубийства и инцеста, распространенная как на историю развития человечества, так и на психосексуальное развитие ребенка. Сам же Фрейд рассматривал открытие этого комплекса в качестве одной из наиболее существенных заслуг психоанализа.
В одной из последних своих работ «Очерк о психоанализе» (1940), написанной в 1938 году, но опубликованной после его смерти, он подчеркнул:
«Я осмелюсь сказать, что, если бы психоанализ не мог похвастаться никаким иным достижением, кроме открытия эдипова комплекса, лишь одно это давало бы ему право быть включенным в разряд выдающихся достижений человечества».
Вена и Париж
Истоки возникновения психоанализа соотносятся подчас с идеями французского психотерапевта Пьера Жане (1859–1947), который под руководством Ж. Шарко изучал истерию и на протяжении более четырех десятков лет занимался врачеванием в знаменитой в то время психиатрической больнице Парижа Сальпетриер, в которой Фрейд проходил стажировку в 1885–1886 годах. Правда, известно, что во время стажировки будущий основатель психоанализа не встречался с Жане, но в более поздний период он имел представление о взглядах французского врача на связь между бессознательными процессами и психическими заболеваниями.
Фрейд категорически отрицал какую-либо связь с Жане и всячески отметал любые слухи о якобы имевших место концептуальных заимствованиях, предопределивших возникновение психоанализа. Причем если при всех расхождениях с Брейером и с учетом разрыва дружбы с ним он отдавал дань уважения последнему, то отношение Фрейда к Жане характеризовалось личным неприятием как его воззрений на истерию, так и его оценки психоанализа в целом.
Надо сказать, что первоначальное знакомство Фрейда с работами Жане оставило у него благоприятное впечатление о французском враче, возглавившем после смерти Шарко клинику Сальпетриер. Судя по всему, он с интересом прочитал опубликованную в 1889 году книгу Жане «Психологический автоматизм», в которой излагались его гипнотические эксперименты с больными, относящиеся ко времени работы в Гавре, в период с 1882 по 1888 год. В этой книге содержалась история болезни одной молодой девушки Марии и рассказывалось о том, как, с помощью каких средств и каким образом Жане добился успехов в лечении своей пациентки.
Так сложилось исторически, что Брейер имел дело со случаем Анны О. несколько раньше, чем Жане со случаем Марии. Лечение Анны О. у Брейера завершилось в 1882 году, лечение Марии у Жане происходило после 1882 года. Однако медицинский мир узнал об этих историях в обратном порядке. Жане сообщил о случае Марии в своей публикации, вышедшей в свет в 1889 году, в то время как о случае Анны О. стало известно из совместно написанных Брейером и Фрейдом работ, опубликованных в «Предварительном сообщении» в 1893-м и в «Исследованиях истерии» в 1895 году.
Не исключено, что именно книга Жане, содержащая историю болезни и излечения Марии, побудила Фрейда прибегнуть к более настойчивым уговорам Брейера опубликовать исследования по истерии, включая случай Анны О., чему тот долгое время противился. И совершенно очевидно, что Брейер и Фрейд читали книгу Жане. Более того, при написании «Исследований по истерии» они, скорее всего, соотносили свои представления о нервных заболеваниях и их лечении со взглядами Жане на истерию.
Именно тогда Фрейд мог проникнуться уважением к работе Жане в области изучения истерии. Подтверждением тому может служить высказывание Фрейда, сделанное им во время чтения лекций в Кларкском университете:
«Великий французский наблюдатель, учеником которого я был в 1885–1886 гг., сам не имел склонности к психологическим построениям, но его ученик П. Жане пытался глубже проникнуть в особенные психические процессы при истерии, и мы следовали его примеру, когда поставили в центр наших построений расщепление психики и распад личности».
В то время, то есть в 1909 году, Фрейд высказал лишь одно несогласие с представлениями Жане об истерии. Оно сводилось к тому, что в отличие от Жане, рассматривавшего истерию с точки зрения дегенеративного изменения нервной системы, он полагал, что у истериков, наряду с понижением работоспособности, может наблюдаться также частичное ее повышение.
Шестнадцать лет спустя в «Автобиографии» Фрейд уже вовсю критикует взгляды Жане на истерию. Справедливости ради надо сказать, что он упоминает о своем былом уважении к французскому врачу. Тем не менее чувствуется глубокая обида на него, которая прорывается в неприкрытой форме.
«Сам я лично, – писал Фрейд, – всегда говорил о Жане с уважением, поскольку его открытия в значительной мере совпали с открытиями Брейера, которые были сделаны раньше, хотя и опубликованы позднее. Но когда психоанализ стал темой дискуссий и во Франции, Жане повел себя плохо, показал слабое знание предмета и применял некрасивые аргументы».
Под некрасивыми аргументами Фрейд имеет в виду, скорее всего, высказывания Жане по поводу психоаналитической идеи, согласно которой в основе невротических заболеваний лежит вытесненная сексуальность. Оценивая эту идею, первоначальные наметки которой нашли отражение в «Исследовании истерии», Жане с определенной долей сарказма заметил, что подобное представление могло возникнуть только в Вене.
Трудно сказать, имел ли Жане в виду пуританскую атмосферу, с необходимостью ведущую к подавлению сексуальных влечений, или легкомысленное отношение к жизни венцев, чья страсть к вальсам могла порождать у иностранцев ассоциации с распущенностью.
Интересно отметить, что когда Фрейд впервые приехал в Париж, то его поразила праздная атмосфера этого города, бесстыдные улыбки парижанок и то, что в жителей этого города как бы вселились тысячи демонов. Французы воспринимались им как народ «психических эпидемий и массовых истерических конвульсий».
Если бы Жане знал, какую характеристику Парижу, парижанкам и французам вообще дал Фрейд, он мог бы, вероятно, обидеться на него точно так же, как это сделал основатель психоанализа, когда до него дошли слухи о высказывании французского врача о связи одной из психоаналитических идей с соответствующей атмосферой Вены.
Что касается Фрейда, то он так сильно обиделся на «некрасивые аргументы» Жане, что впоследствии критический настрой к нему пересилил все былое уважение.
В «Автобиографии» он не только критиковал взгляды Жане на истерию, но и писал о необходимости положить конец все еще продолжающимся разговорам, будто все ценное в психоанализе ограничивается лишь заимствованием идей Жане. При этом, поддавшись чувству обиды и позабыв о сделанной им в 1909 году оценке заслуг французского врача, он подчеркнул, что в историческом плане психоанализ абсолютно независим от находок Жане. И наконец, Фрейд заметил, что Жане разоблачил себя в его глазах и сам лишил ценности свои работы.
Обида на Жане сохранилась у Фрейда на всю жизнь. Показательным в этом отношении является эпизод, относящийся к 1937 году.
Французский аналитик и зять Жане Эдуард Пишон написал получившему в то время мировое признание Фрейду письмо, в котором спрашивал, не может ли Жане, которому в то время было семьдесят семь лет, посетить его во время своей поездки в Вену. Комментарий Фрейда к этому письму, который был сделан им в разговоре с Марией Бонапарт, красноречиво говорит сам за себя:
«Нет, не хочу видеть Жане. Я не могу удержаться от упреков в его адрес за то, что он вел себя несправедливо в отношении психоанализа, а также меня лично и никогда не исправил содеянного. Было достаточно глупо с его стороны заявить, что идея сексуальной этиологии неврозов могла возникнуть лишь в атмосфере города, подобного Вене. Затем, когда французские авторы пустили в ход клевету, будто я слушал его лекции и украл его идеи, он мог одним словом положить конец всем этим толкам, ведь я никогда не видел его и не слышал его имени во времена Шарко. Такого слова он не сказал. Вы можете получить представление о его научном уровне по его высказыванию, что бессознательное является façon de parler [оборот речи (франц.) – В. Л.]. Нет, я его не приму. Вначале я думал избавить его от подобного обращения, сказав, что плохо себя чувствую или что я более не могу разговаривать по-французски, а он, несомненно, не понимает ни слова по-немецки. Но я принял обратное решение. Нет никакой причины идти ради него на какие-либо жертвы. Честность является здесь единственно возможной вещью; грубость здесь вполне законна».
Такова история взаимоотношений между Фрейдом и Жане, за которой просматривается не только по-человечески понятная обида, но и скрывающееся за ней бессознательное стремление к утверждению приоритета в становлении психоанализа. Эта история может служить наглядным примером того, какие человеческие страсти разгораются вокруг научных идей и как непросто даже специалистам по бессознательному осмысливать глубинные процессы, протекающие в душе и затрагивающие проблемы, связанные с выявлением исторической истины.
Любопытно, что когда в мае 1910 года в США была создана Американская психоаналитическая ассоциация, то ее учредители избрали пять почетных членов, среди которых, наряду с Клапередом, Юнгом и Форелем, значились Фрейд и Жане.
В психике нет ничего случайного
Однажды Фрейд никак не мог вспомнить имя художника, автора известных фресок, расписанных в соборе небольшого итальянского города Орвието и изображавших конец света, Страшный суд. Он знал имя этого художника, пытался его вспомнить, но вместо Синьорелли ему упорно приходили на ум два других имени – Боттичелли и Больтраффио.