По прошествии нескольких лет дружбы с Лу Андреас-Саломе Фрейд с удовлетворением отмечал, что ничего не изменилось в их подходах к психоаналитической теории и терапии:
«Я начинаю мелодию, обычно очень простую, Вы добавляете к ней более высокие октавы; я отделяю одну вещь от другой, Вы соединяете в высшее единство то, что было разделено; я молчаливо принимаю за данность пределы нашего понимания, Вы обращаете на них наше внимание. В целом мы понимаем друг друга и придерживаемся одного мнения. Только я пытаюсь исключить все мнения, кроме одного, а Вы стремитесь включить все мнения, взяв их вместе».
Известна история, связанная со стихотворением, которое Лу Андреас-Саломе преподнесла Фрейду во время одного психоаналитического сеанса. Основатель психоанализа решил, что это произведение Ницше и высмеял высказывание о том, что жизнь надо принимать, даже если она состоит из одних страданий. При этом он заметил, что ему хватило бы хронического насморка, чтобы поставить под сомнение ценность всякого жизненного похождения.
Двадцать лет спустя Лу Андреас-Саломе посетила Фрейда в Берлине, когда тот ожидал очередную операцию. У нее был рак груди и она знала, что такое страдание. Фрейд вспомнил про то стихотворение, они без слов поняли друг друга и обнялись.
В библиотеке Фрейда висели фотографии тех близких ему людей, дружбой с которыми он особенно дорожил. Наряду с фотографией французской певицы Иветты Жильбер, сопровожденной надписью «Ученому от художника», висела также фотография Лу Андреас-Саломе.
В 1934 году Лу Андреас-Саломе опубликовала книгу «Благодарность Фрейду», который высоко оценил работу. Правда, он пытался уговорить ее, чтобы она изменила название на «Благодарность психоанализу», однако она поступила по-своему, отдав должное именно Фрейду, а не психоанализу вообще.
Лу Андреас-Саломе умерла в Гёттингене в феврале 1937 года в возрасте почти семидесяти шести лет. Посвятив ее памяти прощальные строки, Фрейд писал:
«Последние 25 лет жизни этой удивительной женщины принадлежали психоанализу, в который она внесла вклад своими ценными научными работами и который она использовала и на практике. Вряд ли я покажусь чрезмерным, если признаю, что все мы восприняли за честь ее вступление в ряды наших сотрудников и соратников и одновременно в качестве новой поруки истинного содержания аналитического учения».
Другой не менее преданной Фрейду женщиной была греческая принцесса Мария Бонапарт (1882–1962), которая приехала к нему на анализ в сентябре 1925 года.
Мария Бонапарт, которой в то время было сорок три года, сразу же призналась Фрейду в любви. Но шестидесятидевятилетний психоаналитик предупредил ее, чтобы в виду его почтенного возраста она не слишком привязывалась к нему. В то же время он признался, что это счастье услышать признание в любви в таком возрасте.
Анализ Марии Бонапарт осуществлялся Фрейдом в течение нескольких лет в период с 1925 по 1929 и с 1934 по 1937 годы. Однако это были краткосрочные периоды анализа во время визитов принцессы в Вену.
Как и в случае с Лу Андреас Саломе, между Фрейдом и Марией Бонапарт установились дружеские отношения. Она дарила ему любимые сигары и антикварные вещи, выкупила его исторические письма к Флиссу, порекомендовала ему своего личного врача Макса Шура, оказала неоценимое содействие в осуществлении эмиграции Фрейда и его семьи из Австрии в Англию.
В 1929 году, когда издательство психоаналитической литературы переживало очередной финансовый кризис, Мария Бонапарт предложила свою помощь, чтобы спасти издательство от банкротства. Фрейд был благодарен ей за это.
В 1933 году Мария Бонапарт опубликовала книгу «Эдгар По. Психоаналитический очерк». В предисловии к этой книге, написанном Фрейдом, отмечалось:
«В этой книге мой друг и ученица Мария Бонапрат пролила свет психоанализа на жизнь и творчество великого болезненного художника. Благодаря ее толкованию теперь понятно, насколько характер его произведений обусловлен его человеческим своеобразием, а также становится ясным, что само это своеобразие было конденсатом сильных эмоциональных привязанностей и мучительных переживаний его ранней юности».
Мария Бонапарт опубликовала также книгу «Топси», посвященную своей собачке. В 1936 году рукопись этой книги была послана Фрейду, который охарактеризовал ее как правдивую и искреннюю:
«Конечно, это не аналитическая работа; но в ней царит дух аналитического поиска правды и знания. В ней действительно даются реальные обоснования тому замечательному факту, что можно любить некое животное, как Топси (или как моя Джо-Фи), столь глубоко».
Анна Фрейд взялась за перевод книги Марии Бонапарт с французского на немецкий язык. Фрейд подключился к этой работе, которая была завершена в 1938 году, незадолго до эмиграции в Англию.
Именно Мария Бонапарт приложила максимум усилий для того, чтобы Фрейд и его семья могли выехать из оккупированной нацистами Австрии.
Перед тем как покинуть Вену, Фрейд должен был заплатить налог со своего имущества. Но так как все его банковские счета были конфискованы, то Мария Бонапарт заплатила этот налог, который составил четыре тысячи восемьсот двадцать четыре доллара.
Она же помогла Фрейду переправить из Австрии сохраненные им золотые монеты, которые предусмотрительно были отложены им на будущее. По ее просьбе эти деньги были пересланы греческим посольством в Вене королю Греции, который переслал их затем греческому посольству в Лондоне.
Фрейд ехал в Англию через Францию. В Париже Мария Бонапарт встретила основателя психоанализа, и они провели двенадцать часов в ее доме, прежде чем он отправился в Лондон.
Позднее, в конце 1938 года, Мария Бонапарт пыталась вывезти четырех сестер Фрейда из Австрии во Францию. Но ей не удалось получить разрешение на это у французских властей. Несколько лет спустя сестры Фрейда (Роза, Дольфи, Мария и Паула) погибли от рук нацистов в концентрационных лагерях.
В Англии Мария Бонапарт несколько раз навещала Фрейда. В частности, она приезжала к нему на его последний день рождения в 1939 году и оставалась с ним в течение трех дней.
Мария Бонапарт пережила Фрейда более чем на двадцать лет. Он предсказывал ей долгую жизнь и в связи с этим в августе 1937 года писал:
«Бессмертие для писателя означает, очевидно, оставаться любимым многими безымянными читателями. Теперь я уверен, что не буду оплакивать Вашу смерть, поскольку Вы надолго переживете меня. И я надеюсь, что Вы быстро утешитесь по поводу моей смерти и сохраните меня в своих дружеских воспоминаниях, в том единственном виде бессмертия, который я признаю».
В 1952 году из-под пера Марии Бонапарт вышла книга «Психоанализ и антропология». Известно также, что она финансировала экспедицию Гезы Рохейм по психоаналитическому и антропологическому изучению племен аборигенов Центральной Австралии, Новой Гвинеи.
Лу Андреас-Саломе и Мария Бонапарт были лучшими друзьями Фрейда. Благодаря сохранившейся и опубликованной переписке с ними до современников дошла та информация, которая может служить дополнительным, но важным штрихом к портрету Фрейда как человека.
Фрейд по-своему любил этих двух женщин, которые были его преданными друзьями. Обе они удостоились особой чести. Он подарил им геммы как отличительный знак принадлежности к особо приближенным к нему психоаналитикам. Эти геммы, или небольшие старинные печати, помещались в кольца, как правило золотые, которые с почтением носились их владельцами. У самого Фрейда было такое кольцо с головой Юпитера.
Такой чести были удостоены из мужчин лишь члены Тайного комитета, а из женщин – только его дочь Анна и, если верить Эрнсту Джонсу, его гражданская жена Лоу Канн, которая прошла анализ у Фрейда в 1913 году и которая, по его собственному выражению, вызывала у него «очень теплое чувство с полным отсутствием сексуальности».
Чувство юмора
Фрейд обладал отменным чувством юмора. Он относился с юмором не только к другим людям или обстоятельствам жизни, но и к самому себе.
В то время, когда он начал свою частную практику, Фрейду хотелось иметь как можно больше пациентов. Но те не спешили приходить к молодому врачу. Поначалу их было так мало, что он с юмором писал по этому поводу свояченице Минне Бернайс:
«Думаю, а не повесить ли мне в приемной свою фотографию с надписью “Наконец один”. Боюсь только, что, к сожалению, там некому будет ею любоваться».
Во время Первой мировой войны, в мае 1916 года, Фрейду исполнилось шестьдесят лет. Его двое сыновей сражались на итальянском фронте, и Фрейд, естественно, переживал за них. В этой обстановке он не только не собирался широко отмечать свое шестидесятилетие, но и хотел оставить его в секрете.
Тем не менее в некоторых газетах стали появляться заметки по поводу его дня рождения. На его имя стали поступать поздравления. В связи с этим Фрейд в присущей ему манере написал своему коллеге немецкому психоаналитику Карлу Абрахаму следующее:
«Даже из Вены я получил столь много цветов, что не могу ждать дополнительно похоронных венков, а Хичманн прислал мне “речь”, которая была настолько трогательной, что я могу попросить, когда придет мой черед, чтобы меня похоронили без каких-либо прощальных речей».
В 1913 году Фрейду пришло письмо из департамента, в котором выражалось недоумение по поводу низкой суммы оплачиваемых им налогов с дохода, в то время как всем известно, что слава о нем простирается далеко за пределы Австрии. Ответ Фрейда был вежливым, но довольно едким:
«Проф. Фрейд очень польщен получением известия от правительства. Это первый случай, когда правительство обратило на него какое-то внимание, и он признает это. Однако не может согласиться с одним пунктом в присланном ему письме: что его слава простирается далеко за пределы Австрии. Она начинается на ее границе».
В 1923 году, когда Фрейд обратился к врачу по поводу опухоли в горле и когда после операции возникла потребность оставить его на некоторое время в больнице, там не оказалось свободной палаты. Его решили поместить в небольшую комнатку, в которой находился карлик. Последнего охарактеризовали как кретина.