«Сексуальность, на которой основывается всякая любовь, требует многостороннего удовлетворения. Моногамные ограничения “подавляют” естественные влечения и ставят под угрозу эмоциональное здоровье. Поэтому прочь от оков, мешающих человеку осуществиться в новых опытах; свободная любовь спасет мир».
Сторонник полигамии, Гросс имел интимную связь со многими женщинами, женами и сестрами своих друзей. В 1907 году его жена Фрида, в браке с которой он состоял с 1903 года, и одна из сестер супруги его знакомого, а он был в близких отношениях с обеими сестрами, одновременно родили от Гросса сыновей.
Юнг знал кое-что о Гроссе, но личное знакомство с ним состоялось в 1907 году на Международном конгрессе по психиатрии и неврологии в Амстердаме. Изложенные Гроссом идеи на этом конгрессе не только не вдохновили Юнга, но, напротив, вызвали у него осуждение.
В одном из писем Фрейду он поделился с ним информацией, полученной непосредственно от Гросса. Этот психоаналитик сказал ему, что стремится превратить пациента в сексуально аморального человека. Гросс полагает, что перенос пациента и его жесткая фиксация являются не чем иным как проявлением его моногамии и, как таковые, представляют собой регрессивные симптомы. Поэтому подлинно здоровым состоянием для невротика может быть только его сексуальная распущенность. При этом он сослался на Фрейда, соотнеся его идеи с философией Ницше.
Весной 1908 года отец Гросса, обеспокоенный беспорядочной жизнью сына и его наркотической зависимостью, вновь обратился с просьбой к Блейлеру. Он полагал, что повторное лечение сына в клинике Бургхёльци может дать положительный результат.
Блейлер передал просьбу отца Гросса Юнгу, но тот, не испытывая к нему никакой симпатии, не спешил брать полигамного психоаналитика на лечение. Скорее, напротив, он не желал видеть Отто Гросса в качестве своего пациента. И если бы не настоятельная просьба Фрейда к Юнгу о необходимости оказания помощи Гроссу, то швейцарский психиатр вряд ли бы взялся за лечение последнего.
На проходящем в апреле 1908 года в Зальцбурге первом Международном психоаналитическом конгрессе Фрейду удалось уговорить Гросса согласиться на лечение у доктора Юнга. В мае того же года Гросс приехал в Цюрих, и Юнг начал его лечение в клинике Бургхгёльци.
Предполагалось, что Юнг проведет первоначальный курс лечения Гросса с тем, чтобы попытаться избавить его от наркотической зависимости. После этого Фрейд сам хотел заняться Гроссом и провести с ним более полный курс психоаналитического лечения.
Пребывание Гросса в клинике Бургхгёльци было не долгим, чуть больше месяца. За это время Юнг предпринял усилия по снижению доз сильнодействующих наркотиков, используемых Гроссом. Опиум был заменен кодеином, дозировка которого тоже уменьшалась. Психическое состояние Гросса было подчас таковым, что Юнг с оптимизмом смотрел на его возможное выздоровление.
Время от времени психическое состояние Гросса действительно улучшалось и он чувствовал себя вполне сносно. Ему разрешили самостоятельную прогулку по прилегающей к клинике территории. Воспользовавшись этим, он перелез через стену и сбежал. Через два дня Юнг получил от Гросса письмо с просьбой прислать ему немного денег для оплаты гостиницы. Но он лишь проинформировал жену Гросса о побеге ее мужа.
Последующие годы жизни Гросса прошли под знаком наркотической зависимости, от которой он так и не смог освободиться. Гросс умер в 1920 году, до конца жизни сохранив убежденность в том, что полигамия является средством лечения от психических расстройств.
Брат-близнец и обоюдный психоанализ
В начале лечения Гросс вызывал у Юнга явную антипатию. И в этом нет ничего удивительного, если учесть то обстоятельство, что пациент злоупотреблял наркотиками, в то время как врачу были не свойственны подобные «дурные привычки».
Однако по мере осуществления курса лечения Юнг стал открывать в Гроссе ранее неизвестные ему качества. И дело не только в том, что Гросс нравился Фрейду, который говорил о нем, как о талантливом и умном человеке. Этот неряшливый и не сдерживающийся в выражении своих эмоций пациент стал все больше привлекать Юнга своими экстравагантными идеями и своей неординарной жизнью.
Гросс ввел Юнга в тот мир необузданных страстей и жизнеутверждающих деяний, который был закрыт для швейцарского врача толстым покрывалом религиозных и светских предписаний, способствующих правильному обустройству жизни.
Этот мир всегда прельщал Юнга. Он манил его к себе и в то же время вызывал в нем опасения. Поэтому Юнг с восхищением взирал на пучину страстей, затянувшую на дно Гросса, не побоявшегося с головой уйти в ту непонятную для швейцарского врача реальность. Ту реальность, которая представлялась ему самому странной, вызывающей одновременно и удивление, и ужас.
Дело дошло до того, что не только Юнг анализировал Гросса, но и последний стал анализировать первого. Причем пациент оказался в большей степени психоаналитиком, чем лечащий врач.
Юнг и Гросс на протяжении нескольких дней и ночей столь интенсивно анализировали друг друга, что подчас лишались последних сил и одновременно погружались в объятия Морфея.
В конце мая 1908 года Юнг признавался Фрейду в том, что когда во время анализа Гросса он начинал вязнуть в своих концептуальных построениях, то пациент, этот «славный парень», приступал к анализу его самого. В этих случаях, как заявлял Юнг, улучшалось не только психическое состояние Гросса, но и его собственное здоровье.
В середине июня того же года Юнг сообщает Фрейду, что проводит с Гроссом все дни и ночи. Обоюдный анализ привел к тому, что он выявил у себя те потаенные наклонности, которые были свойственны Гроссу и которые, в отличие от него, тот открыто проявлял.
«В Гроссе я обнаружил многие аспекты моей подлинной природы, так что он часто кажется мне моим братом-близнецом».
Именно об этом открытии Юнг и написал Фрейду, подчеркнув тем самым новый поворот в восприятии им самого себя. Этот новый поворот был связан с тем, что в процессе лечения Гросса, сопровождавшегося анализом пациентом своего врача, пробудились ранее подавляемые влечения Юнга. Таящиеся в его бессознательном полигамные наклонности всплыли на поверхность сознания Юнга. Они заявили о себе во весь голос, напоминая ему о том, что природу молодого мужчины, наделенного недюжинной физической силой и повышенными сексуальными желаниями, трудно обмануть.
Гросс убеждал Юнга в том, что не следует страшиться новых опытов, способных вызвать у человека новые ощущения и доставить ему полное сексуальное удовлетворение. Нужно решительно отбросить все оковы, мешающие свободному проявлению любви. Только свободная любовь спасет наш мир.
Юнг с двойственным чувством слушал экзальтированные призывы Гросса к необходимости полигамии. С одной стороны, они вызывали у него привычный протест, поскольку он не только не имел подобного опыта, но и осуждал тех, кто придерживался полигамных отношений.
«Я думаю, Гросс заходит слишком далеко в своем уповании на кратковременную сексуальную связь, которая не требует ни особого ума, ни хорошего вкуса и, отличаясь удобством осуществления, может быть чем угодно, но только не цивилизационным фактором».
С другой стороны, в глубине его души разгорался такой пожар подавленных желаний, от которого он мог спастись, только сбросив сдерживавшие его оковы.
Семейный багаж и сексуальное воздержание
В феврале 1903 года, после возвращения в Цюрих из Парижа, где в период зимнего семестра в Салпетриере Юнг прослушал курс лекций Пьера Жане по теории психопатологии, он женился на Эмме Раушенбах. В глазах окружающих его брак с дочерью богатого промышленника казался крепким и счастливым.
Однако в период лечения Сабины Шпильрейн Юнг настолько увлекся молодой девушкой из Ростова-на Дону, что ему с трудом приходилось подавлять свои сексуальные желания. Он не мог себе позволить воспользоваться моралью, частично допускающей сексуальную свободу для мужчин, поскольку боялся потерять репутацию порядочного врача, занятого исследованиями ученого и верного супруга.
Вместе с тем, воспылав страстью к своей русской пациентке, которая была на три года моложе его жены, Юнгу приходилось бороться со своими сексуальными желаниями. Сознательно он запрещал себе даже думать о возможной интимной близости с Сабиной, что ему хотя и с трудом, но все же удавалось осуществлять на начальном этапе развития сперва терапевтических, а позднее и дружеских отношений между ними. Однако его бессознательное давало знать о себе в сновидениях, в чем Юнг не решался признаться даже самому себе.
Впрочем, и до знакомства с Гроссом у Юнга имелись подчас такие сновидения, которые отражали его скрытые полигамные желания. В этом отношении показательно одно из сновидений, приведенное им в его книге «Психология Dementia praecox», вышедшей в свет в 1906 году.
Юнгу приснился следующий сон.
Он видит лошадей, привязанных тонкими канатами на большой высоте. Одна из них, сильная лошадь коричневой окраски, была привязана словно тюк. Она произвела на него особое впечатление. Внезапно трос лопнул, и лошадь с треском упала на землю. Он подумал, что она, должно быть, скончалась. Но неожиданно лошадь вскочила и поскакала прочь. Он заметил, что лошадь волочила тяжелое бревно, и удивился, как она могла так быстро двигаться. Очевидно, лошадь была напугана и могла легко нанести себе повреждение. Затем какой-то наездник запрыгнул на маленькую лошадь, поскакал и оказался впереди испуганной лошади, которая замедлила свой шаг. Юнг все еще опасался, что лошадь может поскакать за наездником, когда кэб проехал рядом и оказался впереди, тем самым способствовав переходу испуганной лошади на медленный аллюр. Юнг подумал, что теперь все в порядке и опасность миновала.
В одном из писем Юнгу Фрейд предложил психоаналитическую интерпретацию данного сновидения. Он обратился к рассмотрению символики: соотнес восприятие привязанной лошади с тюком в качестве обременительного «багажа», бревно, которое волочила лошадь, с пенисом, а альтернативный галоп лошади с карьерой. В сновидении Юнга, как пояснил Фрейд, на бессознательном уровне нашли отражение мотивы, навеянные «неудачей от женитьбы на богатой» и «сексуальным воздержанием», проявляющимся у его молодого коллеги.