При этом Юнг также признал неправильным свое прежнее, сделанное им в статье «Критика работы Э. Блейера “К теории шизофренного негативизма”», уравнивание аутизма Блейера и аутоэротизма Фрейда. Если учесть, что в 1910 году он отошел от Блейера (по крайней мере, так он писал об этом основателю психоанализа), то своеобразное возвращение к своему прежнему учителю, который к тому времени стал настороженно относиться к психоанализу, было, видимо, продиктовано возможным разрывом с Фрейдом, в глубине души им ожидаемым и в то же время вызывающим тревожность.
Юнг полагал, что, в отличие от описательно-психологического, генетическое понятие либидо будет способствовать лучшему пониманию природы неврозов и заболеваний, связанных с ранним слабоумием, шизофренией. Он также считал, что введенное им расширенное понятие либидо было подготовлено предшествующими аналитическими работами и теми исследованиями цюрихской школы, благодаря которым в фантазиях психически больных были выявлены черты архаического образа мыслей. Обнаружились параллели между утверждениями, что в психике пациентов действенными являются не только индивидуальные проявления сексуальных влечений, но и десексуализированное либидо, порождающее общезначимые архаические суррогаты.
На последующих страницах второй части работы «Метаморфозы и символы либидо» не было столь прямой критики теории либидо Фрейда. Напротив, время от времени Юнг апеллировал к идеям основателя психоанализа, ссылался на его работы. Тем не менее в контексте обсуждения инцестуозности, включающем в себя обильный мифологический материал, он высказал ряд соображений, не совпадающих с представлениями Фрейда. Во всяком случае, пересматривая взгляды на теорию либидо и психоаналитическое понимание инцестуозности, он уже не прибегал к таким резким характеристикам, как «волюнтаристические формулировки».
Так, Юнг выступил с идеей, что в психологическом отношении инцест не связан слишком сильно с сексуальным желанием, а имеет скорее символическое значение. В основе инцеста лежит не влечение к половому акту, а своеобразное стремление возвратиться под родительскую защиту и вновь очутиться в материнском лоне. Точно также и запрет на инцест имеет значительно большее значение, чем предотвращение кровосмесительных связей. Этот запрет приводит к тому, что незаметно либидо достигает духовности.
Говоря об инцесте, Юнг замечал:
«Инцест для меня лишь в отдельных случаях представляет собой буквальное отклонение. В большинстве же инцест нагружен в высшей степени религиозным содержанием, почему, собственно, эта тема играла такую важную роль во всех космогониях».
Что касается сексуальности вообще, то, с точки зрения Юнга, она должна рассматриваться не столько в ее биологическом смысле, сколько в качестве определенного символа, поскольку сексуальные фантазии больных и сексуальный язык сновидений – это регрессивные феномены, а «сексуальность бессознательного – не то, чем она представляется: это лишь символ». Точно также и сексуализму невроза не следует придавать большого значения, а надо на него смотреть как на фантазию и символическое возмещение ранее существовавшего приспособления к жизни.
Критика Юнгом фрейдовского понятия либидо воспринималась подчас некоторыми психоаналитиками в плане того, что он стал умалять значение сексуальности в жизни человека. В связи с этим ему пришлось прояснять свою точку зрения по этому вопросу:
«Люди впадают в широко распространенную ошибку, думая, будто я недооцениваю значение сексуальности. Напротив, в моей психологии она играет большую роль, будучи существенным, хотя и не единственным, выражением психической структуры. Но я видел свою задачу в том, чтобы от ее индивидуального значения и от ее биологической функции выйти к духовным аспектам и объяснить ее нуминозное содержание – то, что так манило Фрейда и чего он не смог понять».
Солнцеподобное божество
Опубликованная в 1912 году Юнгом книга «Метаморфозы и символы либидо» оказалась поворотным пунктом, предопределившим последующий его разрыв с Фрейдом, потребность в углубленном самоанализе и разработку тех идей, которые легли в основу аналитической психологии. Трудно сказать, до конца ли понимал сам автор книги последствия ее публикации в тот момент, когда приступил к ее написанию. В воспоминаниях позднего периода своей жизни он говорил о том, что в период написания завершающей части книги он понимал, что это потребует жертвы от него (разрыва с Фрейдом), и тем не менее он не только завершил свой труд, но и опубликовал его.
Однако, скорее всего, подобная оценка прошлого была рационализацией, оправдывающей его собственные представления о последовательности изложения идей и стремлении к поиску истины. Она скрывает те сомнения и опасения, которые могли быть у него и которые, судя по его работе о либидо, отразились на иносказательном изложении соответствующего материала. Тем не менее, как бы там ни было, но реальность оказалась таковой, что усиленные личными обидами идейные разногласия действительно привели к разрыву двух крупнейших умов XX столетия.
По прошествии многих лет Юнг писал о тех расхождениях с Фрейдом, которые обнаружились в процессе их взаимного сотрудничества и которые давали основание говорить о том, что фактически, несмотря на поддержку основателя психоанализа, он был во многом не согласен с ним. Эти расхождения касались, прежде всего, фрейдовского понимания сексуальности вообще, сексуальной этиологии психических расстройств и их терапии, в частности.
Отчасти это действительно так, поскольку уже на начальном этапе переписки с Фрейдом и при первой встрече с ним Юнг испытывал сомнения по поводу той роли, которую основатель психоанализа отводил сексуальности.
«Я пытался, и не единожды, поделиться моими сомнениями с ним, но всякий раз он приписывал это отсутствию у меня достаточного опыта. Фрейд был прав: тогда у меня еще не доставало опыта для основательных возражений. Я видел, что его сексуальная теория чрезвычайно важна для него и в личном, и в общефилософском смысле. Это было очевидно, но я не мог решить, в какой степени это было связано с переоценкой собственных положений, а в какой – опиралось на результаты экспериментов».
Сексуальность в патогенезе истерии рассматривалась Юнгом хотя и преобладающим, но все же не абсолютным фактором. Данная позиция не смущала основателя психоанализа, который надеялся, что в процессе их дальнейшего сотрудничества его молодой коллега поймет, как умело маскируется фактор сексуальности и как много он может дать при его обнаружении для понимания и терапии неврозов.
В свою очередь швейцарский психиатр признавался, что он постепенно начинает постигать психоаналитические идеи и по мере приобретения соответствующего опыта при работе с пациентами обнаруживает истинность находок Фрейда. Так, менее года спустя после начала переписки с основателем психоанализа Юнг в своем письме к нему от 31 марта 1907 года отмечал:
«Наиболее трудную категорию – ваше расширенное понимание сексуальности – я поначалу усвоил и проверил на различных конкретных случаях. Мне стало ясно, что в общем и целом вы правы».
На протяжении последующих трех-четырех лет они тесно сотрудничали друг с другом. Причем именно под воздействием основателя психоанализа Юнг обратился к изучению мифов, освоению литературы по истории символов, в частности, прочитал труды Геродота и четырехтомник Ф. Крейцера по символике и мифологии, в котором содержался богатый материал по греческим и римским мистериальным культам.
Он обратился к Фрейду с просьбой, чтобы тот указал ему на источник мифа об Эдипе. Основатель психоанализа был рад тому, что швейцарский психиатр разделял его убеждения по поводу мифологии. Поощряя его исследования в этом направлении, он писал о той усладе, которую они ему доставляют. Но он не предполагал, видимо, что эти мифологические исследования уведут Юнга в сторону от классического психоанализа.
Выдвинутая Фрейдом теория либидо, в соответствии с которой сексуальность играет исключительно важную роль в образовании неврозов, составляла основу психоаналитического понимания существа невротических заболеваний и их терапии. Неприятие этой теории или отступление от нее рассматривалось им в плане отказа от психоанализа.
Предпринятая в начале 1911 года критика Альфредом Адлером этой теории воспринималась Фрейдом в качестве первой попытки подрыва психоанализа изнутри. Поэтому нет ничего удивительного, что основатель психоанализа всячески отстаивал свою теорию либидо. После разрыва с Адлером он писал по этому поводу Юнгу:
«Теперь на меня возложены обязанности мстителя оскорбленной богини Либидо, и я буду придирчивее, чем раньше, следить за тем, чтобы ересь не распространялась».
Швейцарский психиатр не мог не понимать, что, приступая к написанию работы «Метаморфозы и символы либидо», он вторгается в ту область, которая была особенно дорога основателю психоанализа. Если верить его воспоминаниям, то еще в 1910 году Фрейд просил Юнга дать ему обещание ни при каких обстоятельствах не отказываться от сексуальной теории и подобная позиция основателя психоанализа привела его к пониманию обреченности дружбы между ними.
«Я все еще живо помню, как Фрейд сказал мне: “Мой дорогой Юнг, обещайте мне, что вы никогда не откажетесь от сексуальной теории. Это превыше всего. Видите ли, мы должны сделать из нее догму, неприступный бастион”. Он сказал мне это со страстью, тоном отца, говорящего: “Мой дорогой сын, ты должен пообещать одну вещь: ты будешь ходить в церковь каждое воскресенье”. В некотором изумлении я спросил его: “Бастион – против кого?”. “Против потока черной грязи, – мгновение он колебался, затем добавил, – оккультизма”. И это напугало меня – эти слова “бастион” и “догма”, – ведь догма – неоспоримое знание, такое, которое устанавливается раз и навсегда и не допускает сомнений».
Возможно, это так и было, но тогда следует предположить, что на протяжении всего последующего периода их сотрудничества он был «себе на уме» и умело скрывал от основателя психоанализа свое неприятие фрейдовского понимания сексуальности, которому следует хранить верность.